Трейс почувствовал боль в левой руке, затем она онемела. Черт побери! Теперь он не сможет поднять руку. Ему было больно дышать, глаза заливали кровь и пот. Рана в боку отзывалась чудовищной болью. Снова отпрыгнув, он нанес Рэкли удар правой рукой, и звук хрустнувшей переносицы показался ему в этот момент самой сладкой музыкой на свете.

Одновременно его левая рука снова обрела способность двигаться, хотя и продолжала болеть. Сжав ее в кулак, Трейс улыбнулся Рэкли.

– Давай же, сукин сын. Ты ведь не позволишь такой мелочи, как разбитый нос, остановить тебя, не так ли?

С воплем гнева и боли Рэкли кинулся вперед, целясь в грудь Трейса. Краем глаза Трейс заметил какое-то движение. Воспользовавшись тем, что он на секунду отвлекся, Рэкли заключил его в медвежьи объятия и стал сдавливать, подобно удаву. Тогда Трейс обеими руками резко сжал уши Рэкли.

С громким воплем тот разжал объятия. Трейс сделал шаг назад, не отпуская при этом ушей Рэкли.

Снова движение.

Какое-то металлическое клацание.

И вдруг Рэкли, с закатившимися глазами, рухнул навзничь на палубу.

Пораженный и немного раздосадованный тем, что все кончилось так быстро, Трейс поднял глаза и увидел Лилиан. По лицу ее катились слезы, а в руке была зажата огромная чугунная сковорода.

– Она сделала это! – пробормотал стоящий на пристани Харп.

– Что ты, черт возьми, вытворяешь? – закричал на нее Трейс.

– Не смей на меня орать! – закричала она в ответ срывающимся голосом. – Я пыталась помочь тебе.

– Помочь? Да кто я, по-твоему, – двухлетний ребенок, которого должна спасать его мамочка? Никогда больше не вмешивайся в мои драки, женщина, или…

– Что или? – забыв о слезах, Лилиан задиристо вздернула подбородок.

– Я перекину тебя через колено и выпорю, как ты того заслуживаешь.

– Придется позвать на помощь всю полицию штата, ты, чертов сукин сын.

Трейс ответил бы ей что-нибудь, если бы мог оправиться от изумления. Не может быть, чтобы Лилиан действительно произнесла то, что он только что слышал.

Харпер тихонько присвистнул.

Но женщина со сковородой в руках только начинала распаляться.

– Ты только посмотри на себя – весь в крови, словно бык, сбежавший с бойни. А он, – Лилиан указала сковородой на Харпера. – Стоял там и улыбался, как придурок, пока это дерьмо молотило тебя будто боксерскую грушу. Как же я могла не вмешаться?

Что-то вдруг словно оборвалось в груди у Трейса, и он громко рассмеялся, не в силах сдержаться. Чем громче смеялся Трейс, тем сильнее ругалась Лилиан, а чем больше она ругалась, тем заливистей смеялся Трейс.

– Господи, Лили, как я люблю тебя!

Глаза Лилиан сузились.

– Если бы ты перестал смеяться, возможно, это прозвучало бы более убедительно.

– Ну же, – сказал Трейс, подавив наконец смех. – Ты ведь знаешь, что я говорю правду.

Может быть, от того, что спало наконец напряжение; или потому, что теперь Трейс не сомневался, что ему удастся очистить свое имя и он снова сможет вести прежнюю жизнь; а может, все дело было в том, как смотрела на него Лилиан, – словно бойцовая курочка, готовая сразиться с дюжиной дворовых псов, – но только Трейс вдруг рассмеялся еще громче.

– Знаешь, парень, – сказал, покачав головой, Харп, – по-моему, это не очень хорошая идея – смеяться над женщиной, которая держит в руках тяжелую сковороду.

Трейс отер со лба пот и кровь, а с глаз – выступившие от смеха слезы.

– А, – махнул он рукой, – она ни за что не ударит меня этой штукой.

– Почему это ты так уверен? – Лилиан смотрела на него, прищурившись.

– Потому что вы любите меня, мисс учительница. И любили с самого начала. Ну же, признавайся.

На глазах Лилиан снова заблестели слезы.

– Черт бы тебя побрал, – выпустив из рук сковороду, она отвернулась в сторону люка, не обращая внимания на грохот.

Трейсу вдруг сразу расхотелось смеяться. Схватив Лилиан за руку, он развернул ее к себе лицом и взял за плечи. Лилиан старалась не смотреть ему в глаза.

– Ну скажи, что любишь меня, – потребовал Трейс.

– Идите вы к черту, мистер коп.

– Скажи, – добивался своего Трейс, все крепче сжимая плечи Лилиан. – Произнеси эти слова.

Лилиан медленно подняла голову, и Трейс тут же подумал, что лучше бы она этого не делала. В глазах ее светились отчаяние и страсть, желание и надежда, гнев и страх. И любовь – куда более сильная, чем заслуживал мужчина. А еще – боль, которую не смогла бы перенести ни одна женщина.

– Отпусти меня, – прошептала Лилиан.

Посмотрев на удаляющиеся огни фургона, Трейс громко выругался.

– Чертова упрямая кукла.

– И ты сходишь по ней с ума, – заметил Харпер, пристраивая свою машину в хвост Лилиан.

– Да, черт побери, я схожу по ней с ума, – признался Трейс.

– И это пугает тебя.

С заднего сиденья послышался издевательский смешок.

– Большой и страшный Янгблад испугался такой малышки?

– Ты имеешь в виду малышку, которая сбила тебя с ног? – Трейс оторвал от микрофона скотч, которым тот был приклеен к груди Лилиан, приказав себе не вспоминать, как он приклеивал его туда, и повернулся к заднему сиденью.

– Как губа? Кровит?

– Ха, – отозвался Рэкли. – Неужели ты думаешь, твоего хилого кулачка достаточно, чтобы разбить ее?

– Это хорошо. Значит, крови во рту у тебя нет.

Рэкли ошалело посмотрел на Трейса.

– Нет.

– Еще лучше. И ты можешь нормально дышать носом?

– Конечно. Ты вовсе не сломал его, только расквасил немного.

– Прекрасно, прекрасно, – с этими словами Трейс заклеил пленкой рот Рэкли, и тот ничего не смог с этим поделать, потому что руки его были скованы сзади наручниками. – Все это означает, что ты не задохнешься, если заклеить твой поганый рот.

Харпер рассмеялся.

Рэкли пытался возразить что-то с заклеенным ртом, но Трейс и Харп не обращали на него внимания. Они проехали еще несколько миль молча, затем Харпер спросил:

– Так я прав? Тебя испугало то, что ты влюбился в Лилиан?

– Еще как испугало, – признался Трейс. – Ведь я давно уже решил никогда больше не влюбляться.

– Не могу винить тебя за это решение, – кивнул Харп. – От женщин одни неприятности.

– Ты прав, как всегда.

В тот вечер, когда началась вся эта история, Трейс, вползая под воняющий рыбой брезент, никак не планировал влюбляться. И вообще связываться с женщинами. Но острый язычок и пара сине-зеленых глаз растопили его душу. А эти сладкие, дрожащие от страсти губы. А тело – он словно заблудился в его горячих глубинах, и ему так не хотелось выбираться назад.

Но даже тогда, даже лежа с Лилиан в постели, он не собирался поддаваться чувствам. Не хотел доверять свое сердце женщине после всего, через что ему пришлось пройти с Кэрол. Неужели на этот раз все может быть по-другому?

Сегодня Лилиан ради него подвергла себя опасности. Трейс ни за что не должен был ей этого позволять. Страшно было даже вспоминать, как ей пришлось играть с Рэкли в кошки-мышки, как она не дрогнувшей рукой направила на него револьвер.

Но когда все закончилось и Трейс попытался заставить Лилиан признаться, что она любит его, что же она сделала? Ушла. Закрылась в каюте. А через несколько минут вышла оттуда, вручила Трейсу передатчик с микрофоном и заявила, что поедет домой одна. Трейс пытался протестовать, но Лилиан настаивала на своем. Она говорила что-то о том, что волнуется, как бы Харпер в одиночку не упустил Рэкли.

– Ведь если Рэкли убежит, значит, все мы зря старались. К тому же вам ведь надо ехать с ним в управление, чтобы все выяснить. А я и одна прекрасно доберусь до дома.

Если бы Лилиан смотрела при этом ему в глаза, возможно, Трейс даже поверил бы ее словам.

Черт побери, да что это с ним? Ведь всего через несколько часов он снова будет свободным человеком, получит назад свою жизнь. И ему необходимо знать, что хочет от него Лилиан.

А потом надо будет подумать, чего же хочет от нее он. Одно дело сходить по Лилиан с ума и даже признаться в этом, и совсем другое – предпринять что-нибудь по этому поводу. При одной мысли о том, чтобы снова связать себя узами, – и это еще если Лилиан захочет его принять, – Трейса бросало в холодный пот.