- Открыл, понимаешь, открытие… Однако, отбой! Девки наши уже сопят вовсю! Даже лясы поточить не сумели! - Девки - Рита с Мариной - и впрямь уже спали, так и не успев поговорить - намаялись за тяжелый день. И даже дедовы страшилки не помешали сну.
- Русов, Мальцев!
- Я!
- Я!
- Службу помним… Первые у моста часовыми. Через два часа подымайте Алешку Винокурова и Юру. Потом меня будите. Я с тобой подежурю… как тебя?
- Майор запаса Микрюков. - отрапортовал тот. А потом добавил, уже мягче. - Володя.
- Бают Леонидом отца звали?
- Так точно, товарищ командир. - Леонидыч аккуратно выбирал остатки жира и мяса из банки.
- По комиссии что ли списали? А войска какие? - поинтересовался политрук, укладываясь головой к костру.
- Ты это, Дима, лучше ногами к костру ляг. Голова болеть не будет. А так да… По комиссии.
Долгих почесал подбородок смущенно, но перевернулся все же:
- А род войск?
- ВВС. Стратегическая. Дальняя.
- Ого! Голованова небось знаешь?
- Типа того…
- А Берлин бомбил?
- Ну… - Леонидыч облизал ложку.
Дед не выдержал:
- Всем спать, едрена мать! Приказ по отряду. За нарушение три наряда вне очереди! И хучь ты генерал-майором будешь, а пока тут моя власть!
Из темноты кто-то хихикнул.
- Ежов! Пять нарядов!
С совсем другой стороны раздался сонный, но возмущенный голос:
- А я-то чего опять?
- За компанию, ититть! Спать всем!
И Леонидыч, и дед проснулись одновременно. Еще до того, как их начали будить Вини и Семененко.
- Куришь? - спросил Кирьян Васильевич, когда они устроились у в корнях поваленных сосен.
- Нет.
- А я вот балуюсь… - сворачивая «козью ножку» сказал дед. - Ну, рассказывай…
- А что рассказывать-то? - в тон ему прищурился Леонидыч. - Сбили. Упал. Ранило в плечо. В деревне Маринка выходила. Потом…
- Не звизди мне. Я уж ваших всех знаю… Сбили его… Я, мил человек, уже в курсе что такое «аська».
- Что?
- И про компутеры с тырнетом знаю. Еж бараголистый, много рассказал. Да и скрывать ни к чему. Все равно - глаз режете, сразу понятно - не здешние. Валера было шпионов заподозрил, да он человек материалистический - в правду таким сложно поверить.
- Я, Василич, сам не знаю - что такое «аська» и Интернетом пользоваться не особо умею. Нет в моей деревне Интернета. А ты с чего поверил-то нам?
- Леонидыч, давай-ка о другом поговорим… Ты ведь у них командиром был? Там, в мирном времени?
- Так точно, товарищ командир! - улыбнулся майор запаса.
- Вот и принимай командование. Не возраст мне тут по болотам скакать. До фронта я вас выведу. А дальше…
- Василич… Тебе лет-то сколько?
- Пятьдесят четыре, а что?
- А мне пятьдесят пять, Василич. И мне не с руки по болотам бегать. Как и ТАМ было не с руки в воронках сидеть по пояс в воде да кости солдатиков доставать. А кому с руки? Давай уйдем, прямо сейчас, и чего эти пацаны наделают?
Унтер-офицер смущенно крякнул, затянулся и опять почесал седую щетину:
- Вот ведь… А они все, майор, командир… Майоры, они вроде моложе бывают. Али как? Так чего делать-то будем?
- Знаешь, Василич… Когда я тут очнулся… На поле очнулся. А кругом трупы наших. Сотни. Жижей по земле уже растекаются парни. Первым делом я подумал - вот помер я. Слышал - где и как ты погиб, так по той смерти тебе и воздаяние? Вот и подумал, - не дожидаясь ответа деда, продолжил Леонидыч. - Значит судьба мне, не в той войне, так в этой долг отдать. По настоящему отдать. С винтовкой. Чтобы хоть одного… А через полчаса Маринку подобрал. Лежит и в голос рыдает в канаве. От страха. Ну, думаю, значит не помер. Не может же быть, чтобы сразу мы померли и в одном месте очутились? И опять же, жрать охота… Ладно, ее успокою сейчас, пристрою, а потом хоть трава не расти. В одну деревню сунулись, в другую… И везде - или немцы, или полицаи. Или местные не пускают. Картошку в руки и гонят. Страшно им. Вчера уходили из деревеньки, забыл, как называется, - Пехово, что ли? - полицаи нагрянули. Мы огородами и в лес. Один был бы - стрелять бы стал. А тут как? Через плетень лезли - ногу она растянула. Как ее бросить? А сейчас? Уже не одна она у меня…
- Вот и веди к своим!
- А там что? Опять доказывать, что ты не враг? Особый отдел, тройка и все такое?
- А что делать-то?
- Устал я, Василич, устал я доказывать. Еще там. У себя. Я ведь бомбером был. В Афганистане. Работали нормально. Духов пластали. А потом сюда вернулись - и на тебе. Я оказывается палач, по мирным жителям бомбы бросал. Убивал детей и женщин, понимаешь? А эти дети сорока лет и женщины с бородами - стреляли там внизу… А кто говорил, знаешь? Власть говорила. Которая меня туда и послала. И медали с орденами давала вначале. А потом врагом оказался - хуже немца. И вот выйдем сейчас за линию, к нашим - что я им скажу? Что я знаю - через несколько дней немцы фронт будут рвать на юге? Что через полгода под Сталинградом будут? Так меня же шлепнут через полчаса за пораженческие настроения? Или нет? Или как там у них? И ведь не только меня. Всех. Чтобы под ногами не мешались.
- Да уж… - дед опять засмолил духовитый свой табак. - Дилемма, как наш хвылософ говорит. И как ты энту дилемму рубить будешь? Аки Сашка Македонский?
- Да, - коротко отрезал Леонидыч. - Сон это или смерть- какая разница? Человеком надо быть. Значит, что? Пойдем завтра - то есть сегодня уже - к нашим. На прорыв. А там как фишка ляжет.
- Какая фишка? - не понял дед.
- Есть такая игра рулетка…
- Знаю, ага… Офицеры у нас баловались во время оно.
- Фишку кидаешь - на красное, на черное или на ноль. Жизнь или смерть. Или ноль.
- А ноль чего?
- Ноль это ноль. Значит ни жизни, ни смерти. Вот как у нас сейчас. Если я тут - значит, я тут нужен, так?
- Вроде как…
- А значит выбор между жизнью и смертью - есть всегда. Даже сейчас. Тем более сейчас, - поправил себя Леонидыч.
- Ишь как загнул… Я вот тебе что отвечу… Выбор между совестью и грехом даже после смерти есть. Когда мытарства будут - проверишь. А сейчас сам свою душу за волосы вытащи. Как этот… барон… Забыл!
- Мюнхгаузен!
- Точно! Мухгамазин… Делай, Володя Леонидыч, что должен и все дела…
Дед замолчал. А потом тихо добавил:
- Эко я сам себе ответил-то… Надо записать, чтобы не забыть!
- Марк Аврелий… - шмыгнул носом подошедший рядовой коммунистического батальона, студент-философ Лешка Прокашев. - Это Марк Аврелий сказал. Делай что должно и будь что будет.
- Чего не спишь-то, Марк Аврелий?
Тот пожал плечами:
- Выспался. Я, вообще мало сплю. У меня до войны хомячок жил. Так он по утрам рано просыпался. И скребся все время. Вот я и привык, а что?
- Да ничего… Раз проснулся… - сказал дед и вопросительно посмотрел на Леонидыча.
- Вали за дровами, тогда! Понял? - тон Леонидыча был строг, но сам он улыбался. Глазами.
- Пошли, Василич, кашу варить?
- Какую еще кашу, Леонидыч? У нас из еды только консервы. Да чай.
- Вот чай и сварим. А кашу березовую. Пора бойцов к дисциплине приучать. Чего там с нами получится - неважно. Важно, чтоб хоть одного немца каждый из нас убил. Глядишь, война чуть раньше и закончится. Хоть на полчаса, унтер-офицер!
- Тоже верно, майор. Эй, солдат!
- А? - оглянулся Прокашев. - Чего?
- Ты до плена убил немца одного?
- Не знаю… - пожал плечами философ, обдирая бересту. - Стрелял. Все стреляли. Может и попал. Может и убил. А что?
- Да ничего… - ответил ему Леонидыч, зевая. Потом потянулся и неожиданно рявкнул:
- Ррррррота! Подъем!
А потом не спеша подошел к спокойно спящим девчонкам и положил каждой цветочек на щеку:
- Барышни! Утро красит нежным светом…
- Стены древнего кре… Мля! Кто мне в сапог лягушу запихал? - немедленно заорал Еж, едва протерев глаза.
- Два наряда! - рявкнул дед.
- И что? - поинтересовался Еж. - Мне, может, наряды нравятся!
