— Завтра в город прибудет Салтайя. Мы видели это в огне.

— Тем лучше. Старая ведьма займет все его внимание. Ингельд! — Этот решительный Бенард был совсем не похож на непрактичного скульптора. — Ты сбежишь из Косорда вместе со мной? Ты всегда говорила, что можешь удалиться от города не больше, чем на один мензил…

— Такая вероятность существует, — признала она. Это было безумием, настоящим безумием Эриандера, но теперь ей причудилось, что именно такой выход подсказывало пламя, и у нее был способ это проверить. — Как ты сюда попал?

— Вошел через ворота, естественно.

Анзиэль благоволила Бенарду. Она выполнила просьбу, с которой не осмелились бы обратиться к ней другие художники. Она открывала ему формы, таившиеся внутри камня, отмыкала запертые двери. Он жил в бедной хижине и дарил ей золотых птиц.

— Ты знаешь, где хранилище священных сосудов?

Он пожал плечами.

— Да. Но я там с детства не был.

— А ты сможешь пробраться туда незаметно?

— Зачем?

— Потом объясню. Это очень важно. Мы откроем его перед началом завтрашнего пира, сейчас оно запечатано. Ты должен будешь закрыть его так, чтобы никто не догадался, что хранилище открывали.

Несколько ударов сердца он сидел совершенно неподвижно, а потом пробормотал:

— Это было так давно… Там есть веревка, идущая от двери на крышу. — Он видел это в своих воспоминаниях. — Она должна быть соединена с колоколом, находящимся рядом с караульным помещением. Я должен буду попросить Ее отцепить веревку — в противном случае сразу же прибегут веристы. А веревки на дверях запечатаны?

— Да, тремя печатями.

Три кусочка засохшей глины на узлах, каждый с отметками семи или восьми личных печатей разных людей. Он должен будет намочить нижнюю часть каждой печати, снять их так, чтобы они не треснули, а потом поставить на место. Без божественной помощи ни одному смертному это не под силу. Но ловкие пальцы Бенарда способны превращать комья глины в цветы, бабочки и в фигуры знакомых людей.

— Наверное, если я правильно Ее попрошу, Она это сделает.

— Тогда иди! — сказала она. — Спрячь свой глупый кинжал. Если поймешь, что не можешь туда проникнуть, возвращайся сюда. А если все пойдет хорошо, мы встретимся с тобой в сокровищнице, когда… — Он поднялась на ноги, подвела его к арке и указала на звезды. — Когда Ишниар будет над нашими головами. Тебе хватит этого времени?

— Наверняка. — Он вновь поцеловал Ингельд, и та растаяла как девственница на обручении. О, как давно это было!

— И не дай себя убить, любовь моя! — сказала она, но Бенард уже скрылся в темноте.

Никогда еще небо не меняло свой цвет так медленно. Ингельд нервничала и беспокойно расхаживала по комнате, пытаясь молиться. Она ничего не видела в тлеющих углях, но это и неудивительно, учитывая ее нынешнее состояние. Она снова и снова повторяла, что Бенарду не грозит опасность, если только он не забыл избавиться от кинжала. Если стража услышит колокол и отправится выяснять, что произошло, они просто арестуют Бенарда и отправят в тюрьму на один день — до тех пор, пока он не попытается сделать какую-нибудь глупость: например, ударить ножом вериста. Дело происходило в ее дворце, и, как только Бенарда приведут к ней, она его сразу же простит.

Звезды застыли на небе. Ингельд опустилась на колени перед тлеющими угольками. Ей ужасно хотелось дать клятву, что она не сдвинется с места до тех пор, пока Веслих не подскажет ей, что время пришло, но угрожать богине не следовало. А затем она его увидела — казалось, богиня смилостивилась над ним. Он стоял на коленях перед дверью и терпеливо работал над нижней печатью. У него был кувшин, светильник, кусок ткани — и кинжал! Он осторожно размачивал глину в задней части печати. Очевидно, две другие он успел снять раньше. Ош с ужасом наблюдала за его работой. Стражи должны всю ночь патрулировать дворец, но Ингельд знала, что они редко спускаются в подвалы, а сегодня, когда Хорольда нет в городе, могут позволить себе немного отдохнуть.

Бенард снял третью печать и положил ее на пол, на безопасном расстоянии от двери. Затем он принялся развязывать веревки. Теперь ему оставалось отодвинуть засов и открыть дверь. Бенард должен быть уверен в том, что другой конец веревки уже не связан с колоколом. Возможно, мыши успели ее перегрызть, поскольку священная Веслих могла также прийти к ним на помощь — две богини вместе намеревались одурачить бога войны.

Ингельд вскочила на ноги, схватила темный плащ и выбежала в коридор. Во дворце было темно и тихо. Полагаясь на память и слегка касаясь пальцами стены, Ингельд поспешила в часовню Дочерей. Там сегодня дежурили Тене и ученица. Они так испуганно поднялись, что Ингельд сразу поняла: еще немного, и они бы заснули. Однако это хороший знак — никто не поднял тревоги во дворце.

— Я немного посижу у огня, — сказала Ингельд, входя в святилище. Никто не стал с ней спорить, а похожая на мышку маленькая ученица, наблюдавшая за священным огнем, и подавно. Ингельд выгнала обеих. Пусть ломают головы! Правительница города не обязана объяснять свои действия.

Она закрыла тяжелую дверь, украшенную завитками бронзы, и заперла ее на засов, спрятанный в узоре. Запахнувшись в плащ, Ингельд опустилась на колени, чтобы вознести благодарственную молитву. Теперь спокойствие ей было ни к чему, даже наоборот, оно было бы неуместно. Пламя наполнилось радостью — естественно, оно показывало Бенарда, однако более всего в нем присутствовало торжество. Значит, она верно поняла пророчество и угадала, почему Бенард Селебр так важен для Косорда. Она не видела того, что произойдет после сегодняшней ночи. Никаких лодок. Никаких мертвых тел или обещаний, что ее любовник доживет хотя бы до рассвета. Он должен исполнить предназначение. А потом богам не будет до него дела.

Священная Хранительница открыла ей свою волю, и Ингельд следовало подчиняться Ее свету.

Она встала и подошла к тайной панели. Маленькая защелка показалась ей тяжелее, чем в тот далекий день, когда ее впервые привела сюда мать. Ингельд нажала на защелку с одной стороны и сильно надавила босой ногой на ковер. Панель слегка повернулась, открылась едва заметная щель, и тут же она увидела сильные пальцы Бенарда, которые потянули панель на себя.

Пол в сокровищнице был ниже, поэтому Бенард смотрел на Ингельд снизу вверх. Его глаза широко раскрылись от удивления, в них танцевали черные кристаллы со священным пламенем. Он смотрел на очаг и пять стен, покрытых темными плитками и уходящими в темноту.

— Где мы?

— Это святилище Веслих, святая святых.

Он прикусил губу.

— Я не могу сюда входить. Это запрещено.

— Вполне можешь, — заверила его она. — Разве твоя богиня не открыла тебе дверь сокровищницы?

— Так Она и сделала. — Он широко улыбнулся: эту улыбку Ингельд всегда связывала с юным Беной, да и сейчас его лицо смягчилось и стало мальчишеским.

Когда он собрался шагнуть вперед, Ингельд подняла руку и остановила его.

— Подожди! Бенард, лишь раз за жизнь одного поколения мужчина может войти в святилище — и только с одной целью. Ты должен обнажиться и отдать свое семя Веслих, отказавшись от прав на ребенка, отцом которого станешь. Согласен принять такие условия?

Он удивленно посмотрел на нее и после коротких раздумий кивнул, а потом прищурился.

— Ты меня используешь, чтобы помешать Хорольду. Я не против, однако ты обещала, что мы сбежим.

— Так и будет. Но сначала нужно сделать другое.

В его улыбке вновь появилась юная страсть, и она вспомнила молодого Бенарда, каким он был в самом начале их отношений. Он протянул руку к набедренной повязке.

— А можно я сделаю тебе близняшек?

Как это на него похоже! Несмотря на серьезность положения, Ингельд рассмеялась.

— У тебя впереди вся ночь. Если ты мужчина, попытайся сделать мне тройню.

Она сбросила халат и подошла к жаровне. Бенард успел раздеться и подняться к ней; он без усилия закрыл за собой тяжелую панель. Потом опустился рядом с ней на колени, и она увидела, как он возбужден.