- Скоро начнут совещаться, - сказал магистр.

Одно из окон увеличилось до размеров экрана. Я увидел человек двадцать военных - это были генералы, и по их форме я узнал, в чей штаб мы с Кайболом заглянули. Видимость была плохая. Генералы двигались в полумраке, что-то пили у столика, потом уселись за длинным столом, и один из них, высокий, сухой, с множеством орденских ленточек, разложил перед собой бумаги, поднялся и начал говорить. Голоса мы не слышали. Кайбол повернул регулятор на пульте. Свет на экране собрался в одно пятно. Оно легло на листы бумаги, мы могли читать, что было написано там: буквы выступали отчетливо.

Генерал говорил быстро - листы один за другим переворачивались, и я не успевал прочитывать их. Но все-таки мне стало ясно, о чем докладывал генерал.

Он излагал план войны с применением нового оружия - «лазеров». Предполагалось создать на Луне базу с батареей квантовых генераторов, сбить пущенной отсюда мощной ракетой астероид с его орбиты, затем, корректируя с Луны квантовыми лучами его полет, заставить упасть на территорию Советского Союза. Подготовленный в глубокой тайне и нанесенный внезапно удар будет расценен народами как божье наказание стране коммунистов. По словам генерала, лучше, конечно, выбрать астероид побольше, взять Цереру или Палладу - тогда удалось бы уничтожить почти все живое и все созданное на европейской части Советского Союза. Но в этом случае надо считаться с опасностью, что удар крупного астероида может сбить с орбиты Землю и она уйдет от Солнца. Ученые должны изучить этот вопрос…

- Насколько реален план использования астероидной бомбы? - спросил Кайбол.

- Думаю, что пока он нереален, - ответил я. - В руках этих генералов пока нет столь мощных «лазеров», чтобы можно было регулировать полет астероида.

- Однако в их план входит использование Луны и космического пространства, даже целой небольшой планеты, как оружия. Я не могу смотреть на это безучастно.

Кайбол оставил совещавшихся генералов, он приблизил другой город, заглянул в один дом, другой третий…

- Никак не удается отыскать штаб «Атлантик-компани», - сказал магистр. - Очень хотелось бы знать планы ее президента.

Он устало откинулся на спинку стула, посмотрел на меня и улыбнулся.

- Очень неприятная работа, но необходимая. Куда интереснее это…

Кайбол опять взялся за ручку на пульте, и я снова увидел Москву. Я различил здание библиотеки имени Ленина. Одно из окон ее, надвинувшись, стало как бы экраном.

В большом зале, склонившись над книгами, сидело множество людей. Светлое пятно луча побежало по открытым страницам. Вот луч выбрал нужное, остановился, приблизил книгу. Я прочитал сверху «В. И. Ленин». Кто-то сидел над раскрытым томом Ленина, читал доклад о войне и мире на седьмом партийном съезде. Открытая страница начиналась словами:

«…наше триумфальное шествие по всей России, сопутствуемое стремлением всех к миру. Мы знаем, что односторонним отказом от войны мы не получим мира…».

Увлекшись, я стал читать дальше. Страница перевернулась. Скосив глаза, я посмотрел на Кайбола. Мне показалось, что он прочитывал на каждой странице всего лишь несколько фраз и ждал следующей страницы. Почему он не читает все подряд? Это меня заинтересовало. Кайбол понял невысказанный вопрос.

- Если бы я читал так, как вы, мне понадобилось бы очень много лет, чтобы узнать ваших мыслителей и писателей.

- А как же иначе?

- Я вижу сразу всю страницу, выбираю главное и это главное прочитываю. Можно, разумеется, и сфотографировать. В этом зале сидит около ста человек, я читаю сразу несколько десятков нужных мне книг. Пока новая страница не открыта, я заглядываю в другие книги.

- Значит, я вас задерживаю?

- Признаться, да, - улыбнулся Кайбол. - Пока вы читали, я не мог перевести фокус света на другой стол.

- Я читал эти книги раньше. Не задерживайтесь из-за меня.

Кайбол погасил экран.

- Этим я займусь, когда останусь один. - Кайбол помолчал и сказал, довольный:

- Да, у вас был великий человек. Он видел далеко. Ленин! - произнес он, прислушиваясь к собственному голосу и стараясь, видимо, по-своему понять, как звучит это имя, и повторил: «Ленин!»

- А кто из писателей вам больше нравится?

- Этого еще не могу сказать, - ответил Кайбол. - Я читаю больше Ленина. Но знаю многие страницы Льва Толстого. Он интересует меня как мыслитель.

- Чем же именно?

- Он сказал, я вспоминаю почти с точностью: железные дороги, телефоны и другие принадлежности цивилизованного мира, это все полезно, хорошо. Но если бы стоял выбор: или вся эта цивилизация - и для нее не сотни тысяч гибнущих людей, а только одна жизнь, которая должна неминуемо погибнуть, - или не нужно цивилизации, тогда бог с ней, с этой цивилизацией, с этими железными дорогами, телефонами, если они непременно обусловлены гибелью человеческой жизни!

Кайбол посмотрел на меня вызывающе. Я догадывался, к чему он поведет разговор, и молчал.

- Бог с ней… - это выражение я понимаю как «лучше не надо цивилизации». Так ли это?

- Так.

- Человеческая жизнь дороже любой самой сложной машины, ракеты, дороже высокого дома и даже большого города. Все это можно построить заново, но нельзя вернуть жизни. Я на стороне тех, кто ценит человека превыше всего.

- Это верно, - согласился я. - Но я отдал бы свою жизнь, если бы ценой ее удалось спасти город, в котором живет моя мать.

- Вы говорите так потому, что это невозможно. Борьба такая, что нельзя защитить город хотя бы и ценой жизни. Это жертва бессмысленная. Вы плохо цените себя или… - Кайбол остановился.

«Или это пустая фраза, бахвальство», - закончил я его мысль. Но Кайбол продолжил:

- Или не знаете, что такое человеческая жизнь, что такое человек. Но я думаю, вернее первое.

Кайбол встал и сделал несколько шагов назад и вперед по своему тесному кабинету. Голова его была опущена.

- Я слышал, фашисты во время войны разрушили и сожгли в вашей стране много городов. И я слышал по радио, что все эти города восстановлены, многие из них стали еще лучше, потому что построены заново. Это правда?

- Правда.

- Но восстановилась ли из многих миллионов жизней, загубленных фашистами, хоть одна? Нет, это невозможно. Жизнь, каждая в отдельности, неповторима, как неповторима история. Ваш Толстой говорил, что каждый человек представляет единственный, никогда не повторяющийся случай и потому уничтожение единственного существа является таким ужасом! Это большая правда. Бывают люди похожие друг на друга, схожи и некоторые повороты истории, но это не одно и то же. Скажите, есть у вас другой Ленин?

- Нет, - ответил я и, подумав, добавил: - Есть великие люди, есть продолжатели его дела, но Ленина - нет.

- Теперь подумайте, что осталось бы вам в наследство, если бы Ленина не стало в вашем возрасте, в таком же возрасте убили бы Пушкина, рано умерли бы Толстой, Менделеев, Циолковский, Жолио-Кюри, Курчатов?

- Но Стебельков - это совсем другое: я обыкновенный.

- Откуда вы знаете? - с задором спросил Кайбол и остановился с широко открытыми огненными глазами. - Я вижу, вы плохо читаете своих мыслителей. Назову опять же Толстого. Он говорил о сложности жизни, о том, что в ней все устроено в высшей степени мудро и поэтому невозможно сказать, зачем именно эта индивидуальность живет… Может быть, она окажется впоследствии великой?

- Я уважаю вас, молодой человек. Но не играйте в скромность и уважайте других. Многие ваши сверстники - будущие великие люди. А о вас уже теперь можно сказать это. Не улыбайтесь! - Магистр снова опустил голову и заговорил раздраженно и глухо: - Не научились вы еще ценить жизнь. Война - это высшее проявление бесчеловечности. Допустить ее - столь же страшное преступление перед человечеством. Мы не совершим этого преступления, не так ли?

- Да, это было бы непростительно, и мы договорились с вами.

- Вот видите! - снова воскликнул Кайбол. - Я же говорил, что вы не просто Стебельков. Когда человек, пусть он еще молод, берет на себя ответственность за судьбы других, - это уже настоящий человек. Когда человек в массе и делает то, что делают другие, не отдавая себе отчета, лица и характера его не видно. Зрелость проверяется, когда он должен принять самостоятельное решение.