Увидев ярко освещенный дом, приютившийся среди деревьев, Джордан почувствовал, что в нем опять вспыхнула твердая решимость. Было такое впечатление, что, ожидая его, Джини зажгла свет во всех комнатах. Взгляд его опять вернулся к девочке. Ему очень не хотелось будить ее, но он все же легонько пошевелил локтем, и Мелани повернулась в его руках, ее ресницы задрожали и распахнулись.

При виде Джордана она сонно улыбнулась.

– Так ты мне не снишься? – пробормотала она.

Он с удовольствием отметил, что она не попыталась убрать голову с его плеча.

– Нет, я тебе не снюсь, – как можно мягче ответил он.

– А кажешься сном.

– Это ненадолго, – бросил он, помогая ей выбраться из машины и за руку ведя ее по дорожке к дому.

Он сразу же заметил и траву по колено, и облупленные стены, и оторванную сетку от комаров на окнах и дверях. Вот тот рай, из которого Джини хотела его изгнать.

– Осторожно, – предупредила Мелани, – третья ступенька сгнила. Мы обычно ходим через кухню.

Мелани достала ключ и отперла парадную дверь.

– Ты приехал, чтобы помочь мне объясниться с мамой, помнишь?

– Ну, конечно.

Она провела его за собой в уютную гостиную. Джордан стоял посередине комнаты, заполняя ее самим своим присутствием. Несмотря на простоту обстановки, здесь было удобно и уютно, можно было забраться с ногами на диван, не боясь что-то испортить. Этой теплоты и прелести недоставало его роскошному особняку в Малибу и тем великолепным апартаментам в гостиницах, к которым он привык.

Его взгляд остановился на мягкой кушетке, которую Джини раскопала в маленьком магазинчике за Галверстоном всего за двадцать пять долларов и заново обтянула, использовав для этого два связанных ею на спицах вишневых пледа. На полочках стояли плетеные корзиночки, пышные комнатные цветы свешивались из вазонов, а венские стулья были расписаны вручную. Все предметы в комнате казались потерявшимися детьми, которых Джини подобрала в магазинах подержанных вещей и на дешевых распродажах, привела в порядок, и теперь они стали одной семьей. На стене висело множество фотографий Мелани. Страшная серая кошка (без сомнения, любимица девочки) сидела на подоконнике, глазами-щелочками рассматривала чужака и сердито била хвостом. Джордан понял, что целую вечность не был в настоящем доме.

Неожиданно почувствовав себя не в своей тарелке, он принялся поправлять галстук, но проклятый ошейник стянул шею еще туже. Ему не часто приходилось надевать костюм, и тело сейчас было как в клетке, скованное тесным воротником на шее и жесткими манжетами на запястьях. Из-за непривычно большого количества одежды Джордану стало жарко, точно он в сауне. Опущенные вниз руки в нетерпении сжались в кулаки.

В этот момент он увидел Джини.

Точно статуя, она замерла в тени дверного проема. На ней был легкий ярко-алый развевающийся пеньюар, его подарила Люси, когда Джини почувствовала себя настолько хорошо, что ей надоела больничная одежда. Несмотря на все старания отговорить Джордана от визита, она принарядилась, это была попытка очаровать его, он сразу понял. Ей хотелось быть красивой для него.

– Привет, мам! – возбужденно воскликнула Мелани. – Ты выглядишь сегодня красавицей.

– Думаю, вам лучше пойти к себе и комнату, юная леди. – В голосе Джини прозвучала угроза. – Я с вами потом поговорю.

Прежде чем уйти, Мелани тайком взглянула на отца и расстроилась: он на нее даже не смотрел. Он не отрывал глаз от Джини, которая как бы без сил стояла, прислонившись к дверному косяку.

Короткие волосы ее были взъерошены, неподколотые пряди упали на раскрасневшиеся щеки, грудь высоко вздымалась, как будто она, услышав шум на улице, бежала через весь дом и остановилась, лишь когда отворилась дверь и Джордан вошел.

Джини смотрела на него снизу вверх.

Все было как во сне.

В глазах у нее он увидел жар страсти. Пол закачался у него под ногами, когда он погрузился в этот взгляд.

– Я просила тебя не приходить, – голос Джини прерывался.

Эти слова вонзились в его душу, как острый нож, но он постарался скрыть свои чувства.

– Мне нужно поговорить с тобой.

– Ты, должно быть, соскучился по женскому обществу. Неужели ты не мог найти кого-нибудь другого, а не навязываться мне?

Его губы искривились в ироничной усмешке. Голос настораживающе смягчился:

– Я и не искал никого, Джини. Ты же сегодня оделась для меня. Похоже, ты не настолько сожалеешь о моем присутствии, как пытаешься показать, – спокойно заметил он. – Верно?

Джини попыталась что-то возразить, но ей сдавило горло, и она отвела взгляд от его лица.

– Понятно. Ты полна решимости возненавидеть меня?

Прошла, кажется, целая вечность, прежде чем она ответила.

– Я никогда не могла бы тебя возненавидеть, Джордан. Просто хочу, чтобы ты ушел из моей жизни.

– Больше я не намерен с этим мириться! – мрачно заявил он и, раскрыв объятия, двинулся к ней.

Джини не знала, что делать, на ее прелестном лице отразилась мука внутренней борьбы, но она в одно мгновение преодолела разделяющее их пространство и бросилась к нему на грудь. Джордан сомкнул руки у нее за спиной и так крепко обнял ее, что почувствовал боль в ушибленных ребрах.

– Я совсем запуталась, Джордан, – пробормотала она. – Хочу, чтобы ты ушел, и одновременно…

Он крепко прижимал ее к себе, зарываясь лицом в ее волосы, вдыхая только ей присущий аромат, ощущая нежность шелковых локонов, теплоту кожи, потрясающее единение их тел.

Об этом он мечтал в своих снах. Теперь это стало реальностью. Она сама стала реальностью. Пускай она не хочет его, но она жива. Мрачный призрак, наполнявший его жизнь отчаянием все эти годы, растаял. От счастья, что она жива, он даже не мог сердиться.

– Это тянулось так долго! Всю жизнь, слышался его приглушенный голос. – Больше я тебя не отпущу.

Джини слушала, замирая в его объятиях, и не могла вспомнить ни одного из подготовленных заранее доводов, которые доказали бы ему, почему он должен оставить ее в покое. Она так долго была одна! Опьяняющий восторг от того, что он рядом, пусть на несколько часов, оказался слишком велик – Джини не могла оторваться от него. Когда Джордан держит ее у себя на груди, мир для нее больше не существует, ей все равно, каковы их отношения, ей безразлично все, кроме того, что она умирает от любви к нему. В это мгновение она уже не думала о том, что они принадлежат разным мирам. Единственное, что ей было нужно, – еще раз ощутить восторг обладания. Через несколько минут она опять увидит все в истинном свете и сможет противостоять ему.

А для него жизнь снова наполнилась надеждой.

Джордан мягко дотронулся губами до губ Джини. Едва он коснулся ее дрожащих губ, его руки судорожно обхватили ее плечи. Два тела – нежное и мужественное – соединились в одно, всю силу бурной страсти выдал их поцелуй.

– Я жил в аду, с тех пор как ты ушла от меня, Джини, – прошептал он хрипло, и его язык продолжил свое восхитительное путешествие – она была сладкая, как мед. – Я никогда не переставал любить тебя. Никто, ничто не могло заполнить пустоту в моем сердце.

Теперь его губы спустились ниже, лаская ее нежную шею.

– Джордан! О, Джордан… Мне нужно сказать тебе, чтобы ты ушел. Но посмотри на меня, – ее тихий голос дрожал от горячего желания.

Ее тело прогнулось, и он почувствовал всю полноту безмолвного ответа. Ее мягкость и уступчивость сводили его с ума. Он гладил ее тело так жадно, будто все эти годы вообще не знал женщин.

– Если ты в самом деле любишь меня, то уйдешь отсюда и забудешь меня, – беспомощно шептала она, стараясь подавить рыдания.

– Я не понимаю такой любви, Джини, – проговорил он, еще крепче прижимая ее к себе стальными руками. – Ты мне нужна. У меня разрывается сердце, так я хочу тебя. Вот это для меня любовь. Я слишком долго жил без тебя, чтобы отпустить теперь, едва нашел снова.

– Ты никогда не знал, что значит бояться, Джордан.

– Ты не права, я боюсь сейчас. Боюсь, что опять тебя потеряю.