Едва могучий дворецкий громогласно объявил залу о прибытии на бал очередного гостя, Шарлемань отправился в дальний угол, где встретился в буфете с министром торговли Шипли и его помощником лордом Полком. Они условились встретиться на следующее утро и поговорить за ленчем. Потом, угостив парочкой сигар подошедшего к ним премьер-министра Ливерпула, надеясь тем самым смягчить его отношение к позиции Мельбурна по таможенным сборам, Шарлемань записался в трех дамских бальных картах на танец и заказал в буфете бокал красного вина.

Окинув изучающим взглядом зал, он с удовлетворением отметил, что никого из его родственников пока еще нет, и пригубил вино. Внезапно кто-то сжал крепкими пальцами его локоть. Шарлемань вздрогнул, на миг подумав, что к нему неслышно подкрался его старший брат, пользующийся славой умельца читать чужие мысли на расстоянии, но, успокоившись логическим умозаключением, что соткаться из воздуха Себастьян никак не мог, он обернулся и увидел сияющую физиономию здоровяка Харкли, которого на дух не переносил.

– Разве вы не должны быть в Мадриде? – поборов удивление, с наигранной улыбкой спросил он, лихорадочно прикидывая, как бы ему побыстрее избавиться от этого одиозного господина.

– Я на днях вернулся оттуда, утомленный бесконечными пересудами тамошнего высшего света об этом фанфароне Бонапарте. И первым же делом пожелал, естественно, вкусить сладких плодов подлинной цивилизации. Ваш старший брат уже пришел? – Крепыш льстиво улыбнулся.

– Себастьян? Пока нет, но должен объявиться здесь с минуты на минуту, – сказал Шарлемань, прикидывая, чем вызван интерес виконта к герцогу Мельбурну, стремящемуся наладить добрые отношения с премьером Ливерпулом. Последний, как было общеизвестно, не переносил наглеца Харкли. Из чего вытекало, что брата следует от него оградить.

– Мне думается, что вам сегодня лучше не вступать с ним в беседу на серьезные темы, – пожевав губами, с многозначительной миной промолвил хитрец. – Минувшая неделя принесла герцогу несколько неприятных известий: о волнениях в колониях, грозящих перерасти в кровопролитные сражения с английскими войсками, неудачах на переговорах о таможенных сборах и некоторых других безрадостных событиях за рубежом.

– Благодарю вас за предупреждение, мой друг! – обрадовался Харкли, подняв бокал с красным вином. – Не стану попадаться ему под горячую руку.

– Всегда к вашим услугам, виконт!

Шарлемань сделал глоток вина и чуть было не поперхнулся, заметив у стола с фруктами божественное создание, вкушающее апельсиновые дольки. Глазки этого ангелочка в обличье прекрасной девицы сверкали, словно алмазы, белые зубки были подобны жемчужинам, губки – кораллам Ослепленный этой неземной красотой, Шарлемань сунул собеседнику в руку свой полупустой хрустальный бокал и, пробормотав извинения, торопливо оставил его, чтобы выяснить, кто эта восхитительная юная леди. Томление, возникшее в чреслах, и волнение в груди заставляли Шарлеманя действовать без промедления. Словно бы опасаясь, что это чудное видение вот-вот исчезнет, он приосанился и стал ловко лавировать между толпящимися возле буфета дамами и господами, работая локтями и не обращая внимания на посылаемые ему вслед недоуменные возгласы и возмущенные взгляды.

Сделав несколько шагов к столу, за которым стояла прекрасная незнакомка, Шарлемань замер и стал с интересом ее рассматривать. В ней было восхитительно все – и уложенные кольцами иссиня-черные волосы, которые, переплетенные сверкающей лентой, спускались роскошной косой по спине до копчика, и золотистые блестки на веках, и золотое шитье на багровом платье. А бездонные зеленые глаза красавицы походили на изумрудные озера, в которых ему вдруг захотелось утонуть.

Шарлемань приказал себе сохранять самообладание и приветливо кивнул незнакомке.

Ему не доставило большого труда догадаться, что она не принадлежит к лондонскому высшему обществу, на всех балах и собраниях которого он перебывал. Лица брюнетки ему прежде видеть на высокосветских вечерах не доводилось.

Это он помнил наверняка. Поймав на себе его испытующий взгляд, она произнесла грудным певучим голосом с едва ощутимым иностранным акцентом:

– Вы смущаете меня, сэр!

– Вы правы, – ответил он чувственным баритоном, – именно этого я и добиваюсь, мадемуазель. – Он поедал глазами изящные черты ее лица, в сравнении с которыми лики Венеры или Афродиты блекли. Вне всякого сомнения, поклонники утомили ее стихотворениями и комплиментами, поэтому уподобляться им ему казалось пошлым. И не долго думая он без обиняков представился: – Шарлемань Гриффин, к вашим услугам, мадемуазель.

– Шарлемань? – Она удивленно вскинула насурьмленные брови.

Ее мелодичный голос вызвал у него непроизвольное напряжение мышц. Он обошел вокруг стола, чтобы встать к ней лицом, и произнес:

– Так решила назвать меня моя мамочка, друзья же называют меня просто Шей. – Он приблизился к ней и поцеловал ей руку. – Позвольте мне узнать ваше имя!

Незнакомка взмахнула ресницами и отвела взгляд, словно бы вспомнив внезапно нечто важное. Неужели у нее есть влиятельный покровитель, ангажировавший ее на весь вечер? Какой-нибудь лорд, вызвать ревность или гнев которого она опасается? Не привыкший стеснять себя чем-либо при общении с прекрасным полом, Шарлемань ощутил легкое раздражение. Однако молча ждал ее ответного шага, готовый в крайнем случае резко выразить ей свое неудовольствие или нелестно отозваться об ее избраннике. Торопить события было не в его правилах.

– Разве нас не должен был представить друг другу кто-то из общих знакомых?

Ободренный тем, что ни жениха, ни любовника у нее, судя по вопросу, нет, Шарлемань пожал плечами, как бы давая понять, что предпочел бы не вовлекать посторонних в их беседу, и проговорил:

– По большому счету это не имеет значения. Умоляю вас, назовите мне свое имя! Я сгораю от нетерпения услышать его из ваших уст.

Она закусила пухлую нижнюю губку, как бы колеблясь, и проворковала:

– Мама рекомендовала мне соблюдать осмотрительность, общаясь с подобными вам самоуверенными и напористыми мужчинами. Юная леди должна заботиться о своей репутации:

– В таком случае назовите фамилию вашей мамы, – язвительно произнес он в ответ на ее колкость. – Мне будет легче догадаться, к какому вы принадлежите семейству.

– Хорошо, – с приторной улыбкой пролепетала она. – Ее зовут Хелен Карлайл, маркиза Ганновер.

Шарлемань задумался, насупив брови. Благодаря обширнейшим семейным связям он знал едва ли не все дворянские фамилии и был на короткой ноге со многими герцогами, маркизами, графами, виконтами и баронами. Ответ незнакомки вызвал у него обоснованные сомнения в ее честности.

– Но маркиз Ганновер скончался, будучи холостяком! Уже около года тому назад!

Его искусительница невозмутимо кивнула:

– Мой отец, Говард, доводится ему младшим братом. Это все объясняло.

– Насколько мне известно, ваш отец долго жил в Индии, – сказал Шарлемань.

– Да, как и мы с мамой. В Лондоне мы всего десять дней. Так вот почему эта райская птичка произвела на него впечатление какого-то экзотического создания с первого же брошенного им на нее взгляда. Не совладав с искушением, Шарлемань дотронулся кончиком указательного пальца до бисера, которым был обильно украшен пышный рукав ее платья, и явственно ощутил аромат корицы. Он не выдержал и спросил:

– Вы действительно только недавно вернулись в Англию из Индии?

– Вы не ослышались, – сказала она, взглянув ему в глаза. – Десять дней назад я впервые вошла в наш лондонский дом. И должна признаться, что никого не знаю в этом городе.

Сердце Шарлеманя возликовало. Все вышеупомянутые обстоятельства были ему только на руку. Понизив голос, он заговорщицки произнес:

– Вашим первым и единственным пока знакомым в Лондоне готов стать я. Но при условии, если вы назовете мне свое имя.

Она похлопала длинными темными пушистыми ресницами и произнесла:

– Меня зовут Сарала Энн Карлайл.