– Да, трудная ученица, ничего не скажешь. И чтобы урок не пропал даром, я покажу тебе, как обращаться с кинжалом.

Взяв один из деревянных ножей – он предпочел не рисковать со сталью, – Дэвид стал объяснять ей, касаясь при этом ее тела:

– Если тебе приходится защищаться или нападать, цель в глаза, в горло или живот.

– А почему не в сердце?

– В сердце лучше всего, но ты рискуешь попасть в ребро, а для тебя чем проще, тем лучше.

На этот раз громко захихикал Эдгар, и когда Дэвид оглянулся, он увидел, что дети наблюдают за ними с живейшим интересом.

– Мама, ты будешь завтра учиться с нами?

Берт задала этот вопрос так, как будто это было в порядке вещей, но сердце Дэвида одновременно сжималось и ликовало. Элисон завоевала симпатии его дочери, не сделав для этого ни малейшего усилия, и он сомневался, что она сама знает, как ей это удалось.

Но Элисон догадалась, что удивляться этому новому обращению не следует.

– В замке многое требует моего внимания, боюсь, что у меня будет мало времени практиковаться… – Она тяжело вздохнула. – Вот если бы кто-нибудь мне помог…

Эдгар выступил вперед.

– Сквайр должен знать все о хозяйстве в замке. Я бы счел за честь, если бы вы научили меня всему, что знаете сами.

Берт толкнула его своим острым локтем.

– Эй, это я хотела попросить ее поучить меня!

– Ты никогда не интересовалась хозяйством, и притом ты – девочка, а девочки не могут заниматься одновременно военным искусством и домашним хозяйством. У тебя горячка сделается.

– Не сделается!

– Еще как сделается. – Эдгар осторожно вкладывал кинжалы в ножны.

– Нет, не сделается. – Она собирала деревянные ножи.

Взяв Элисон за руку, Дэвид увел ее с площадки. Он тихо сказал:

– Вот так мы приучили ее читать. Берт всегда готова принять вызов.

– Я запомню это. – Элисон пыталась снять кожаный браслет, защищавший ее кисть, но пальцы дрожали, и она наконец протянула ему руку. – Ты мне не поможешь? Я так мало сделала, а устала ужасно.

– Сделать что-нибудь плохо куда труднее, чем сделать это хорошо.

Они остановились у калитки, ведущей в огород.

– Но у тебя-то все получается отлично, а начинал ты, наверно, не лучше меня.

Он взглянул на нее насмешливо-вопросительно.

– Ну ладно, пусть у меня выходит хуже. – Она откинула волосы за плечи. – Но мастерства у тебя было все-таки немного поменьше, чем теперь?

– Немного поменьше.

Он освободил ее руку от защитного браслета и осторожно погладил натертую кожу.

– И ты стал лучшим наемником в Англии и во Франции. Ты стал легендарным Дэвидом из Рэдклиффа.

С кривоватой улыбкой он снял с нее кожаные напальчники.

– Да, я легендарный наемник, одолевший в схватке дракона.

– По-моему, ты путаешь себя со святым Георгом, – серьезно заметила она. – Но бьюсь об заклад, с твоим опытом и после упражнений в Джордж Кроссе ты и сегодня лучший воин в Англии.

– Ты видела огород? – Он открыл калитку и жестом предложил ей войти.

– Да. – Она сделала шаг. – Он в образцовом порядке.

Он остановился в нерешительности. Он не хотел идти туда с ней. Во всяком случае, не сейчас, когда волосы у нее распущены и на губах играет улыбка. Но она продолжала говорить, и он не осмеливался прервать это их общение впервые после многих дней и ночей, когда они ограничивались только вежливыми фразами.

– А ты сам не считаешь, что ты лучший воин в Англии?

Он последовал за ней, оставив калитку открытой.

– Нет. Теперь уже нет.

Она хотела было возразить, но он покачал головой.

– И дело тут не в силе, не в мастерстве и не в опыте. Я уже никогда не смогу сражаться как прежде, потому что я потерял вкус к убийству.

Она нагнулась сорвать веточку мяты, но при этих его словах выпрямилась.

– Вот как?

Прислонившись к стене, он наблюдал, как она обрывает листочки и нюхает их.

– Битва – это удел молодых, и только те, кто не имеет уважения к смерти, могут относиться к ней равнодушно.

Она взяла веточку в рот, и он почти ощутил вкус мяты вместе с ней.

– А теперь у тебя появилось уважение к смерти?

– Я увидел причиняемое ею горе. Я терял близких друзей только потому, что какому-то рыцарю понадобились их доспехи.

Ее сочувственный вздох успокоил его, и он пододвинулся к ней.

– Теперь мне есть что терять. У меня жена и ребенок, двое детей! – поправился он. Элисон погладила себя по животу. – Мне кажется, есть лучшие способы сохранить завоеванное мной, чем кровопролитие.

– Поэтому ты на мне и женился? – Элисон отодвинулась от него, задавая этот вопрос небрежным тоном, как будто ответ мало ее интересовал.

Он надеялся, что это было не так. Ему бы нужно было тщательно выбирать слова, воздействовать на ее разум, чтобы не напугать ее избытком чувства.

Но над своим сердцем он был не властен.

– Я чувствовал, что моя обязанность защитить тебя. Но обязанность и потребность – это не одно и то же.

Она молчала. Он тоже замолчал. Тогда Элисон заинтересованно спросила:

– А в чем была твоя потребность?

– Любить тебя.

– Любить? – Она смотрела на него с откровенным удивлением. – Любовь – это романтические бредни. Никакой любви не бывает.

– Раньше я тоже думал, что не бывает. – Он сделал шаг и остановился перед ней. – Но я думал, что и таких женщин, как ты, тоже не бывает.

– А я думала, что смогу сказать тебе все, и ты поймешь…

Он сжал ей руки.

– Скажи!

– Нет, не могу.

– Скажи мне.

– Это не моя тайна.

– Но она грозит опасностью тебе.

Ее глаза наполнились слезами. Губы беззвучно шевелились.

– Разве я когда-нибудь предал твое доверие?

– Нет.

– Тогда давай я начну. Твоя лучшая подруга была замужем за Осберном, герцогом Фрэмлингфордским.

Ее лицо окаменело. Она снова стала Элисон, графиней Сент-Джордж, какой она была в момент их первой встречи. Но теперь он умел читать ее мысли.

– Это всем известно, – спокойно отвечала она.

– Она его разлюбила.

Напряжение ее губ ослабло, и он понял, что его догадка неверна.

– Или, может быть, она его любила, а он избивал ее до полусмерти.

Она сжала губы.

Стало быть, Осберн бил жену. Дэвид не удивился. Многие этим занимались.

– Поэтому она хотела оставить его, и ты ей помогла.

– Почему ты так думаешь?

– У нее в гробу была волчица с волчонком. Ты думаешь, я такой дурак, что поверю, что она после смерти превратилась в волчицу? Ты ведь этого добивалась? Что, если гроб вскроют, суеверный страх одержит верх над подозрениями и волчицу снова потихоньку закопают?

Элисон устремила взгляд куда-то через его плечо. Она все еще старалась найти способ опровергать его догадки. Но он ей не позволит. Больше это у нее не выйдет. Он уже был слишком близок к разгадке.

– Ты устроила так, как будто леди Фрэмлингфорд умерла, а сама спрятала ее где-то.

Элисон тяжело дышала, и он чувствовал, что она вся дрожит.

– Скажи мне, где. Она сбежала к любовнику? Она в одном из твоих замков? Ты отправила ее во Францию?

Элисон попыталась отрицательно покачать головой.

– Неведение опасно, Элисон, во всяком случае, в этом деле. Фрэмлингфорд – опасный человек. Скажи мне хотя бы, где она, чтобы я мог…

– Отправить ее обратно к мужу?

– Так вот как ты обо мне думаешь! – Он не дал ей возможности ответить. – У меня есть друзья, о которых Фрэмлингфорд не знает. Если я отправлю ее к ним, он никогда об этом не узнает и никто не заподозрит тебя в соучастии.

– Как это может помешать ему преследовать меня? – Ее отчаяние вырвалось наружу опалившим его огнем. – Он не успокоится, пока не причинит мне зла, как и моей подруге.

– Я не позволю ему.

– Каким образом? Ты говоришь, что тебе больше не доставляет удовольствия убивать. А Осберну доставляет. Ему особенно нравится делать это медленно. – Элисон побледнела от отвращения. – Ты знаешь, что он убил одного из своих пажей?