Он откинул голову назад и рассмеялся:

– Я совсем не собираюсь скучать и разочаровываться.

– Да?

– И очень постараюсь, чтобы у нас появилось… что-то общее, – протянул он лениво.

– Именно этого я и боюсь.

– Как же благопристойно вы заговорили, Джини. Думаю, это должно означать, что чувства у вас становятся отнюдь не благопристойными.

Ее лицо покрылось ярким румянцем. Нет, очевидно, он знает женщин чересчур хорошо.

– В самом деле, я думаю… – начала она. Закончить фразу он ей не позволил.

– Разве вы не хотите со мной куда-нибудь пойти?

– Да, конечно, но…

– Так куда же: на танцы или на футбол? Его сверкающие глаза изучали ее лицо. Она подумала: наверняка он видит все секреты в ее душе. И отвела взгляд.

– Все равно. С вами я пойду, куда вы захотите, – наконец позволила она себе признаться. Возможно, ей следовало быть более скромной или прибегнуть к женским уловкам. Но она не смогла. Даже в тот первый час знакомства между ними была необыкновенная честность.

– И я чувствую то же самое, Джини. Большинство девушек никогда так честно не сказали бы о своих чувствах. Неужели вас не учили, какие преимущества дает игра в сдержанность?

– Меня никогда не интересовали игры, – пробормотала она.

– И меня тоже. – Его голос прозвучал низко, волнующе чувственно.

Неожиданно он положил руки ей на плечи, потом прижал ее к себе, наклонил голову и поцеловал – быстро, нежно и нетерпеливо. Джини ощутила восхитительное тепло его языка, когда он слился с ее языком. Как только Джордан коснулся ее, она загорелась, почувствовала возбуждение и трепет. Он разжал объятия, и она вздохнула с болью разочарования.

– Я должен был это сделать, Джини. – Он не отрываясь смотрел на ее губы.

– Знаю, – прошептала она.

Все еще теплые от его поцелуя, ее зовущие губы были влажны, полны ожидания. Он сказал со вздохом:

– Не смотри на меня так, будто хочешь, чтобы я тебя опять поцеловал, – и снова сжал ее в объятиях, еще крепче, чем прежде.

Она была так же нетерпелива, как он. Она чувствовала, что все его тело напряглось, прижимаясь к ней, ощутила его твердые мышцы, жар его сильных бедер у своего неопытного тела. Она не возражала против таких интимных прикосновений, потому что с первого мгновения знала: он необыкновенный мужчина.

– Против этого нужно принять закон, – прошептал он. Потом поцеловал ее снова и на этот раз не смог выпустить из объятий.

Его губы нежно, страстно изучали поднятое к нему лицо. Она тонула, летала, страсть в ней сверкала, как звездная пыль, как ослепительное солнце, рассеивающее тьму. Она принадлежала ему, а он – ей. Ничто не имело значения, кроме него и его неистового желания, изменившего их обоих одним поцелуем.

Она была его женщиной. И оба знали, что она навсегда останется только его женщиной. В огромной вселенной, среди чужих они были родными душами, как половинки единого целого, охваченные пламенем одной страсти.

В конце концов он разжал руки, и она ощутила, что и его тело вздрагивает.

– Я хочу тебя. – Его голос казался странно суровым, хотя пальцы нежно убирали прядь волос с ее лба. – Больше, чем любую другую женщину.

– И я хочу тебя. Я ждала тебя всю жизнь, – призналась она. У нее было такое ощущение, словно ее жизнь началась только сегодня.

– Я хочу знать о тебе все, – сказал он.

– А обо мне нечего знать.

– Лишь всю жизнь, – пробормотал он.

– Откуда начать?

– С этого мгновения. Что ты сейчас чувствуешь?

– Я боюсь, – дрожа, сказала она.

– И я тоже. – Его руки будто случайно легли на ее талию, и он прижал ее к себе.

– А чего тебе бояться?

Он не ответил, только опять поцеловал ее, еще более нежно, чем в прошлый раз. Но теперь в поцелуе было обязательство, и она приняла его с ответным мучительно-сладким обещанием уступить. Она ничего не утаивала, оба знали, что она будет принадлежать ему, как только он этого захочет.

С первого поцелуя их любовь стала неизбежной.

Им еще предстояло узнать, как мало между ними общего, как фатально они не подходят друг другу, насколько разные у них цели в жизни. Но было уже поздно.

Тот вечер они провели в танцевальном зале, из окон которого было видно переливающееся под луной озеро. Они ели жареное мясо и картофельный салат, пили пиво и держались за руки, пряча их под свисающей клетчатой скатертью, изливая секреты сердец, и радовались всему, что узнавали друг о друге.

Джордан изучал бизнес в Гарварде, а теперь учился на последнем курсе юридического факультета и собирался заниматься адвокатурой, а она была первокурсницей, перебивавшейся с троек на четверки.

– Мне всегда хотелось быть учительницей, – призналась она, – больше всего на свете. Я знаю, это звучит глупо, но я люблю детей. И хочу с ними работать.

– Это вовсе не звучит глупо.

От искренности его бархатного голоса у нее стало тепло на душе. Пристальный взгляд черных глаз завораживал ее, и на секунду Джини опять испугалась, что не может противостоять этому колдовству. И она перевела разговор с себя на него. Однако, видимо, слишком резко.

– Когда ты впервые понял, что хочешь быть юристом, Джордан?

Внезапно его лицо застыло, и он долго не отвечал, вертел вилку в руке и наконец отложил ее в сторону.

– Я сказала что-то не то? – спросила Джини, чувствуя свою невольную бестактность, не нужно было этого касаться.

– Нет, Джини, ты не сказала ничего особенного. – Он говорил странным, мертвым голосом, а его рука, державшая под скатертью ее руку, сжалась. – Мой отец юрист, – наконец продолжил он. – Ему всегда хотелось, чтобы я работал в его фирме. Это очень солидная фирма, – закончил он и отпустил ее руку.

– Звучит превосходно.

– Так все всегда и говорят, – мрачно буркнул Джордан. – Давай потанцуем, Джини.

Он прижал ее к себе, и только тогда напряжение в нем стало ослабевать. В потоке лунного света, лившегося сквозь окна, под пронзительные звуки скрипок и банджо они медленно двигались на выщербленном дубовом полу – единственная танцующая пара. Он крепко прижимал ее к себе, а она наслаждалась его объятиями, ароматом его тела и великолепием его широкоплечей фигуры. Держа голову на его груди, медленно двигаясь в танце, Джини ощущала, как в ней просыпается острое желание. Словно почувствовав это, Джордан еще крепче сжал ее в объятиях и долго и нежно целовал ее висок.

Это сон – находиться в плену его рук, принадлежать ему, быть любимой им. Она боялась, что в любое мгновение может проснуться, а его нет рядом и она одна. До встречи с ним Джини могла жить без него, но теперь, если он покинет ее, этого кошмара она не вынесет. Его появление осветило ее жизнь новым и необыкновенным светом.

Впервые они занимались любовью неделю спустя. Все эти дни они разлучались только на время занятий. Каждый вечер вместе ужинали в Студенческом союзе, вместе занимались в библиотеке, и с каждым вечером им все труднее было расставаться. Они говорили, что их влечет друг к другу не только физически, но и духовно. Он видел в ней сочувствие и теплоту. Она считала, что у него блестящий ум. Но на самом деле прелесть, которую они находили друг в друге, восхитительное колдовство, связавшее их, было просто чувственностью, и их отношения быстро приближались к наивысшей точке.

В субботу вечером, после целого дня, проведенного вместе, Джордан привел Джини к себе в общежитие. Переполненный любовью к ней, робко и нежно ввел он ее в свою комнату, смахнул горы книг по юриспруденции, в беспорядке лежащих на смятом покрывале, и уложил ее на кровать.

– А где твой сосед?

– Он уехал на выходные.

От волнения у нее перехватило дыхание. Она не могла говорить. Длинные ресницы поднялись, открывая яркие, испуганные и все же бесстрашные глаза навстречу его жгучему взгляду.

Трепетное молчание надолго сковало их.

Неожиданно он обнял ее за плечи и прижал к себе. Ее тело как бы растворилось в нем. Она задрожала прежде, чем он ее поцеловал. Тогда она положила руки ему на плечи, прижимая его еще крепче, пальцы ее гладили черные как смоль волосы, лежавшие на воротнике.