И, уж конечно, никогда не плачут.

– Алисса, я правда не могу вернуться с тобой в Сарасоту. Сначала мне надо найти Хейли.

Она долго молчала, глядя на дорогу, а Сэм смотрел на нее и думал, какая она красивая с этими холодными глазами цвета океана и теплой кофейной кожей.

– Придется тебе поверить, что я найду ее для тебя, Сэм, – вздохнула наконец Алисса и кинула на него быстрый взгляд.

Он не успел отвернуться, чтобы скрыть выступившие на глазах слезы. Хорошо хоть, она не знает, что эти слезы – от бессилия, ярости и разочарования.

– Пока есть время, тебе не мешало бы подготовиться к вопросам, на которые придется отвечать, – посоветовала Алисса. – Их обязательно заинтересует работа Мэри-Лу в Макдоналдсе. Помнишь, когда она туда устроилась?

Сэм не помнил.

– Кажется, за пару месяцев до того, как уехала во Флориду, – неохотно ответил он, думая о том, что с каждой минутой они все ближе к Сарасоте и скоро надо будет действовать. – Я не помню точную дату, но ведь у них в офисе должны быть какие-то записи?

– Да, наверное, – нахмурила Алисса ровную, тонкую бровь. – Потом они обязательно захотят знать, интересовалась ли она твоей работой в шестнадцатом отряде.

– Ее интересовало только мое расписание: когда уйду и когда вернусь домой. Она же почти каждый вечер ходила на встречи анонимных алкоголиков, – напомнил Сэм. – Я возвращался с работы вовремя раза три в неделю. Иногда чаще – в зависимости от того, чем занимался отряд. В эти дни она уходила, а я оставался дома с Хейли. – Он улыбнулся. – Иногда, перед тем как уйти, Мэри-Лу укладывала ее в кроватку, но Хейли прекрасно понимала, что мы с ней остались вдвоем, и требовала, чтобы я ее достал, и сидела со мной до самого возвращения Мэри-Лу. Смешно: она была такой маленькой, а уже такой смышленой. Мы вместе смотрели бейсбол, и могу поклясться, она отличала «Ковбоев» от всех прочих. – Он поглядел на Алиссу. – Я понимаю, ты, наверное, плохо думаешь о Мэри-Лу и переносишь это на Хейли. Я и сам стараюсь не вспоминать о проколотых резинках. Но Хейли – такая прелесть, Лис. Она-то ведь ни в чем не виновата.

– Как ты мог не видеться с ней целых полгода?

– Не знаю. Как мог я не видеться с тобой целых полгода?

– Пожалуйста, не начинай опять.

– Наверное, я боялся. – Ну, вот, он это сказал. – Боялся, что недостаточно хорош, чтобы быть отцом. Боялся навредить и изгадить ей жизнь.

Это признание дорого далось Сэму, даже на лбу выступил противный холодный пот. Однажды он попытался поговорить об этом с Мэри-Лу, объяснить, что ему страшно даже брать Хейли на руки, не потому что он боится уронить ее, а потому что груз ответственности кажется невыносимым. Слишком хорошо он помнил боль, причиненную ему собственными родителями, и знал, что мать, по крайней мере, делала это совершенно неумышленно. И до дрожи боялся нечаянно навредить этому хрупкому крошечному существу.

Мэри-Лу тогда глянула на него, как на полного психа, и Сэм быстро заткнулся.

Если и Алисса сейчас посмотрит так же…

Он силой заставил себя продолжать:

– Мой собственный папаша был полным дерьмом. Настоящим монстром. Мне даже не рассказать тебе, Лис… По-моему, у него внутри сидела какая-то гнойная болячка, и он постоянно отыгрывался на нас. Я ничего не знаю о том, как быть хорошим мужем и отцом. Все, что я знаю, – это то, что я не хочу быть таким, как он. Но ведь даже если я буду другим, это еще не значит… – Сэм замолчал и глубоко вздохнул. Черт, неужели она не может хоть что-нибудь сказать? Ладно, хорошо хоть слушает. – И потом, когда я думал о нашей жизни с Мэри-Лу, я видел, что невольно повторяю его ошибки. Я тоже женился на женщине, которую не любил и которая мне даже не нравилась, и поэтому скоро отказался от нее. Но только наполовину. Точно так же, как и он. Я будто постепенно превращался в него, знаешь, как волки-оборотни в дурацких фильмах, и меня это просто душило. Он все время проводил в разъездах, чтобы поменьше нас видеть, и я стал делать то же самое: старался не пропустить ни одной командировки, ни одной операции. Но даже когда возвращался, телом я был с ними, а душой где-то шлялся. – Сэм попробовал засмеяться, но смех получился неприлично похожим на плач. – Слава богу, хоть не избивал Мэри-Лу и Хейли до полусмерти.

Этого, черт побери, он совсем не собирался ей рассказывать. Как-то само собой вырвалось. С жалкими неудачниками это случается то и дело.

Вот только… Черт, неужели, правда? Пальцы Алиссы переплелись с его пальцами и сжимали их…

Охренеть! Он даже не надеялся на такую реакцию и сейчас сидел, проглотив язык и боясь вздохнуть, чтобы не спугнуть ее.

Самое смешное, что, когда он сознательно пытался манипулировать ее эмоциями, ничего подобного добиться не удавалось. Значит, каким-то образом Алисса поняла и то, что он сейчас был искренен, и то, как чертовски тяжело ему было облечь все это в слова и еще тяжелее – высказать вслух.

Они проехали знак, сообщающий, что до Сарасоты осталось двести двадцать пять километров. Если Алисса по-прежнему будет ехать со скоростью сто тридцать, у него есть примерно девяносто минут на то, чтобы освободиться.

Десять минут. Он даст себе еще десять минут на то, чтобы посидеть в машине, сжимая ее пальцы, а потом скажет Алиссе, что ему надо отлить.

Конечно, ее эта новость не обрадует, но она, по крайней мере, остановится на обочине. В лучшем случае, они заедут на стоянку, где есть туалет. Сэм уговорит ее снять с него наручники, и, как только она это сделает… Прости-прощай, он просто испарится. Только что был – и вот уже нет.

Она, конечно, здорово взбесится.

Ну а пока он еще немного подержит ее за руку.

В то лето, когда они перешли в восьмой класс, Роджер и Ной вдруг начали очень быстро расти, и к началу занятий им обоим не хватало какого-то сантиметра до метра восьмидесяти.

Как оказалось, самое трудное – это привыкнуть к тому, что пространство над головой, которого раньше было так много, неожиданно резко сократилось, и об этом надо было постоянно помнить, чтобы не разбить обо что-нибудь голову.

Второй задачей было научиться соизмерять свои силы.

Уолт строго сказал мальчикам, что с драками надо завязывать. За это лето они переросли большинство своих прежних противников, и последствия самого пустякового столкновения могли неожиданно стать очень серьезными.

Он обещал научить их управлять самолетом. Настоящей «Цесной», принадлежащей летной школе. Разумеется, только после того, как они освоят теорию.

«Но сначала, – сказал Уолт, – они должны продержаться без драк целый месяц».

Говоря «они», Уолт на самом деле имел в виду Роджера. Ной редко ввязывался в драки по собственной инициативе.

Роджер держался уже двадцать шесть дней. Последние три дались ему особенно тяжело, потому что страдать приходилось одному: Ной валялся дома с больным горлом. Но он твердо решил, что никакой гад не заставит его сорваться в оставшиеся четыре дня.

Вот только этот Лайл Морган, урод скособоченный, увязался за ним сегодня после школы.

– Эй, Ринго, постой!

Хрен тебе. Роджер ускорил шаг и даже перешел на другую сторону улицы.

Моргана, однако, это не остановило.

Лайл Морган был одним из тех немногих старшеклассников, которые все еще оставались тяжелее и выше Роджера. К тому же он играл в школьной футбольной команде. И еще не простил Роджера за то, что тот возил его лицом по песку месяц тому назад.

Хотя Лайл тогда напал первым.

С другой стороны, сделал он это после того, как Роджер сказал ему пару ласковых.

И опять же, нельзя не признать, что, защищая себя, Роджер, возможно, чересчур увлекся, особенно после того как Лайл неуважительно отозвался о его сестре Элейн.

Тогда Ной с трудом оттащил его от старшеклассника, и Роджер до сих пор помнил, с каким испугом друг при этом смотрел на него.

После этого Уолт и Ной провели с ним по отдельности долгие воспитательные беседы о какой-то хрени, которую они называли «умением управлять эмоциями». Ной даже зачитал кусок из юридического справочника о непредумышленном убийстве и не поленился высчитать среднее количество лет, присуждаемых за убийство в драке.