VI Затихнув, как изливший гнев вулкан, Был величав угрюмый Христиан. Но тишину, как туча, облегло, Глухими вспышками браздя чело, Души неуспокоенное горе. Внезапно, с мрачным пламенем во взоре, Он огляделся, Торквиля приметил, — Тот слабым восклонением ответил, — Вскричал: «Дитя! Так жертвой стал и ты Безумства моего и слепоты?» И к юноше, забрызганному кровью, Ступил, взял руку слабую с любовью, К груди своей прижал — и отпустил, — Пожать не смел… Лишь Торквиль возвестил, Что легче ранен, чем ему примнилось, — На миг чело страдальца прояснилось. Он молвил: «Так! Ждала нас волчья яма: Но мы не трусы, и падем без срама, И дорого ж мы обойдемся им! Пусть гибну я: как вам спастись одним? Уж мало нас: нам не бороться боле. Мне вся забота — были б вы на воле! Будь здесь хоть челн, хоть малая ладья — Вас с упованьем отпустил бы я! Мне смерть — венец моей желанной доли: Не ведать страха, не терпеть неволи»… VII Не кончил он — из-за скалы понурой, Поникшей над волной громадой хмурой, В дали морской означилось пятно; Как чайки тень, к земле неслось оно. Другое вслед, — то зримо, то сокрыто, — Мелькнет на миг, на миг волной закрыто. Все ближе… Две ладьи… И взор открыл В них темнокожий люд… Как взмахи крыл, В пучине весла быстрые сверкают, Челны прибой вспененный рассекают, То вдруг взлетят на завиток гряды, То ухнут вниз, в гремящие бразды, А глубь кипит и в кипень влагу мелет, Вверх мечет хлопьями, холстами стелет… И прорвались чрез мощные валы, Как малых птицы две из бурной мглы… Товарищам зыбей второй природой Искусство стало — биться с непогодой. VIII Не Нереиду вынесла волна [32]На раковине: первой из челна Порхнула, темной наготой сверкая И взором влажным милого лаская, Светла надеждой, — Ньюга!.. То она, Любимая, испытанно-верна! Смеясь и плача, тело к телу, Ньюга Прильнула к Торквилю, и держит друга, Как бы не веря, что не грезит сон… Дрожит: он ранен!.. Но легко… Спасен Возлюбленный!.. Смеется, плачет вновь… Ей, дочери бойца, не диво кровь, И мужествовать деве не впервые. Миг полон. Что угрозы роковые! Восторг бежит из глаз ее в слезах, Ей сердце сжал и замер на устах, Рыданьем грудь спирает и колышет: Рай первый чувства в каждом вздохе дышит. IX Где тот суровый, кто бы не был тронут, Когда два сердца так в блаженстве тонут? Благословляет, затаив участье, Сам Христиан их молодое счастье; И с горьким сном погибших дней своих Слил радость умиленную — за них… Последний луч обманного огня Его надежд — угас… «Из-за меня!» — Проскрежетал он, отвернулся прочь, — Но не глядеть на тех ему не в мочь: Так лев на львят косится из берлоги… Потом застыл — без грусти, без тревоги. X Но краток срок благих иль темных дум: Слышны за мысом чрез стихийный шум Удары вражьих весел. Кто сей звук Угрозой смерти сделал? Все вокруг Их предает, — одна спасает дева! Она, завидев, что дружины гнева Плывут, грозя восполнить дело сеч И путь спасенья беглецам пресечь, — Туземцам знак дала — спешить к снастям И даровать убежище гостям В ладьях крылатых. Христиан, два друга, Два верных, с ним — сошли на доски. Ньюга Расстаться с Торквилем не хочет: челн Другой их примет… И по гребням волн Ладьи летят. И цель их окрылений Цепь островков, где логова тюленей Да чайки водятся, — из мглы встает. Ладьи летят, — и враг не отстает. Вот-вот настиг… избегнут… гонит снова… Как ускользнуть от недруга лихого? И разлучились бедные челны, В две разных разлетелись стороны — Смутить погоню… Мчитесь! Каждый взмах Весла — вам жизнь!.. За жизнь ли только страх? Ты, Ньюга, за любовь дрожишь! И хил Твой челн для этой ноши. В нем, кто мил Тебе, — с тобой!.. Так цель близка пути, — Так близок враг… Ковчег любви, лети! ПЕСНЬ ЧЕТВЕРТАЯ I Как белый парус над пучиной бурной, Когда в ущербе дали блеск лазурный Меж мраком волн и мутью черной туч, — Надежды так последний бьется луч. И якорь сорван. Но чрез вихрь мятежный Все взору светит парус белоснежный, Хоть каждый вал его уносит прочь И сирый брег объемлют мгла и ночь. II На Тубонайском взморье, острой грудью Утес чернеет, обречен безлюдью, Свой рыбакам пернатым; где тюлень В пещере сонную лелеет лень, Ютясь от бурь, но солнце чуть проблещет, Взыграет он и грозно влагу хлещет. На скрип ладьи случайной птичий крик Откликнется из скал, пуглив и дик; Там грудью голой греет мать птенцов, Пучины вольной хищников-ловцов. Где с моря доступ к тесному ущелью, Пески желтеют в устье плоской мелью. И черепаший выводок, в броне Влачась тяжелой, тянется к волне; Их зной взрастил, и влага благосклонно Кормящее им простирает лоно. Часть остальная — дикий ад трущоб, — Сюда прибитым бурей — брег и гроб. Вздохнет спасенный, что под ним земля, Не рухлые останки корабля… Гостеприимен не был кров убежный, Изысканный для друга девой нежной В годину крайнюю. Но ведом ей Тайник спасенья, скрытый от очей. вернуться…Не Нереиду вынесла волна… — Нереида — в древнегреческой мифологии нимфа моря, благожелательная к людям. |
