— У меня нет для вас подарков, — запротестовал он.

— Неужели ты думаешь, что я такая глупая? Если бы я хотела получить подарки, я бы не показывала тебе это. — Она звякнула браслетами. — И потом, я не стану просить о чем-либо человека, живущего в конуре.

Бенард действительно хотел поработать над статуей, пока не зашло солнце. Он знал о дурной репутации нимф, склонных превращать мужчин в рабов и выуживать у них все сокровища. С другой стороны…

С другой стороны он мог привести несколько серьезных доводов совсем иного плана. Например, было бы неплохо поесть. А на золото рассчитывать нечего, ведь богатство — его корбан. И еще ему было любопытно взглянуть на коллекцию Хидди.

— Я неподобающе одет.

— А я тебя раздену, когда мы будем на месте. — Дразняще.

— Никаких подарков, никаких богов, никаких разговоров о любви? — печально сказал он. — Лишь гнусное животное совокупление? Как у кошек — пару раз мяукнули, и кончено?

— Как пожелаешь, мастер.

— Я не люблю, когда со мной обращаются, как с животным.

— Но ты и есть животное, — ласково сказала Хидди, уверенная в своем успехе. — Все мужчины таковы.

— Наверное, мы такими только кажемся.

Рабы и стражник вернулись к носилкам — они успели освежиться и теперь были готовы начать новое путешествие. Тод осторожно приблизился к ним с другой стороны.

Если полог носилок вообще можно захлопнуть, то Хидди именно это и сделала.

— Тогда следуй за мной. Домой, Нерио. Бенард — не отставай!

Он задержался, чтобы дать Тоду несколько поручений, и помчался вслед за носилками, которые уже скрылись в переулке. Он догнал их как раз перед перекрестком. На узких улочках он не пытался соревноваться с Нерио. Бенард полагал, что без особых проблем успеет за носильщиками, но рабы Хидди знали свое дело и бежали удивительно быстро, пробивая себе дорогу в толпе, словно вырвавшиеся на свободу онагры. Путешествие получилось гораздо дольше, чем он ожидал. Сначала им пришлось подниматься в гору к дворцовому комплексу, а потом вдоль него — к модной части города. Наконец они остановились возле ворот в кирпичной стене. Нерио позвонил в колокольчик, и через мгновение ворота открылись.

Уставший Бенард последовал за рабами и оказался в тенистом дворе. Кто-то протянул ему мягкое полотенце и золотой кубок с прохладной водой, куда добавили сок какого-то вяжущего фрукта.

Он выпил воду, вытерся и снова стал пить. Только после этого у него появились силы осмотреться. Сад был огромным и тянулся от домика на три или даже четыре комнаты до небольшой хижины, в которой, очевидно, жили слуги. Со всех сторон его окружали стены, увитые виноградной лозой. Все вместе выглядело чрезвычайно изысканно. Бенард вырос в двух дворцах и множество раз бывал в домах богатых людей, чтобы обсудить заказы, однако нигде не видел такой гармонии, как в этом миниатюрном лесу. Он прекрасно понимал, что дом очень старый, да и деревья здесь были по-настоящему древними. Пространство вокруг обязательного пруда плавно переходило в кустарник с изящными цветами, и в сочетании с вымощенными плитками дорожками дарило ощущение удивительного мира и покоя. Этот рай создал человек с безупречным вкусом.

Однако первое впечатление начало стремительно улетучиваться, когда он заметил раскрашенные керамические фигурки животных и гипсовые статуи. Тот, кто их поставил, не имел ни малейшего представления о вкусе. Цветистые подушки и низкие золоченые столики были накрыты к обеду. Полдюжины рабов — все мужчины, все флоренгиане, двое еще почти мальчики — раскладывали мясо, фрукты и ломти хлеба. Бенард еще острее ощутил голод. Живот заурчал…

Страж Нерио был занят тем, что стирал с тела пот и красную пыль и одновременно он отдавал приказы слугам, которые тут же бегом бросались их исполнять. Он заметил взгляд Бенарда и подошел. Он все еще тяжело дышал, но выражение лица Бенарда его явно позабавило.

— Удивлен?

— Кто владеет особняком?

— Естественно, леди Хидди. — Нерио посмотрел на Бенарда широко раскрытыми невинными глазами — видимо, научился такому взгляду у Хидди.

— Она замужем? Или ее отец богат?

Теперь в широко раскрытых невинных глазах появилось насмешливое выражение.

— Я не могу обсуждать дела моей леди, мастер-скульптор. Но ты можешь спросить у нее сам.

Он говорил на вигелианском еще чище, чем Хидди, а его улыбка получилась дерзкой: он явно намекал, что пользуется благосклонностью своей хозяйки.

Тут появилась Хидди, выбралась из носилок свежей и довольной, ее явно забавлял вид запыхавшегося потного гостя. Он никогда не видел таких платьев, напоминавших туман. По правде говоря, платья почти и не было.

— Тебе нравится мой дом? — осведомилась она.

— Великолепный дом, миледи.

Во всяком случае, был таким, пока его не начали переделывать.

— Сюда я приглашаю только своихлучших друзей, Бенард.

— Я польщен.

— Угощение приготовлено специально для тебя. Мой повар — знаток своего дела. И я всегда ем с золотых тарелок.

По мнению Бенарда, золотые тарелки были ужасно непрактичны: горячая еда остывала на них слишком быстро.

— Я в восхищении.

— Но сейчас тебе следует помыться, а уж потом есть. Следуй за мной. — Хидди поплыла к дому.

Он поспешил за ней, не сводя глаз с ее бедер, и лишь огромным усилием воли удержался и не прикоснулся к ней.

— Твоя богиня хорошо тебя вознаградила.

— Конечно. Он щедр. — Хидди вошла в довольно темное помещение, где один из молодых рабов выливал горячую воду в ванну. — Достаточно, Косимо. Нам больше не потребуется.

Ванна, установленная ниже уровня пола, оказалась неожиданно широкой и мелкой. Комната выглядела роскошно, стены и пол покрывала глазированная плитка с изображением чудесных птиц и цветов. Даже в полумраке они горели всеми цвета ми радуги. К несчастью, и здесь был виден дурной вкус Хидди. Контрасты вызвали у Бенарда раздражение. Однако он понимал художника, который все это сделал; богатые люди щедро вознаграждали его за создание чудовищных интерьеров. Подозревая ловушку, он внимательно огляделся по сторонам, но не нашел изображений Эриандера.

Босой мальчик бросил быстрый взгляд на Бенарда и вышел.

— Я вижу, ты предпочитаешь флоренгиан.

— Они животные, как и все мужчины, — сказала Хидди, пробуя воду ногой, по красоте достойной любой богини. — Все они рабы. Впрочем, я могу поработить любого. Конечно, они часто посещают мою спальню.

Он поежился от ее иронии. Ни одна женщина так на него не действовала, даже Ингельд. Но отступать было некуда.

— Конечно, по шесть сразу?

— Ты намерен купаться так или сначала разденешься?

— Знаешь, я в состоянии вымыться сам.

— Вымыться? Ты никогда не обладал женщиной в ванне, флоренгианин?

Это ее не касается.

— Мне бы не помешала парочка советов.

— Я позову Нерио. — Розовая полупрозрачная ткань упала к ее ногам. Не сняв ни единого украшения, Хидди шагнула в ванну и повернулась к нему лицом. — Тебе ведь немного нужно, верно? Пару раз мяукнуть, и дело с концом, так ты сказал?

— То, что мне нужно, — ответил Бенард, снимая одежду, — может быть много меньше того, что я беру.

Как оказалось, мяуканий было немало, да и брызг тоже.

Несколько часов спустя и в другой комнате Хидди произнесла:

— Солнце садится. Я должна служить своему богу.

Они сидели на краю ее постели. Она расчесывала черепаховым гребнем шелковистые волосы, а Бенард мысленно переставлял мебель по своему вкусу. Он все еще обнимал Хидди за плечи. «Интересно, где моя одежда?» — подумал он.

Постель была застелена мягкими коврами, красными и пурпурными, но их цвет совсем не сочетался с картинами на стене и коврами на полу. В комнате было слишком много разных вещей — стулья, шкатулки, столики, даже гротескное изображение Эриандера, которое он закрыл покрывалом перед тем, как присоединиться к Хидди в постели, чтобы вновь заняться любовью. Весь дом являл собой настоящую свалку дорогих безделушек, бесстыдное расточительство без особого смысла и цели. Ее повара и слуги знали свое дело и вели себя почтительно, но по-настоящему красивой была только сама Хидди. В какой-то момент Бенарду удалось убедить ее снять все украшения, поскольку без них она выглядела куда более привлекательной.