Как видим, подготовка велась вполне основательно. Настолько основательно, что англо-французское командование, по счастью, не успело приступить к реализации своих антисоветских планов. В реализации планов по захвату Скандинавии союзники продвинулись значительно дальше. Планы эти составлялись как раз во время "странной войны" — после разгрома Германией Польши (сентябрь 1939 г.) и перед началом вторжения немецких войск на Запад (май 1940 г.). Это был, действительно, очень странный период, когда часть союзного руководства все еще надеялась как-нибудь замириться с Гитлером, а другая часть во главе с Черчиллем — искренне хотела разгромить Германию, но — желательно малыми силами и, по возможности, на чужой территории. Так и возникла идея переноса военных действий в совершенно нейтральную Скандинавию. Идею выдвинул Черчилль, которого сразу после начала войны призвали на пост Первого лорда Адмиралтейства (т. е., военно-морского министра). В записке от 16 декабря 1940 года Черчилль подробно изложил свои доводы в пользу отправки экспедиционных сил… Лиддел Гарт, вообще-то весьма расположенный к Черчиллю, отмечает: "Он, конечно, ни словом не обмолвился о том, какие страдания выпадут на долю народов скандинавских стран, превращенных таким образом в поле боя". (Базил Лиддел Гарт, "Вторая мировая война", стр. 63).

Официальным «прикрытием» вторжения в Норвегию и в шведский железнорудный район Гялливаре должна была служить помощь Финляндии. Однако "подспудная и более важная цель заключалась в установлении контроля над шведскими месторождениями железной руды" (там же, стр. 63). Начать операцию планировалось 20 марта 1940 г., однако капитуляция Финляндии 13 марта приостановила англо-французские планы. Но ненадолго. Вскорости было принято провести операцию в Норвегии и без сколько-нибудь приличного повода. Свидетельство Черчилля: "Было решено, что в Нарвик следует послать английскую бригаду и французские войска, чтобы очистить порт и придвинуться к шведской границе. В Ставангер, Берген и Тронхейм тоже должны были быть посланы войска, чтобы не дать противнику возможности захватить эти базы". (Уинстон Черчилль, "Вторая мировая война", т. 1., стр. 278–286). Оправданием всех этих откровенно агрессивных намерений была напыщенная патетика: "Действуя во имя Устава Лиги Наций и всех ее принципов и фактически являясь ее уполномоченными, мы имеем право, более того, на нас лежит обязанность отклониться в известной мере от некоторых из условностей тех самых законов, которые мы стремимся вновь восстановить и упрочить". (Дж. Батлер, "Большая стратегия", т. 2, стр. 107–108). Разумеется, руководители демократических (говорю об этом совершенно серьезно, без доли иронии) Англии и Франции рассчитывали, что норвежское и шведское правительства «благожелательно» отнесутся к появлению союзнических войск, однако на тот случай, если "в момент высадки их войска встретят сопротивление", войскам директивно предписывалось "это сопротивление без колебаний сломить" (там же, стр. 129).

Англия и Франция не только запланировали оккупацию Норвегии, но даже выполнили первый этап этого плана — минирование норвежских территориальных вод 8 апреля 1940 года. Собственно, именно потому что английский флот сосредоточенно занимался минированием территориальных вод Норвегии, англичане и прозевали подход немецких десантов, которые смогли 9 апреля захватить норвежские порты и Данию. При этом "одно из самых поразительных послевоенных открытий состояло в том, что Гитлер, несмотря на неразборчивость в средствах, предпочел бы оставить Норвегию нейтральной и не планировал вторжения в нее, однако явные признаки готовящихся враждебных акций союзников в этом районе спровоцировали его на этот шаг". (Базил Лиддел Гарт, "Вторая мировая война", стр. 61).

Говоря о скандинавской кампании, Типпельскирх буквально кипит от возмущения: "Остается непонятным, как могли обе западные державы на Нюрнбергском процессе обвинить руководителей Германии в планировании и проведении агрессии против Норвегии и заставить своих членов трибунала включить это обвинение в приговор". (Курт фон Типпельскирх, "История второй мировой войны", т. 1, стр. 59). Неблаговидные обстоятельства подготовки к абсолютно не спровоцированному вторжению в мирную, нейтральную скандинавскую страну отмечают даже официальные британские историки — Лиддел Гарт ("Вторая мировая война", стр. 67, 68) и Дж. Батлер ("Большая стратегия", т. 2, стр. 129).

3.

Все эти обстоятельства тщательно и всесторонне изучены. Они давно и хорошо известны. И при этом никто не обзывает инициатора скандинавских проектов Уинстона Черчилля агрессором, никто не обвиняет его в развязывании войны. Напротив, Черчилль справедливо считается одним из величайших британских политиков XX века, одним из самых упорных и последовательных борцов за демократию. И дело тут, разумеется, не в том, что кого-то убедила черчиллевская патетика. Просто все понимают, что за демагогической и напыщенной черчиллевской фразой стоит простая истина: с осени 1939 года Франция и Великобритания вступили в войну с самым страшным противником за всю свою историю. К концу 1940 года германский рейх неимоверно усилился, поглотив Австрию, Чехословакию и Польшу. В этой священной войне на карту были поставлены будущее и свобода человечества. И никто, кроме совершенно оторванных от жизни моралистов, не может упрекнуть Черчилля в том, что он не слишком стеснялся в средствах.

Ситуация, которая к весне 1941 года сложилась на западных границах нашей страны, была еще серьезней. Гитлер разгромил Францию и выбил Британию с континента. В отдельной главе мы детально рассмотрим причины, по которым Гитлер решил и решился напасть на Советский Союз. Но совершенно ясно одно если бы, как утверждает Суворов, 6 июля 1941 года советские войска действительно нанесли удар по немецким армиям, то это была бы именно превентивная война. Известно, что весной 1941 г. Тимошенко и Жуков предлагали нанести упреждающий удар по немецким войскам, сосредоточившимся у наших границ. И Сталина осуждают (в том числе) именно за то, что такое решение принято не было. Потому что гипотеза о советских планах нападения на Германию существует только в рассуждениях лживого сочинителя Резуна, присвоившего себе фамилию великого полководца Суворова. Что касается германских планов вторжения, то они подтверждаются не только огромным количеством документов, но фактом — конкретным и страшным — 22 июня немецкие войска вероломно, в нарушение торжественно заключенных договоров, напали на Советский Союз.

1.

Кто был виноват в том, что в 1939 году человечество подошло к самой последней роковой черте? У Суворова ответ готов: товарищ Сталин. Именно Сталин, как утверждает Суворов, "подарил Гитлеру Польшу, а с ней и всю Европу". (Виктор Суворов, «Самоубийство», глава "Красноармеец Шикльгрубер"). Интересно, конечно, было бы узнать — каким же это образом была «подарена» Польша? А еще интересней (и гораздо важней) было бы объяснить, как же это Европа дошла до жизни такой, что политики стали за здорово живешь одаривать друг друга «польшами»? Но — увы! — на главный вопрос Суворов не отвечает вовсе, а на второй как будто отвечает, но слишком «общо» — мол, пактом Молотова-Риббентропа Сталин "открыл шлюзы" германской агрессии. Эту идею Суворов повторяет, как заклинание, во всех своих книгах. Но до подробностей, к сожалению, не снисходит. А жаль, потому что с этой суворовской версией совершенно не согласны ни Уинстон Черчилль, ни Базил Лиддел Гарт, ни Шарль де Голль, ни Генри Киссинджер, ни Уильям Ширер, ни многие другие исследователи, очевидцы и непосредственные участники событий. Никто из них не разделяет суворовской идеи о том, что в развязывании Второй мировой войны повинно советское правительство. У них — у исследователей, очевидцев и участников, — совершенно другое мнение по этому поводу. Кто же прав?

2.

Главнокомандующий союзными войсками в Первой мировой войне маршал Фош был настолько недоволен Версальским мирным договором, что отказался присутствовать на его торжественном подписании. Фош считал, что договор "не обеспечивает безопасности Франции". "Если нам не будет предоставлена военная граница по Рейну, — пророчествовал маршал, — то Франция и Бельгия останутся открытыми для вторжения, и нас снова ожидает разгром". (Женевьева Табуи, "20 лет дипломатической борьбы", стр.38).