Короче говоря, Сергей Агафонов не дал себе труда приподняться хотя бы на один сантиметр со стула.

В классе пригревало солнце, и было тепло и уютно. Вставшая рядом Ира Сыркина пихнула Агафонова в бок, но это подействовало на него так же слабо, как укус комара на медведя.

В этом месте, дорогой читатель, ты, чего доброго, подумаешь, что самый отстающий ученик пятого «А» был похож на медведя? Нет-нет! Скорее он был похож на небольшого тощего зайца.

Однако при долгом и пристальном взгляде на Агафонова и это впечатление скоро пропадало. Потому что ещё никому и никогда не доводилось встречать зайцев с невозмутимым и даже каменным выражением лица.

Казалось, ничто в жизни не удивляло и не могло удивить Сергея Агафонова. Казалось, ничто в жизни не могло его заинтересовать… Однако это было не так. И скоро нам представится случай в этом убедиться.

Громыхая стульями, класс стал рассаживаться.

Сергей Агафонов нехотя перевёл взгляд от окна, откуда улыбалось ему солнце, к учительскому столу… И неожиданно для себя вздрогнул.

В упор, прямо на него, улыбаясь, смотрела непонятно откуда взявшаяся рыжая девчонка.

Она глядела на него, как на старого, тысячу лет знакомого друга. И Сергею Агафонову вдруг стало как-то странно и неловко. И он даже, если признаться, ужасно вспотел.

С чего бы это?

Никогда в жизни Сергею Агафонову не было ни странно, ни неловко, даже если целых два десятка девчонок смотрели на него! А тут…

И Сергей Агафонов, незаметно для себя, слегка подтянулся и вытащил ноги из-под соседнего стола.

И это тоже было странно. И он тут же разозлился на себя за то, что он это сделал, и снова развалился за столом, и даже ещё небрежнее, чем раньше… Но эта рыжая уже не глядела на него. Она глядела на Нину Петровну, которая что-то говорила, и кивала ей в ответ головой.

Рыжие волосы свешивались по бокам её круглого и розового, как яблоко, лица, и вспыхивали, и светились на солнце. Большие веснушки скакали вразнобой по всему лицу, а нос у неё был прямо совершенно жёлтый от веснушек, как будто она долго нюхала цветы и испачкала нос в пыльце. А потом её жёлтый нос вдруг весело сморщился, она сощурила глаза, прикрыла нос рукой и звонко чихнула на весь класс.

— Будь здорова! — одними пересохшими губами сказал вдруг Агафонов. И, наверное, первый раз в жизни густо покраснел. И посмотрел сбоку на Ирку Сыркину.

А рыжая эта девчонка уже шла по проходу между партами, уже садилась рядом с занудой Залетаевой, уже вытаскивала из портфеля учебники и тетрадки. И учительница уже объясняла у доски урок, и уже шуршали тетрадки во всех углах класса… И начиналась для Сергея Агафонова новая, совершенно ему не знакомая, странная и беспокойная жизнь.

Весь урок не сводил отстающий ученик и гроза класса Сергей Агафонов взгляда с рыжей макушки. А когда настала перемена и новенькая вышла в коридор, Агафонов, весь урок ждавший этой минуты, как вихрь пронёсся мимо Тоси и дёрнул её на полном ходу за прядь мягких рыжих волос.

На что рассчитывал Сергей Агафонов, неизвестно. Может быть, он рассчитывал на то, что новенькой понравится, что её изо всех сил дёргают за волосы. Но новенькой это не понравилось. Она испуганно охнула и поспешила в класс.

И всё пошло насмарку. Как ни старался Сергей Агафонов, какие он ни выделывал фортели, новенькая, вместо того чтобы восхищаться его силой и ловкостью, испуганно охала и старалась уйти подальше.

А однажды Агафонов решил продемонстрировать высший класс пилотажа. Он подскочил к Тосе, выхватил у неё из рук сушку и бросил её с меткостью снайпера в открытое окно, прямо на тоненький коричневый сучок рябины. Сушка, как будто только этого и ждала, весело закрутилась на сучке. Но когда Агафонов, лихо и победно сделав стойку на руках, взглянул в глаза Тоси, он увидел в этих прекрасных, почти синих глазах, окружённых мохнатыми тёмно-рыжими ресницами, совсем не то, что хотел в них увидеть. Нет, не удивление и восторг он увидел в них. А увидел он страх и презрение. Совсем не так смотрела на него теперь новенькая. Совсем не так, как в то самое утро…

И тогда Сергей Агафонов понял, что всё пропало. Он понял, что эта рыжая дура невзлюбила его, что она так и не смогла оценить его ловкость и геройство.

А когда Сергей Агафонов увидел, что она уходит из школы не одна, а в сопровождении Спичкина, он решил мстить им обоим.

И мстить жестоко.

Пять дней думал Боря Дубов, где ему найти адрес Ани Залетаевой. На шестой он вдруг понял, что это проще простого, и отправился к ближайшей станции метро.

Возле метро стояла круглая будка справочного бюро.

— Извините, пожалуйста, — вежливо сказал Боря, — мне нужно узнать адрес…

Женщина в будке взяла карандаш и бумажку.

— Учреждение? Живое лицо? — строго спросила она.

— Что? — растерялся Боря.

— Я спрашиваю — учреждение или живое лицо?

— Живое лицо, — неуверенно сказал Боря.

— Фамилия?

— Залетаева, — сказал Боря и покраснел.

— Имя?

— Аня.

— Анна, — поправила женщина. — Отчество?

— Не знаю, — сказал Боря.

— Без отчества не принимаем, — сказала женщина. — Кто следующий?

Боря отошёл от окошка. Аниного отчества он не знал. Да и откуда ему было знать Анино отчество? Он и Аню-то ни разу в глаза не видел. Не пойдёт же он к Ирине Васильевне Залетаевой спрашивать отчество её дочери…

«Постой-ка! — Боря стукнул себя по лбу. — Какой же я дурак! Ведь я же могу узнать адрес Ирины Васильевны! Это же проще простого! Фамилия? Залетаева. Имя, отчество? Ирина Васильевна».

Боря снова подошёл к будке.

— Я у вас хотел узнать адрес, — сказал он. — Я не знал отчества, а сейчас вспомнил.

— Говорите, — сказала женщина в будке и снова взяла карандаш.

— Залетаева Ирина Васильевна, — сказал Боря и прибавил для убедительности: — Это моя тётя.

— С какого года?

— Что… с какого года? — растерялся Боря.

— Тётя с какого года?

— Всю жизнь, — испугался Боря.

Женщина первый раз взглянула Боре в лицо.

— Ты что, не понимаешь, что я тебя спрашиваю? Тётя с какого года? Лет ей сколько?

— Н-не знаю, — упавшим голосом сказал Боря.

— Хорош племянничек! — сердито сказала женщина в будке. — Не знает, сколько лет родной тётке! Ну хоть примерно сколько?.. Тридцать? Сорок? Пятьдесят?

— Кажется, тридцать, — робко сказал Боря. — Нет, наверное, пятьдесят.

Женщина неодобрительно покачала головой.

— Без года рождения гарантии не даём, — сказала она. — Может, этих Залетаевых в Москве пруд пруди…

Но через полчаса она протянула Боре бумажку с адресом Залетаевой.

— Твоё счастье, — сказала она, — что твою тётку не Иванова Марья Ивановна зовут! — И захлопнула окошко.

Боря взял бумажку.

— «Молодёжная улица, дом семь, квартира тридцать восемь», — стал читать Боря. — Молодёжная улица, дом семь, квартира тридцать восемь. Молодёжная улица, дом семь, квартира тридцать восемь…»

— Эй, под ноги гляди! — крикнул ему стоявший на троллейбусной остановке гражданин, когда Боря чуть не опрокинул его сумку с железными банками.

Боря потёр ушибленную ногу, радостно поглядел на хозяина сумки и, положив бумажку с адресом в карман, побежал домой.

И вот прошло ещё несколько дней.

Бумажка с Аниным адресом всё лежала в кармане куртки. Когда Боря надевал куртку, эта злополучная бумажка так и жгла Борин бок. Она как будто торопила Борю: «Ну, что же ты не пишешь? Давай пиши!» Но Боря уже знал, что ни за что на свете не решится написать письмо Ане Залетаевой.

И тогда Боря Дубов решил избавиться от этой бумажки.

С превеликими осторожностями, двумя пальцами, как вытаскивают бритву, Боря вынул бумажку из кармана и понёс на кухню.