Фиделю Кастро стали приносить расшифровки записей бесед «некоторых советских с некоторыми партийцами». В одной из них, как будто невзначай, упоминалось о том, что, дескать, Фиделя неплохо сменить, а на его место посадить Рауля… Фидель, естественно, разгневался и вызвал в ЦК КП Кубы большую группу «микрофракционеров». Он заявил им, что «они заблуждаются, многого не знают и потому не в состоянии правильно и сколь–нибудь аргументированно судить о политической линии кубинского правительства и советско–кубинских отношениях» [513].
Но на некоторых товарищей его критика не подействовала, они продолжили вести «крамольные» разговоры. Тогда Кастро прибег к арестам.
Для расследования фракционной деятельности была создана партийная комиссия в составе 30 человек, в состав которой вошли как «старые», так и «молодые» коммунисты. В течение четырех месяцев члены комиссии изучали материалы, беседовали с членами фракции и с их семьями. Причем за работой комиссии следил лично Фидель Кастро.
Материалы предварительного следствия показали, что эта фракционная группа представляет «серьезную опасность не только для кубинской революции, но и для отношений между Кубой и Советским Союзом и другими социалистическими странами, так как фракционеры направляли тенденциозную информацию в эти страны». Большинство арестованных высказывали недовольство политикой правительства и обвиняли Фиделя Кастро в умышленном ухудшении кубино–советских отношений. «Старый» партиец Блас Рока сказал, что «большинство членов „микрофракции“ сами виноваты в происшедшем, поскольку они занимались деятельностью, которая подлежит наказанию в любом государстве или в любой партии. Конечно, добавил он, вопрос о том, какому наказанию они должны быть подвергнуты, может решаться по–разному» [514].
В донесении советской резидентуры в Москву сообщалось: «В доме Анибала Эскаланте обсуждались и „решались“ проблемы внутренней и внешней политики Кубы, раздавалась ничем не сдерживаемая критика „культа личности“ Фиделя Кастро. Об этом вскоре стало известно кубинскому руководству, в том числе и самому Фиделю, так как среди людей, приходивших в дом Эскаланте, были те, кто информировал обо всем этом органы госбезопасности. Поэтому можно считать, вся деятельность „микрофракции“ находилась под полным контролем кубинской контрразведки» [515].
Около 200 арестованных деятелей НСП, включая Окта–вио Фернандо Роя, Кинделана, Эскалона и Кинтела, содержали в крепости Кабанья и здании бывшего католического университета. Анибал Эскаланте находился под домашним арестом.
30 января 1968 года в крепости Кабанья начал заседать революционный трибунал. Членов «микрофракции» обвинили в государственной измене. Почти всех их приговорили к разным срокам тюремного заключения за антипартийную деятельность, хотя некоторые особенно горячие головы из окружения Кастро, получив прекрасный повод доказать ему свою верность, требовали для них смертной казни. В феврале 1968 года на Кубе начался второй этап разоблачения «микрофракции». Выявлялись лица, которые имели какие–либо связи с членами «микрофракции» или высказывали мнения, сходные с их точкой зрения.
По указанию Рауля Кастро была создана специальная комиссия, которая занималась рассмотрением дел вышеупомянутых лиц. В аппарате ЦК КП Кубы, министерствах и других госучреждениях началась «чистка». Целью этой кампании было удаление из партийного и государственного аппарата людей, разделявших взгляды «микрофракционеров».
Правда, в начале 1969 года некоторым членам «микрофракции» был уменьшен срок тюремного заключения и смягчен режим. Анибал Эскаланте был изолирован в одном из сельскохозяйственных кооперативов – проходил курс «трудотерапии». Два раза в месяц его отпускали на свидание с престарелой больной матерью. Но теперь несостоявшийся лидер «второй кубинской социалистической революции» впал в другую крайность. С таким же энтузиазмом, с каким он критиковал Фиделя, Эскаланте стал писать ему многостраничные покаянные письма. К началу 1970 года многие из микрофракционеров были освобождены досрочно.
Хороший урок преподал Фидель Кастро своему брату, который, волею некоторых «микрофракционеров», совершенно необоснованно оказался в центре самого крупного после революции политического скандала. Фидель временно отстранил Рауля Кастро от руководства революционными вооруженными силами, «командировав его на учебу». Но это не всё. Он обязал Рауля, известного своими симпатиями к СССР и советской модели социализма, выступить на январском 1968 года пленуме ЦК с докладом о «микрофракции». Доклад Рауля Кастро с перерывами длился 12 часов!
На этом пленуме Центральный комитет компартии Кубы открыто занял критическую позицию по отношению к Советскому Союзу. Фидель Кастро выдвинул лозунг «стать независимыми и опираться на собственные силы». А Рауль Кастро, совершенно неожиданно для Москвы, обвинил ряд работников посольств социалистических стран в связях с членами «микрофракции» и, следовательно, в ведении против Кубы подрывной работы.
Разоблачительное выступление в адрес СССР на январском пленуме было, по всей видимости, той ценой, которую
Рауль заплатил, чтобы вернуть доверие брата и приближенность к нему.
На этом пленуме Фидель Кастро убил сразу нескольких зайцев. Показал, что никто из тех, кто посмеет «перечить генеральной линии», не уйдет от ответа, будь он трижды заслуженный человек. Дал понять советскому руководству, что, несмотря на внушительную помощь со стороны Советского Союза, Куба никогда не согласится быть «послушным исполнителем» воли Москвы и не отдаст ни пяди своего суверенитета во имя чьих–то интересов. Январский пленум был нужен Фиделю Кастро еще и для того, чтобы отвлечь внимание кубинцев от провала попыток организации партизанского движения в странах Латинской Америки и создания там «множества вьетнамов». Наконец, он в очередной раз показал своим оппонентам, что его лучше не злить.
Именно с этого момента Фидель Кастро, разобравшийся с последними политическими противниками, не в руководстве Кубы – их там уже не было, а в партийных рядах, стал решать все вопросы единолично, предельно «персонифицировав» кубинскую власть. Он простил Рауля Кастро и полностью подчинил вооруженные силы Кубы своему брату. Соратник Фиделя Кастро еще по Монкаде, бывший влиятельный заместитель министра РВС Хуан Альмейда был назначен министром строительства. Был заменен глава МВД – им стал Серхио дель Валье.
Серхио дель Валье во время учебы в Гаванском университете выступал против диктатуры Батисты, принадлежал к «Движению 26 июля». Одновременно был близок к НСП. Был соратником Фиделя Кастро по борьбе в горах Сьерра–Маэстра. После победы революции был назначен начальником штаба повстанческой армии, а затем начальником Генерального штаба революционных вооруженных сил Кубы. Этот скромный, простой, общительный человек относился дружественно к Советскому Союзу и являлся близким другом Рауля Кастро.
После январского 1968 года пленума ЦК КП Кубы внутри кубинского руководства была достигнута высокая степень политической однородности – все влиятельные кубинские деятели стали проводниками личной политики Фиделя Кастро и беспрекословно выполняли все его указания.
Но, как известно, режим, при котором на вершине власти оказывается «непогрешимый национальный лидер», рождает атмосферу угодничества, плебейского чинопочитания, желания во всем копировать правителя. Слепая вера в непогрешимость Фиделя доходила до абсурда. Мало кто хотел принимать решения и брать на себя ответственность, опасаясь, что может навлечь на себя его гнев.
Но кто же тогда мог хоть как–то влиять на Фиделя Кастро, мог что–то советовать ему? Кто, помимо брата и членов политбюро, входил к концу 1960–х годов в «ближний круг» команданте эн хэфэ? Ведь, как известно, короля играет свита.
В окружении Кастро, как и при любом правителе в мировой истории, к тому времени появились лица, которые боролись за сферы влияния в партийном и государственном аппарате. В условиях абсолютной политической однородности кубинской верхушки в конце 1960–х годов эти лица разделялись сугубо по личным привязанностям, скорее даже, по степени «доступа к Кастро». Среди них не было политических противников. Просто они имели возможность близко общаться с ним. Образно говоря, что–то сказать ему в приватной обстановке. Влиянием в широком понимании такое общение вряд ли могло быть. Скорее это было частичное или временное воздействие, к которому Кастро в лучшем случае прислушивался. Решать все вопросы он предпочитал сам.
