— Я это не предполагаю, я в этом практически уверен, — уточнил Сашка.

— А я бы на твоем месте не был так уверен, — возразил Андрей. — Не ты ли поминал бритву Оккама — «не плоди сущностей сверх необходимого»? Я ведь почитал кое-что об этом. Так вот: твое заявление, что раковина способствовала твоему возвращению, не лезет ни в какие ворота.

— Это еще почему? — растерялся Сашка.

— Да потому, что попал ты туда, не имея никакой раковины, — подвел итог Андрей. — Так что плодить дополнительные сущности не имеешь права. Ты сам туда угодил и сам же оттуда вернулся. А раковина твоя не имеет к этому никакого отношения.

— Тогда зачем она так понадобилась тете Зине? — спросил Сашка.

— А вот этого я не знаю, — признал Андрей. — Не имею понятия. Только сейчас это не важно! Она ей нужна, и она предлагает хороший, с ее точки зрения, обмен. И я ей верю — возможности книги она нам продемонстрировала, в отличие от твоей раковины.

Сашка вспыхнул, но промолчал.

— Тетя Зина, конечно, женщина странная, — криво улыбаясь, проговорил Андрей, — но ничего особенного в ней я не заметил. Вообще я думаю, что это твоя фантазия тебя подвела — сидел в темной комнате, тут свет ударил по глазам… что угодно могло почудиться.

— Но ведь тогда ты мне поверил! — возмутился Сашка.

— Не то чтобы поверил — принял как вероятность, скажем так.

— Я тебя понял по-другому, — негромко сказал Сашка.

— Не сомневаюсь! — усмехнулся Андрей. — Что-что, а фантазии у тебя вагон и маленькая тележка.

Сашка сказал хмуро:

— Как бы то ни было, раковину я не отдам.

Андрей прищурился, улыбки на его лице уже не было.

— Ах вот, значит, ты какой!

— Я не отдам ее, потому что уверен, что только она может привести меня туда, где я ее подобрал, — пояснил Сашка торопливо.

— Да с чего ты в этом уверен? — рассердился Андрей. — Ну расскажи мне, дай хоть один факт! Ты говоришь, что был на берегу моря, изображенного на рисунке, и не можешь это ничем доказать. Ты говоришь, что раковина может тебя вернуть, но сам же признал, что попал туда без ее помощи. Тогда зачем она тебе, если ты уже проделал это один раз? И если это вообще тебе не приснилось! Ты будто ненормальный — отказываешься от обмена, который предлагает нечто работающее вместо никому не нужной оболочки моллюска!

— Я не хочу меняться, — не зная, что на это ответить, промолвил Сашка.

— Ой ли? А не собрался ли ты совершить обмен в одиночку? — резко спросил Андрей. — Мне кажется, ты просто не хочешь, чтобы мы оба владели той книгой!

Сашка в упор посмотрел на Андрея, чувствуя подступающий к сердцу холод.

— Ты ошибаешься, — сказал он ровным голосом.

— Ну конечно, великий волшебник не нуждается в подачках судьбы! — звонко, чуть не плача, произнес Андрей.

— Я не желаю больше на эту тему разговаривать, — сказал Сашка тихо.

— Ты просто всё сочинил и теперь боишься признаться в этом самому себе, — услышал он.

И тогда Сашку прорвало. Он не мог доказать невозможность обмена раковины на книгу, ведь это такая малость — раковина, на любом побережье сотни таких же, а потому просто принялся выплескивать свое разочарование, жгучую обиду на то, что и здесь ему нужно приводить доказательства.

Ощущая невыносимое бессилие, он кричал, что его всегда окружали люди, много людей, и некоторые из них называли его своим другом, но они оставались с ним только до некоего предела, до черты, где ничего не нужно доказывать. Он добивался всего, чего когда-либо сильно хотел, но один, всегда один, потому что обязательно наступал проклятый момент, когда от него начинали требовать холодных фактов, подтверждений, что это достижимо, возможно, реализуемо, а он не мог их предоставить, он просто шел вперед, шаг за шагом, метр за метром приближаясь к поставленной цели, и продолжал продвигаться, пусть медленно, когда уже никто не верил, что это вообще достижимо.

Над ним смеялись, когда он учился плавать, и позже он легко бил насмешников на голубой дорожке; хохотали над его неуклюжими движениями, когда он собирал свою первую модель планера, и он долго учился, но сделал такой, что побил рекорд секции; его однажды высмеяли на физике, которую он ненавидел, но через некоторое время он знал ее лучше всех в классе и удивился, когда понял, что отныне она стала его любимым предметом.

Но все его достижения в спорте, учебе, моделизме перечеркивало то, что никто, никогда, ни разу не поверил в него с самого начала. Никто и никогда не верил ему просто так. Никто, никогда, ни разу не сказал — да, это так, потому что я верю тебе и мне не нужны доказательства. Его переполняло отчаяние, но он вдруг замолчал и отвернулся, борясь со стремительно нарастающим ощущением теперь уже окончательного одиночества.

Андрей с силой пнул очередной камушек и, ничего не сказав, ушел к себе домой. А Сашка остался стоять, глядя вслед тому, кто, как он всего полчаса назад полагал, обязан был ему поверить.

Заходящее солнце еще освещало сторожевые башни, когда, прогрохотав подковами коней по обшитым медью деревянным плахам, конница рысью влетела на мост. Три десятка запыленных всадников рассыпались по двору замка и спешились.

Командир хрипло пролаял приказ, и два солдата бросились к тяжелому вороту, спеша поднять мост, отгораживая замок от внешнего мира. Остальные быстро развернулись в цепь, оттесняя скопище торговцев, крестьян и цирковых артистов, чей караван незадолго до полудня втянулся в крепостные ворота. Выжимаемая с площади толпа зароптала, но разом утихла, распознав на белом плаще одного из всадников горевший золотом герб.

Люди столпились у повозок, с любопытством наблюдая, как его обладатель, крепкий невысокий мужчина, передал поводья подбежавшему солдату и, одернув перевязь, направился к парадному входу. Повинуясь его жесту, командир что-то коротко бросил, и солдаты тут же разомкнули цепь, пропуская человека в плаще под прохладные своды замка.

Только дождавшись, пока он скроется за массивными дверями, командир разрешил солдатам расседлать и напоить коней. Сам же каменным изваянием застыл у входа, положив ладонь на рукоять меча.

— Итак, он здесь, — без приветствия, властно произнес человек в плаще, входя в обширную залу, где его уже ожидали. — Мастер, я приказал оцепить замок!

— Императорскому Ментору здравствовать, — склоняясь в поклоне, произнес молодой человек, одетый в легкие штаны и рубаху с открытым воротом. В глазах его, устремленных на гостя, светилась искренняя симпатия.

— Оставьте ваши реверансы для балов, — поморщился вошедший. — В замке мои солдаты, — он вытер пот с изуродованного шрамом морщинистого лица, — еще сотня охраняет стены снаружи…

Гость закашлялся, схватившись за грудь рукой. На безымянном пальце блеснул серебром перстень.

— Проклятая пыль! — прохрипел он. — Сумасшедший год, сумасшедшая жара…

— Год действительно выдался на редкость жарким, — многозначительно произнес молодой человек, сделав знак, чтобы принесли воду и вино. Пока гость умывался с дороги, он налил рубиновую жидкость в два глубоких бокала и пригубил свой.

— Так что именно привело вас сюда? — спокойно спросил он. — Неужели кто-то всерьез полагает, что убийца заинтересуется моей персоной?

— Уже заинтересовался, — сказал гость, с благодарностью принимая бокал.

Хозяин замка устремил на него внимательный взгляд, щеки его порозовели.

— Он здесь, совсем рядом, — подтвердил гость невысказанную мысль. — Вчера подвергся нападению Ментор Эрке.

— Эрке? — хозяин растерялся. — Он жив? — воскликнул он, темнея лицом.

— Старик оказался шустр не по годам, — удовлетворенно кивнул гость. — Он успел нырнуть в оружейную и захлопнуть за собой дверь.

Лицо молодого человека разгладилось.

— Ну, если даже древний Эрке оказался способен противостоять злодею, — лукаво улыбнулся он. — Кстати, кто же это — он не разглядел?

— Скорее, что же это, — нервно дернув лицом, произнес гость. — И потому я здесь.