– Конечно, я была на грани катастрофы, – призналась Лалла. – Но потом поняла, что могу найти применение своему таланту в иной сфере.

– И что же это за талант?

– Я решила, что бесполезно тратить силы на искусство, в котором все равно не достигнешь высот. Я стала своеобразным магнитом, притягивающим к себе людей из мира искусства. Я объединила вокруг себя художников различных стилей и взглядов. Моя квартира в Париже постепенно превратилась в своеобразный центр, куда съезжаются люди искусства со всей округи, и я счастлива, когда слышу у себя в доме несмолкаемый гул голосов.

Лалла вся сияла, надеясь услышать одобрение. Однако она ошибалась. Грей сдвинул брови и пожал плечами.

– И для этого нужно было уезжать в Париж? Не проще ли назвать вещи своими именами: ты стала обычной хозяйкой домашнего салона, каких полно в Нью-Йорке, и никто из них не считает умение принимать гостей каким-то особым даром.

Увы, Лалла не встретила у Грея понимания. Что ж, глупо было ждать обратного. Поэтому она печально продолжала:

– Да, ты прав, Грей. Но я должна была ехать в Париж. Должна! Мне хотелось свободы. И там, в огромном городе, я наконец обрела независимость.

Он бросил на девушку гневный взгляд и неторопливо прошел в дальний угол детской, где пылилась старая деревянная лошадка на колесах. Эта игрушка была, наверно, ровесницей Грея и Дейзи и помнила их детские забавы. Она вся потрескалась от времени, а краска поблекла и кое-где стерлась. Грей усмехнулся и принялся катать лошадку взад-вперед. Скорее всего он собирается с мыслями, чтобы сказать что-то важное, подумала Лалла. Внезапно он выпрямился, заложив руки за спину, и взглянул на нее исподлобья:

– Почему ты не приняла тогда предложения стать моей женой, Лалла? Настало время сказать правду… если ты не против, конечно.

Сказать правду… Она никогда не говорила ему об истинной причине своего отказа. Да он никогда бы и не поверил. Поэтому она только повторила слова, которые десятки раз мысленно произносила в течение последних лет.

– Ты хочешь знать правду? Ну что ж, я скажу. Да, тогда я отказала тебе, но ты никогда не делал мне предложения руки и сердца так, как это принято в обществе. Ты даже не просил меня – ты требовал, чтобы я стала твоей женой. Можно подумать, я была для тебя товаром, вещью, которую ты собирался приобрести, а не женщиной твоей мечты. Ты хотел превратить меня в свою собственность, Грей. Но ты не любил меня, не желал, как желают женщину.

Грей вскинул брови. Последние слова явно заинтриговали его, и Лалла почувствовала, как из темного угла комнаты холодные голубые глаза внимательно изучают ее.

– Я не любил тебя? Не желал? – спросил он вполголоса. – Как же тогда назвать все то, что происходило между нами? И ты заявляешь, что я хотел обладать тобой как вещью! Опомнись, Лалла!

Девушка приложила обе руки к груди, стремясь унять бешеное сердцебиение. О чем еще собирается говорить с ней этот ужасный человек? Каких признаний хочет добиться?

– Ах, Грей, я не отрицаю физического влечения к тебе. – Она снова ощутила его мягкие пальцы на своей груди. Оглянувшись на мгновение, Лалла заметила, что голубые глаза Грея потеплели, и поспешила добавить: – Но когда мы вновь возвращались в повседневную жизнь, ты меня ни во что не ставил. Ты всегда поступал, как считал нужным, не сомневаясь в собственной правоте. Мне казалось, что ты уже никогда не изменишься.

– Ну, Лалла, ты выставляешь меня просто каким-то чудовищем.

– Что ж, иногда ты им и бываешь, – ответила она.

Казалось, нервы Грея были натянуты до предела. Несомненно, слова Лаллы обидели его.

– Никто еще никогда меня так не оскорблял! – возмущенно воскликнул он. – Неужели ты не замечала, что я жил ради тебя! Я готов был выполнить любое твое желание! Любое! Слышишь, Лалла? Ты могла бы учиться живописи в Нью-Йорке. А лето мы проводили бы в Париже. Я сделал бы для тебя все, лишь бы ты была счастлива.

Лалла стояла, отвернувшись к мольберту. Она услышала, как Грей пересек комнату и приблизился к ней, остановившись за ее спиной. Она чувствовала его дыхание. Слава Богу, Грей не касался ее тела, иначе, подумала Лалла, она не отвечала бы за себя. Воспоминания были слишком живы!

– Посмотри на меня, – неожиданно потребовал Грей.

Услышав эти слова, Лалла застыла на месте как вкопанная.

– Это приказ? – Она медленно повернулась.

Голубые глаза уставились на нее, обнажая душу, и по телу девушки пробежала дрожь. Лалла поняла, что Грей о многом догадывался.

– Зачем ты скрываешь от меня правду? О, Лалла! Прошу, не молчи! Не заставляй меня страдать!

– У тебя слишком богатая фантазия, Грей, – попыталась отшутиться она.

– У меня? Да ты просто забыла, как я настойчив в достижении своих целей. Несколько лет я обдумывал, почему ты покинула меня тогда. И я все равно докопаюсь до истины. Учти, Лалла.

– Зачем ты мучаешь меня, Грей Четвин? – спросила она, задыхаясь от волнения. – То, что произошло между нами, предназначалось свыше. А сейчас прошу, оставь меня. Я хочу побыть одна.

– Твоя воля. – Он слегка поклонился и вышел из комнаты.

Вскоре шаги его затихли. Теперь, оставшись в одиночестве, Лалла наконец смогла перевести дух и без сил опустилась на стул. Спрятав лицо в ладонях, девушка почувствовала, как холодный липкий пот покрыл ее лоб и виски.

Сказать правду…

Она всегда боялась Грея, потому-то и отказалась выходить за него замуж. Мистер Четвин был олицетворением силы, энергии и твердости духа, но и Лалла никогда не пасовала перед трудностями, отстаивая собственное мнение. Они были словно два паровоза, мчащихся навстречу друг другу. И если бы им пришлось встретиться на одном пути, то ни один бы не уступил другому, дав возможность машинисту перевести стрелку.

В случавшихся между ними спорах Лалла всегда страшилась поражения. Уступив ему один раз, она уступила бы второй, третий… Она знала, что не сможет противостоять воле этого человека, и Грей превратит ее в безмолвную рабу без собственных мыслей, желаний и стремлений. Нет, она не могла смириться с такой участью. Но разве могла она в этом признаться?

Лалла медленно поднялась со стула и присела на игрушечную деревянную лошадку. Да, Грей был прав. Их отношения тогда зашли в тупик…

…Попрощавшись с игрушкой, одиноко скучавшей в углу, она покинула детскую.

Лалла обыскала все ящики комода в своей спальне, однако так и не обнаружила ни конвертов, ни бумаги. «Но не могу же я не написать Миранде», – подумала она и отправилась к Дейзи попросить несколько листков и конверт.

Однако, постучавшись в соседнюю дверь, она не получила ответа и решила направиться в сторону кабинета Грея. Наверняка у Миллисент найдется почтовая бумага.

Но не успела Лалла переступить порог приемной, как снова была остановлена строгой секретаршей. При виде ее Миллисент сразу же вскочила, бросив на посетительницу полный лютой ненависти взгляд, и встала у самой двери, словно защищая своего хозяина от непрошеной гостьи. Как и в прошлый раз, она представляла собой образец идеального секретаря: волосы тщательно забраны в пучок, на темной блузке высокий воротник, строгий взгляд и очки, сдвинутые на кончик носа.

– Доброе утро, мисс Хантер, – немного высокомерно произнесла она спустя некоторое время. – Чем могу быть полезна?

Лалла остановилась возле ее стола, скользя взглядом по множеству блокнотов, папок и листов бумаги.

– Во-первых, я хотела бы извиниться за тот случай. Но поверьте, Миллисент, мне необходимо было увидеть Грея. Во-вторых, я прошу, чтобы вы называли меня Лаллой.

Миллисент чуть заметно улыбнулась:

– Извинение принимается.

Лалла объяснила, что хочет написать несколько писем, и вскоре Миллисент извлекла из ящика письменного стола почтовую бумагу и конверты.

Поблагодарив Миллисент, Лалла направилась к двери, как вдруг из кабинета Грея стремительно выскочил Тодд О’Коннор. В руках он держал листки, мелко исписанные пером, и был полностью сосредоточен на их содержании.