Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Затем, когда к Литургии прибавились антифоны и проскомидия, вход оказался где-то в середине Литургии оглашенных. Т. е. он потерял свое функциональное значение и образ его сразу стал обрастать символическими трактовками. Стали рассуждать так: ведь во время Малого входа несут Евангелие, проповеданное Христом, и в это же время поют заповеди Блаженств (данные во время Нагорной проповеди). Ага! Значит это символическое изображение Христа, выходящего на проповедь. А Великий вход символизирует Его Крестный путь на Голгофу. Ведь в это время переносят Св. Дары (т. е. Христа) с жертвенника на престол! Значит престол — это Голгофа, а жертвенник — Вифлеемская пещера. Отсюда и звездица над дискосом, который символизирует ясли. Видите, сколько сразу явилось символов? И так вся Литургия постепенно стала пониматься как простая иллюстрация, изображающая жизнь Иисуса Христа. А то, что такая трактовка совершенно не соответствовала смыслу произносимых молитв, никого не заботило. Потому что большинство молитв в то время стало тайными. Они произносились вполголоса и не противоречили произвольным символическим трактовкам. Но самые удивительные метаморфозы стали происходить с предметами, которые, попадая в сакральное пространство алтаря, естественно становились образами и выражениями иного (например, смерти Христа, как нож-копие). Но когда они утрачивали своё функциональное значение, они стали превращаться в самые неожиданные символы, как, например, рипиды или киворий (который первоначально был ковчежцем для хранения Даров, а потом превратился в золотую беседку, символизирующую Славу Божию). Это был постепенный процесс и он шел как бы по двум направлениям:

Первое задавалось соборным опытом участников богослужения. И это была ещё, так сказать, "реальная символика". Т. е. символ являет саму реальность того, что он символизирует и не отрывается от вербального уровня (литургического текста). И Кирилл Иерусалимский (+387) и даже ещё патриарх Герман (+730), известный комментатор Литургии, почти все образы воспринимают как реальные явления мира сверхбытия. Отсюда их терминология: «является», "яв ляет собой".

Но уже Симеон Солунский (+1429) видит только символы, которые бесконечно множатся и громоздятся друг на друга. Так престол это символ небесного трона и одновременно Голгофа и Гроб, а его столбы — 4 евангелиста или м.б. пророки или апостолы. А Скатерть на нем — плащаница Христова, священник — Сам Христос, а диаконы ангелы, а рипиды — ангельские крылья и т. д. и т. п. до мельчайших подробностей. Эти символы иллюстрируют благочестивые трактовки отдельных византийских интеллектуалов, но не имеют опоры на вербальном уровне. Они, проще говоря, субъективны.

К сожалению, именно этот произвольный субъективизм был заимствован у Византии Русью. И он так въелся в наше литургическое сознание, что стал восприниматься как само Священное Предание. По крайней мере, когда прот. А.Шмеман попробовал вернуться к первоначальному реализму, он был объявлен чуть ли не еретиком! Оно и понятно, литургический реализм остался сейчас только у католиков. А все Православие воспринимает себя как Византию после Византии.

6 ПРАВОСЛАВНЫЙ ОНТОЛОГИЗМ.

Поэтому если говорить о современном синтетическом восприятии, то идеалом для нас может быть, скорее, свт. Софроний Иерусалимский (+637), который находился где-то посредине между реализмом раннего христианства и беспросветным символизмом поздней Византии. Он, когда говорил о литургических образах, употреблял термин…………….[!ант и!т и!пе], близкий к лат. anticipation предвосхищение. По Канту антиципация — это априорное познание предметов восприятий ещё до самих этих восприятий, т. е. посредством чистого созерцания. Это именно то литургическое созерцание, о котором мы говорили. Ибо ведь мы же априорно знаем, что в Чаше — Кровь Христова. А то, что финальное явление Чаши «изображает» Вознесение, — это ноэтический компонент нашего знания — акт придания смысла. На этой основе строится т. н. православный онтологизм, который противоположен всякому субъективизму и имманентизму.

Потому что имманентизм — это стремление из себя (помимо Бога) воссоздать всякую реальность, в особенности же — реальность сятыни. Это чисто западный путь, который начинается с построения понятий и категорий, а кончается созданием духовных реальностей.

Православный онтологизм — "это принятие реальности от Бога, как данной, а не человеком творимой" (Флоренский). Следствием такого онтологизма является "смирение и благодарение". Православное восприятие всегда тяготело к онтологизму, к объективному статусу Божественной реальности и действенному приобщению к ней человеческой природы.

Поэтому и Православное богослужение надо воспринимать по-возможности объективно и онтологично. Всё, что в храме говорится и поётся — это не субъективный символизм, не эстетика, а словесные сущности. И должн о происходить приобщение к этим сущностям. В этом смысл словесного служения. Ибо это служение "в Духе и Истине", служба Логоса (букв. ………………………… — логическая служба).

Ведь что у нас поётся на 8 гласов? Что это за текстовые группы — тропари, кондаки, богородичны? Это же почти сплошь догматика, т. е. концентрация духовного опыта величайших Отцов Церкви и святых подвижников! Этот опыт говорит о вечном и объективном. Его невозможно субъективизировать, излить в каких-то произвольных тональностях, в хроматическом звукоряде. Поэтому в нашей Церкви господствует диатоника и осмогласие. Т. е. сам мелодический элемент подчинен и управляется словом — логосом и выраженными в нем догматическими идеями. Сущность нашего богослужения это в р е м я, а его материя это с л о в о, поёмое и возглашаемое. Оттого никакие орг а ны в Православии невозможны. Это субъективизация. У нас только слово задаёт смысл и только смыслообраз настраивает душу на литургическое созерцание.

7. ВЫВОДЫ

В силу этой необыкновенной объективности и онтологической полноты, в силу необыкновенной концентрации догматического и аскетического опыта, наше Богослужение является последним и самым высшим критерием для проверки различных догматических гипотез и разрешения спорных вопросов.

В прошлом году мы с вами изучали, в каких жарких спорах рождался Тринитарный догмат. И все споры были теоретические. Но если бы они догадались заглянуть в Апостольскую Литургию, то нашли бы ответ сразу: "Во имя Отца и Сына и Св. Духа", "Благодать Госпо да нашего Иисуса Христа, и любовь Бога и Отца, и причастие Св. Ду ха будет со всеми вами". Однако, Литургия в то время ещё не была осознана как высший критерий соборного опыта. Это мы сейчас только стали сознавать, и на наших глазах рождается целое литургическое богословие, которое отвечает на самые актуальные вопросы.

Вот, например, вопрос об экуменизме. Сколько сейчас мастеров с пеной у рта доказывают, что это чуждая Православию, западная и вообще масонская концепция. Но вот приходят они в храм и слушают Великую ектению, а там в III члене:

"О мире всего мира, благосостоянии святых Божиих церквей и соединении всех Господу помолимся!"

А в чине Литургии свт. Василия Великого ещё определеннее: "Утоли раздоры Церквей, угаси шатания языческие, еретические вос стания скоро умири силою Святого Твоего Духа…" (т. е. Св. Дух "веет где хочет" — и за пределами нашей Церкви). А вот комментарий прп. Амвросия старца Оптинского: "По Закону любви Церковь на ша молится о соединении Церквей, т. е. о приобщении инославных…" (Собрание писем, с.239).

Итак, наше богослужение выполняет три главные функции:

1. Выявляет таинство Евхаристии и через него создает Бого-че

ловеческий организм Церкви.

2. Освящает время, души и тела и через низ весь мир.

3. Догматически оформляет ум и позволяет разрешить многие

богословские вопросы.

Таково значение Богослужения. А о том, как сложился этот уникальный организм и как он рос на протяжении истории, мы будем говорить в следующих лекциях.

3
{"b":"104676","o":1}