Почему-то при этих словах Миллисент недовольно вскинула брови. Глаза ее, спрятанные за стеклами очков, тревожно вспыхнули.

– Да, верно. Меня взяли на работу вскоре после смерти отца Грея. А почему это вас интересует?

Лалла решила, что довольно ходить вокруг да около, и спросила:

– Миллисент, как вы относились к Джейн Четвин?

Чувствовалось, что та никак не ожидала подобного вопроса.

– Мне платят за работу, а не за то, чтобы я распускала слухи о родственниках своего работодателя, Лалла. Знаете, я уже сделала однажды ошибку, посвятив вас в подробности прошлого Тодда О’Коннора. Но больше я не хотела бы совершать подобных глупостей!

– Ну что вы, Миллисент, я не собираюсь сплетничать. – Лалла ласково улыбнулась. – Я просто хотела услышать ваше мнение о Джейн. Какое впечатление об этой женщине сложилось у вас? Какая она была? Нравилась вам или нет? И как сама к вам относилась?

– Мое собственное мнение никому не интересно, – сухо заметила Миллисент. – Я еще раз хочу напомнить вам, что печатаю бумаги и отправляю деловые письма, а еще подшиваю документы в папки и за это получаю деньги, а не за то, что думаю о близких моего хозяина.

– Но поверьте, мне это интересно!

Миллисент неторопливо сняла очки, выпрямила спину и уставилась на Лаллу, склонив голову.

– Я знаю, что вы гостья родной сестры Грея, но ваши постоянные дознания кажутся мне все более странными. Что вы хотите узнать? До чего докапываетесь?

– Видите ли, Миллисент, Дейзи пригласила меня лишь потому, что очень беспокоится за Грея и думает, что никто лучше меня не сможет понять, в чем причина его депрессии. – Она перевела дыхание. – И я надеялась, что вы, хорошо знающая его, поможете мне, Миллисент.

Секретарша снова нацепила очки на нос.

– Ах, если бы от меня что-то зависело, я не пожалела бы никаких сил для Грея. Он прекрасный начальник, и я так благодарна ему! Но не понимаю, как мое мнение о его жене… точнее, покойной жене, может помочь.

– И все-таки поверьте, это очень важно! – улыбнулась Лалла.

– Ну ладно. – Миллисент сложила руки на коленях и задумчиво посмотрела куда-то вдаль. – Мне кажется, миссис Четвин была образцовой женой. Она так четко и ровно исполняла роль хозяйки дома, будто это была не женщина, а хорошо отлаженный часовой механизм. Джейн никогда не смела отрывать мужа от работы и всегда была со всеми любезна и приветлива. Мне она нравилась, и, по-моему, все в доме ее любили. Когда она погибла, я была ужасно расстроена.

Как и предполагала Лалла, Миллисент говорила больше о себе, нежели о Джейн Четвин.

– Ну вот и все, что я хотела узнать. Спасибо, вы очень помогли мне, – поблагодарила она и хотела было достать из кармана письмо, как вдруг услышала за спиной звук чьих-то торопливых шагов по ступенькам, и оглянулась.

В приоткрытую дверь заглянул Грей; лицо его выражало недовольство.

– Миллисент, боюсь, вам придется прервать отдых. Есть дело, не терпящее отлагательства. Нужно кое-что напечатать. – Его взгляд небрежно скользнул по лицу Лаллы.

– Да, конечно, – быстро проговорила та, поднимаясь со стула и оправляя платье.

– Да, кстати, разыщите Тодда. Мне немедленно надо поговорить с ним, – добавил Грей.

– Я слышала, что они с Дейзи собирались на конную прогулку, – вмешалась Лалла. – Неужели стоит прерывать их путешествие?

Грей недовольно скосил на нее глаза, затем снова обратился к секретарше:

– Пошлите за ним кого-нибудь из конюхов. Я жду его в кабинете!

Затем оба спешно покинули террасу. Лалла осталась одна, недоумевая, что за срочные дела заставили Грея вызвать своих подчиненных.

Ответ она получила вскоре, за обедом.

Дождавшись, пока все усядутся за длинным красного дерева обеденным столом, Грей обвел присутствующих неторопливым взглядом и торжественно произнес:

– Я хочу кое-что сообщить. Дела заставляют меня срочно уехать в Нью-Йорк завтра утром. Миллисент и Тодд поедут со мной. Мы будем отсутствовать около недели.

Дейзи в растерянности разжала пальцы, и вилка упала на стол.

– Я думала, все свои финансовые дела ты можешь решать и здесь, в Диких Ветрах, – пробормотала она, посмотрев на брата.

– Я бы остался, – Грей пожал плечами, – но кое-что требует моего личного присутствия.

– Надеюсь, нам с Лаллой нет нужды уезжать вслед за вами?

– Ни к чему, – промолвил Грей и бросил на Лаллу испытующий взгляд. – Надеюсь, вы сможете отдохнуть от моего присутствия.

– Так когда вы уезжаете? – спросила Дейзи, вздохнув, и по тому, как она посмотрела на Тодда, Лалла поняла, что подруга огорчена.

– Завтра рано утром, – сухо повторил Грей и продолжил обед, не проронив больше ни слова.

С отъездом Грея и его помощников дом в Диких Ветрах стал пустым и безжизненным. Правда, Лалла подумала, что теперь-то наконец можно будет спокойно поразмышлять о волнующих ее проблемах, не наталкиваясь ежедневно на его мрачную фигуру. Она хотела еще раз спокойно восстановить картину трагической гибели Джейн Четвин и вспомнить подробности своего возвращения из Бентвуда.

Однако, как ни странно, образ Грея не покидал ее ни на минуту. Почему холодный взгляд его голубых глаз или резкое слово, слетевшее с его уст, сказанное без намека на прежнюю теплоту их отношений, были для Лаллы гораздо привлекательнее, чем сладкие комплименты, сотнями расточаемые в ее адрес любвеобильными французами? Почему его откровенное, нескрываемое издевательство, которое должно бы вызвать в воспитанной барышне чувство уязвленного самолюбия, заставляло ее сердце трепетать? Почему она все еще оставалась в Диких Ветрах, хотя здравый смысл подсказывал: «Беги, Лалла Хантер!»

Несомненно, она знала ответ на эти вопросы. Но Лалла не хотела признаваться в них даже себе. Поэтому, с трудом справляясь с мыслями, терзавшими ее, она убивала время долгими прогулками, карточными играми и верховой ездой. И хотя день, когда она должна была снова предстать перед Греем, измученная тревожными чувствами, неумолимо приближался, она молила Всевышнего, чтобы он дал ей сил справиться с этой мукой.

Вот и остался один день до возвращения Грея, Тодда и Миллисент из Нью-Йорка. Ветер затих, вечер был теплым, и Дейзи предложила поужинать на свежем воздухе. Лалла с удовольствием согласилась, и вскоре на открытой террасе появился круглый столик, застеленный льняной скатертью, на которой были разложены серебряные приборы и расставлены фарфоровые тарелки, которые всегда сопровождали семейные трапезы в Диких Ветрах. Дейзи посмеялась, назвав предстоящий ужин пикником, только лучше, потому что не будет муравьев, которые вечно лезут куда не надо.

Лалла вышла на террасу, вечер был ясный, и открывался прекрасный вид на селения, раскинувшиеся по берегам Гудзона. Солнце почти спряталось за холмом, и край небес побледнел. На Гудзоне не было видно ни одной лодки, и река, такая суетливая днем, теперь была торжественно-спокойна, неспешно неся свои темные воды. Девушке показалось, что она парит по голубому небу, не чувствуя собственного тела, но вдруг что-то заставило ее обернуться и посмотреть на старый особняк за спиной. Да, позади возвышались груды серого камня, называемые Дикими Ветрами, – дом, хранящий столько неразгаданных тайн! Лалла невольно вздрогнула, ощутив, как старый особняк смотрит на нее, будто предостерегая от чего-то.

Она встряхнулась. Дейзи встала за ее спиной и, словно читая мысли подруги, задумчиво произнесла:

– Мне кажется, наш дом опустел без Грея. Посмотри, какой он угрюмый! Ты знаешь, Лалла, я никак не дождусь завтрашнего дня. Скорей бы уж!

Почему-то упоминание о Грее только усугубило мрачные предчувствия Лаллы. Чтобы как-то отвлечь себя, она посмотрела на подругу, которая в тот вечер выглядела особенно привлекательно.

– Дейзи, сегодня ты удивительно хороша! Ну-ка, расскажи, откуда такой огонь в глазах?

Та покраснела.