51 Такой ли шла ты к принцу-пастуху, Такая ли к Анхизу приходила? Такая ли, покорствуя греху, Ты богу битв лукаво кровь мутила, Когда он видел глаз твоих светила, К твоей груди приникнув головой, А ты любви молила, ты любила, И поцелуев буре огневой Он отдавал уста, как раб смиренный твой. 52 Но бог, любя, не пел любовных песен, Он в красках чувство выразить не мог. Он был, как мы, влюбленный, бессловесен, И смертному уподоблялся бог. Часов любви не длит упрямый рок, Но смертный помнит краски, ароматы, Сердечный трепет — вечности залог, И памятью и опытом богатый, Ужели он не бог, творец подобных статуй! 53 Пусть, мудростью красуясь наживной, Художнической братьи обезьяна, Его эстетство — критик записной Толкует нам изгиб ноги и стана, Рассказывая то, что несказанно, Но пусть зеркал не помрачает он, Где должен без малейшего изъяна Прекрасный образ, вечно отражен, Примером царственным сиять для смертных жен. 54 В священном Санта-Кроче [199] есть гробницы, Чьей славой Рим тысячекратно свят. И пусть ничто в веках не сохранится От мощи, обреченной на распад, Они его бессмертье отстоят. Там звездный Галилей в одном приделе, В другом же, рядом с Альфиери, спят Буонаротти и Макиавелли, Отдав свой прах земле, им давшей колыбели. 55 Они бы, как стихии, вчетвером Весь мир создать могли. Промчатся годы, И может рухнуть царственный твой дом, Италия! Но волею Природы Гигантов равных не дали народы, Царящие огнем своих армад. И, как твои ни обветшали своды, Их зори Возрожденья золотят, И дал Канову твой божественный закат. 56 Но где ж, Тоскана, где три брата кровных? [200]Где Дант, Петрарка? Горек твой ответ! Где тот рассказчик ста новелл [201] любовных, Что в прозе был пленительный поэт? Иль потому он так пропал, их след, Что Смерть, как Жизнь, от нас их отделила? На родине им даже бюстов нет! Иль мрамора в Тоскане не хватило, Чтобы Флоренция сынов своих почтила? 57 Неблагодарный город! Где твой стыд? Как Сципион, храним чужою сенью, [202]Изгнанник твой, вдали твой Данте спит, [203]Хоть внуки всех причастных преступленью Прощенья молят пред великой тенью. И лавр носил Петрарка не родной [204] — Он, обучивший сладостному пенью Всех европейских бардов, — он не твой, Хотя ограблен был, как и рожден, тобой. [205]58 Тебе Боккаччо завещал свой прах, Но в Пантеоне ль мастер несравненный? Напомнит ли хоть реквием в церквах, Что он возвел язык обыкновенный В Поэзию — мелодию сирены? Он мавзолея славы заслужил, Но и надгробье снял ханжа презренный, [206]И гению нет места средь могил, Чтобы и вздохом тень прохожий не почтил. 59 Да, в Санта-Кроче величайших нет. Но что с того? Не так ли в Древнем Риме, Когда на имя Брута лег запрет, [207]Лишь слава Брута стала ощутимей. И Данте сон валами крепостными Равенна благодарная хранит. И в Аркуа кустами роз живыми Певца Лауры смертный холм увит. Лишь мать-Флоренция об изгнанных скорбит. 60 Так пусть вельможам, герцогам-купцам Воздвиглись пирамиды из агата, Порфира, яшмы, — это льстит глупцам! Когда роса ложится в час заката Иль веет ночь дыханьем аромата На дерн могильный — вот он, мавзолей Титанам, уходящим без возврата. Насколько он прекрасней и теплей Роскошных мраморов над прахом королей! 61 Скульптура вместе с радужной сестрой Собор над Арно в чудо превратила. Я свято чту искусств высокий строй, Но сердцу все ж иное чудо мило: Природа — море, облака, светила; Я рад воспеть шедевры галерей, Но даже то, что взор мой поразило, Не рвется песней из души моей. Есть мир совсем иной, где мой клинок верней. 62 Где зыблется в теснине Тразимена, Где для мечты — ее желанный дом. Здесь победила хитрость Карфагена, [208]И, слишком рано гордый торжеством, Увидел Рим орлов своих разгром, Не угадав засаду Ганнибала, И, как поток, в ущелье роковом Кровь римская лилась и клокотала, И, рухнув, точно лес от буревала, вернутьсяСанта-Кроче — церковь-усыпальница во Флоренции. вернуться…где три брата кровных? — Байрон говорит о трех великих основоположниках итальянской литературы — Данте, Петрарке и Боккаччо. вернуться…рассказчик ста новелл… — Джованни Боккаччо (1313–1375). вернутьсяКак Сципион, храним чужою сенью… — Сципион Африканский Старший, Публий Корнелий (ок. 235–183 гг. до н. э.) — римский полководец. По преданию, обиженный неблагодарностью граждан Рима, остаток дней провел далеко от столицы. вернуться…вдали твой Данте спит… — Данте, родившийся во Флоренции, умер в изгнании, похоронен в Равенне. вернуться…лавр носил Петрарка не родной… — За поэму «Африка» Петрарка был увенчан лавровым венком в Риме. вернуться…ограблен был… тобой. — Имущество отца Петрарки было конфисковано, а сам он изгнан из Флоренции вскоре после изгнания Данте. вернуться…надгробье снял ханжа презренный… — Ненавидевшие Боккаччо церковники в 1783 г. уничтожили его гробницу. вернуться…Когда на имя Брута лег запрет… — Брут Марк Юний (85–42 гг. до н. э.) — римский политический деятель, республиканец, один из убийц Юлия Цезаря. вернутьсяТразимена… хитрость Карфагена… — в 217 г. до н. э. близ Тразименского озера в битве между армией Карфагена и римскими войсками, втянутые в засаду и окруженные войска консула Фламиния были полностью разбиты армией Ганнибала. |
