- Какое число сегодня? - неожиданно спросила она.
- Так вроде девятое. А что? - подал голос Валера.
- День Победы сегодня. Будущей. Скажите мне, Кирьян Васильевич, вот еще пару месяцев и генерал советский немцам сдастся. Власов Андрей Андреевич. В окружение он попал. Любанская, так называемая, операция. Пытались блокаду Ленинграда прорвать. И сами в мешок попали. Дело не в этом. А в том, что он стал с немцами сотрудничать. Армию организовали. Русскую Освободительную. С трехцветным флагом.
Дед попытался сказать что-то, но Рита остановила его:
- А некоторые бывшие белогвардейцы тоже стали против России… против коммунистов воевать. Краснов, Шкуро… Краснов даже официально обратился к белогвардейцам. Что, мол, эта война не против России, а против большевиков и атеистов, торгующих русской кровью. И Бога призвал Гитлеру помочь. Сравнил его даже с царем Александром Первым.
- С императором, - поправил дед.
- Ну, с императором…
- Не нукай. Между императором и царем, наверно, есть разница?
- Какая?
- Сама думай. И вот что я тебе скажу. Краснов всегда под немцев ложился. А Шкуре лишь бы шашкой помахать. Чем они закончили-то?
- Повесили…
- И хрен с имя… А генерал Деникин, Антон Иванович, что сказал?
- Ну… Вроде не поддержал.
- Флаг, говоришь… Флаг - это флаг. Он больше жизни, но меньше веры. Ежели под моим флагом и без спросу в мой дом они войдут - я винтовку все равно возьму.
- А если с крестом?
- Крест-то он тоже от веры зависит. Веришь, что крест - спасение, поможет всегда. Не веришь - так мимо твое спасение и пройдет.
- Как сложно все…
- Просто все. Вот твое небо. Вот твоя земля. Вот ты между ними. И делай, что желаешь. И получишь по желанию. Кто с чем приходит - тот это и получает.
После долгого молчания Валера вдруг озадаченно сказал:
- Дед, ты же Сократ!
- А енто еще кто? - удивился Кирьян Васильевич. Или сделал вид, что удивился.
Валера махнул рукой.
- Вот-то то же… - поднял палец дед - Давайте-ка оружием займемся. Почистить надо бы.
А железного барахла они и впрямь притащили немало.
До самого утра шагали - кто с двумя винтовками, кто с двумя автоматами. Дед тот вообще тащил тонькин пулемет - как ни странно «Дегтярев» - и два вещмешка. Один сзади - набитый гранатами, второй на груди - с пулеметными дисками, масленками, ремнаборами и прочими мужскими радостями. Включая три фляжки со шнапсом. Одну, правда под утро уже выпили. Когда на место пришли. Шнапс оказался, как ни странно, не очень крепким и сладким, отдающим черешней. Кирьян Василич, обозвал его киршвассером и уложил всех спать, а сам остался на карауле, как он выразился. И разбудил только днем, когда зайца приволок.
И принялись они чистить.
- Оружие оно что баба! - философствовал дед. - Не погладишь - обидится. Трехлинейка она хоть и не капризная, но ласку любит. Чистить не будешь - внутри заржавеет. Пульнет, конечно, но разброс выстрела увеличится. Баба такая же. Делать все будет, но все назло и мимо. Да еще и механизмом застучит. Потому чего делать надо? Берем ершик, керосином мочим и туда-сюда, туда-сюда. Рита, видишь будто личинка у затвора? У личинки чашечка такая. Ее обязательно протри. Там из капсюля порох прорывается и газами забивает. Дерево старайся не трогать. Хрупчеет оно от керосину. А так мосинка - баба верная. Рассказывали мне про то как приемку у них делали. Сто винтовок разбирались, значицца до винтика. Детали все в кучу смешают, а потом оружие снова собирают. При контрольном отстреле на сотню сажень разброс каждой винтовки не должен был превышать уставного уровня. Иначе всю партию в несколько тысяч штук бракуют. Во как!
- А вот и мы! - перебил его Андрюшка Ежов. За спиной его стоял хмурый, даже на вид голодный Костик Дорофеев.
- Ну и хорошо. Не спал, Константин?
- Ни как нет, - отрезал тот. - И ничего подозрительного не было. Тихо.
- И вороны не гайкали?
- Даже сороки не трескотали.
- Добро. Садись кушай. А боец Ежов будет пулемет чистить.
- Я же не умею! - растерялся Еж.
- Ак ты ж вроде не в «медали за гонор», прости Господи, ну или в чего там играл-то… А на войне. А на войне чего главное?
- Чего?
- Чтобы тебя твое оружие спасло. А чтобы спасло - надо за ним ухаживать. Потому учись. И не балуй. Автомат положи!
- Да я просто глянуть хотел… - заоправдывался Ёж.
- Пулемет бери. Автоматы я сам погляжу. А ты, товарищ Дорофеев, как покушаешь - подь сюды. Задание тебе дам. Ответственное.
Костя молча кивнул, обгрызая заячьи косточки.
- Пойдешь в село. Но сиди, вначале, на околице. Сиди и смотри. Чего, кто и как. Ежели германцы есть - тикай обратно. Стрелять не вздумай. Ежели нету - посмотри - ушли ли бабы. Посмотришь - уходи обратно, опять же. Твое дело разведка. И больше ничего.
- Кирьян Василич, а у меня эта хрень лишней оказалась!
- Пружина это. Возвратно-боевая. А ты дурень. Причем безвозвратно дурень.
Костя доел свой обед, встал и сказал:
- Ну, я пошел, что ли?
- Иди. И к темноте возвращайся.
Он коротко кивнул и исчез в деревьях…
…Что такое двадцать километров для молодого, шестнадцатилетнего паренька, когда он налегке. Не считая, конечно, трехлинейки на плече да пары колотушек за поясом? И при условии, что в селе, где вчера ночью ты знатно пострелял, тебя ждет твоя любовь, Катька Логинова? Красивая…
Да ничего это расстояние не значит.
Поэтому он даже не запыхался, когда шел по селу. Кирьян старый, а потому трусоватый. Чего высиживать-то в кустах? Видно же сразу - немцев нет. Тишина… Бабы, наверно, дома сидят, глаза не кажут. Дымок вон из некоторых труб идет…
Может быть, дед-то и впрямь трусоват? Зачем бабам из села уходить? Ну пришли партизаны, постреляли. Бабы-то тут причем? Ничего им немцы не сделают.
- Катька! - постучал он в окно дома, - Катька, выходи!
Ответом была тишина.
Костя тогда поднялся на крыльцо. Постучал в дверь и, чуть погодя, толкнул дверь.
Никого. Тепло, чисто, пахнет супом. Костя сглотнул слюну. Шестнадцатилетний пацан, пусть и с бородой уже, всегда хочет есть.
Он вышел обратно во двор. Заскрипела калитка.
- Тьфу, лешак, напугал! - вскрикнула тетя Нина, едва не уронив таз с бельем.
- Теть Нин, а…
- Белье в пруду дополаскивает. Ты бы, вояка, на могилку бы к Ваське и Кузьке сходил сначала. Мы их на погосте похоронили.
- А немцев?
- А немцев за сельсоветом закопали.
- Теть Нин, а почему не ушли-то вы?
- Ну, кто и ушел, а кто и остался. Мы с Катькой завтра уйдем. Дел-то много. По хозяйству дел вона сколько. Две курицы осталось, куды их девать-то? Жалко оставлять…
- Теть Нин, я это…
- Да беги, беги. И Катьке скажи, чтобы домой уже шла. Вечерять пора. Ты тоже приходи, я суп сварила, да яишенку сделаю…
- Хорошо, теть Нин! Мы скоро!
Тетя Нина покачала головой, улыбнулась и скрылась в избе…
…- Окружение села завершено, господин гауптштурмфюрер! С северной стороны в него вошел партизан.
- Один?
- Один. Мы его пропустили. Отделение Лакстиньша прочесало лес в той стороне. Никого. Красный был один.
- Хорошо. Ждем еще пять минут. Оберштурмфюрер, приготовьте своих людей.
Эсесовец козырнул и исчез в придорожных кустах.
Гауптштурмфюрер Герберт Цукурс, командир второго батальона Латышской добровольческой бригады СС, закурил, облизнув губы…
- … Катька! - Костик Дорофеев сбегал по утоптанной тропинке к маленькому пруду.
- Ой! Костя! Ты куда пропал…
Парнишка не дал ей договорить. Налетел, обнял и стал целовать раскрасневшееся лицо. За что и получил мокрой тряпкой по лицу.
- С ума сошел? Люди же увидят!
Костя засмеялся, но чуть отошел.
- А тебе не все равно? Может быть, последний раз видимся! Я же в партизаны ушел!
- Чтоб у тебя чирей на языке вскочил! Дурак!
Она отвернулась. А буквально через мгновение обернулась и сама бросилась ему на шею.
