В исторической науке существует своего рода теория, утверждающая, что многие коренные перемены в мировой истории зависели от одного-единственного человека или события. И начиная с этой переломной точки возникали два мира: в одном дела пошли так, в другом — иначе.

В данном конкретном случае за точку расхождения берется дело герцога Монмутского, жившего во времена Карла II. В ту эпоху подавляющее большинство англичан категорически не желали вновь подпасть под власть правителя-католика. К несчастью, жена-португалка так и не смогла подарить Карлу II наследника, но у него было множество незаконных детей от многочисленных любовниц — и он даровал этим детям герцогские титулы и другие крупные привилегии.

Брат и предполагаемый наследник Карла, Яков, был католиком и, мысля весьма узко, твердо намеревался вернуть Англию в лоно католической церкви. Яков был человеком суровым и надменным — в отличие от своего брата, в полной мере наделенного фамильным обаянием Стюартов.

Ходили упорные слухи, будто герцог Монмутский, старший из внебрачных детей Карла, на самом деле был законным ребенком, — якобы Карл, еще находясь в изгнании, женился на госпоже Уотерс, матери герцога.

Монмут в значительной степени унаследовал обаяние своего отца и был убежденным протестантом. В реальном мире после смерти Карла Монмут возглавил восстание против своего дяди, короля Якова II, потерпел поражение и был обезглавлен.

В нашем предполагаемом мире Карл II перед смертью осознал, что переход трона к Якову станет истинным бедствием для всех, и в конце концов признал в присутствии самых доверенных и влиятельных своих советников, что слухи соответствовали действительности, что он вправду женился на госпоже Уотерс (в те дни королевские браки еще не оформлялись особыми актами) и, следовательно, герцог Монмутский является его законным наследником. Таким образом, после смерти Карла II герцог Монмутский был коронован под именем Карла III.

У нового короля возникли трудности с группой твердолобых, но влиятельных дворян-католиков и с Яковом, его дядей, — тот был уверен, что трон Англии по праву должен принадлежать ему. Это наложило свой отпечаток на события последующих лет — и даже веков, — но события, воспоследовавшие непосредственно за смертью Карла II, мало отличаются от тех, что происходили в реальном мире. Сильная протестантская Англия боролась с Францией. Герцог Мальборо возвысился на политическом поприще благодаря своему таланту военачальника — кроме того, он был закадычным другом герцога Кларенсского, вторым по старшинству незаконным сыном покойного короля и сводным братом Карла III. (Стюарты никогда не могли отказаться от славной привычки плодить бастардов и наделять их титулами, так что в результате высшие среди английской знати титулы получили широкое распространение.).

После правления еще трех королей из династии Стюартов (Карла IV, Якова II и Карла V) мы попадаем в 1800-е годы, в мир, похожий — и непохожий — на наш. В английском правительстве господствующее положение принадлежит вигам: король опирается на эту группировку и зависит от нее. Поскольку трон так и не перешел к слабым и непопулярным Ганноверам, политические взаимоотношения с Америкой не деградировали до стадии военного конфликта; в 1805 году Америка — всего лишь западная граница английских владений. Ее жители являются английскими гражданами и имеют представительство в парламенте. Америкой (как и Ирландией) управляет лорд-протектор; в 1805 году пост лорда-протектора Америки занимает Томас Джефферсон, граф Монтичелло. Американские титулы, подобно ирландским, считаются «второсортными», но многие представители знати носят одновременно и английские и американские титулы, а Америка является признанным полем деятельности для безземельных младших сыновей. Узы между метрополией и ее огромной колонией со временем начали слабеть, и политики-теоретики предсказывают, что когда-нибудь в Америке настанет эпоха самоуправления, практически свободного от сколь — либо заметного надзора со стороны метрополии.

Одно из существенных отличий этой истории от нашей заключается в том, что здесь приобретение Луизианы не состоялось и продвижение колонизации на запад остановилось в окрестностях Кентукки (или, как говорят в этом мире, Трансильвании).

Французская революция 1789 года — которая произошла в обоих мирах — стала настоящим потрясением как для Англии, так и для колоний Нового Света. В нашем мире в это время многие предполагали, что Англия вмешается в ход событий, но она этого не сделала — ни там, ни тут. В 1795 году Наполеон начал свое восхождение к вершинам власти, и амбиции Франции приобрели имперский характер. Англия снова оказалась перед лицом войны. Невзирая на беспорядки гражданского и религиозного характера, терзавшие ее изнутри, именно Британия послужила основой Тройственного союза — Англия, Пруссия, Россия, — направленного против Наполеона. Поднимающаяся в стране волна недовольства могла вылиться в полномасштабную гражданскую войну, если бы Англия внезапно осталась без наследника престола.

Здесь — в точности как и в реальном мире — многие европейские страны рассматривали возможность заключения сепаратного мира с Наполеоном. В этом вопросе ведущую роль на политической арене играла Дания, которая как член Балтийского союза колебалась между нейтралитетом и про — французской позицией. А став союзником Франции, Дания вынудила бы Россию выйти из Тройственного союза.

В реальном мире Англия посылала флот в Данию в 1801 и 1806 годах, чтоб сдержать сторонников Франции. В нашем же мире овдовевший английский король Генрих IX надеется добиться того же результата, обручив своего единственного сына, Якова Карла Генриха Давида Роберта Стюарта, принца Уэльского и герцога Глочестерского, с принцессой Стефанией Юлианной, внучкой слабого и порочного короля Христиана VII, чей старший сын, принц Фредерик, в настоящий момент является его регентом. Подобный брачный союз с одним из немногих протестантских королевских домов Европы прочно привязал бы Данию к Тройственному союзу.

Вот с этого момента и начинается наше повествование…

Андрэ Нортон

ЭТОТ ДОМ всегда назывался Мункойном, Лунной монетой, хотя успел сменить нескольких владельцев, прежде чем король Карл Третий подарил его первой маркизе Роксбари — а произошло это больше века назад. Никто из ныне живущих уже и не помнил, что были времена, когда семейство Роксбари не властвовало над этим домом и прилегающими к нему землями, — и казалось, что они будут властвовать здесь вечно.

Даже среди представителей уходящего поколения не осталось никого, кто мог бы сказать, как дом получил такое имя, — а если кто и мог, тот в нынешней атмосфере зыбкой, неустойчивой политической и религиозной терпимости предпочитал помалкивать. В то время как Карл Второй, этот веселый монарх, частенько поговаривал, что английских ведьм следует оставить в покое, его сын, бывший граф Монмутский, отличался куда более тяжелым характером — в нем было слишком много от протестанта.

Но к нынешнему времени и весельчак отец, и честолюбец сын давно уже сделались тенями прошлого. Стоял апрельский день, не отмеченный в календарях алхимиков и философов: словом, над уилтширскими холмами разгорался самый обычный день — для всех обитателей большого дома, за одним — единственным исключением.

Комната была обставлена роскошно и старомодно; тяжелая ореховая мебель вполне могла уже стоять на этих самых местах полтора века назад, когда Карл Стюарт скрывался здесь от своих преследователей-«круглоголовых».[1] Дубовые стенные панели так часто и любовно натирали пчелиным воском и скипидаром, что они отливали золотом даже в бледных лучах весеннего солнца; выше панелей стены были покрыты лепными украшениями, и их нежный кружевной узор отчетливо выделялся на фоне побелки. В комнате было жарко, словно в печи: ее обогревал камин и высокие бронзовые жаровни, установленные здесь по требованию врача.