Джеральд видел взгляд Фэй. Он задышал чаще, лицо покрылось темным румянцем. Хриплым голосом он шепнул:

– Не кричи на меня, Фэй. Я этого не люблю.

Она подняла голову и глянула ему в глаза. Джеральда увлек ее рот. Она задыхалась.

– М-мы… М-мы д-должны спешить. Н-надо собираться, – с трудом проговорила Фэй.

Джеральд склонился над ней, медленно приник к ней лицом, и пульс у Фэй взбесился: она слышала громкие удары на шее, на запястьях, между грудями.

Она запротестовала испуганно и отрывисто:

– Нет, Джеральд. Все кончено, ты это знаешь. Я не позволю тебе больше прикасаться ко мне. Я не хочу…

Его разгоряченный рот заставил Фэй замолчать.

«Я не поддамся ему, не позволю, – твердила она себе. – Он теперь не смеет. Ни за что!»

Фэй повторяла эти слова, словно спасительное заклинание.

Но в крови разгорался пожар. Она чувствовала, как глубокая, жгучая боль пронизывает все тело. Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как они занимались любовью. Ее терзало отчаяние на протяжении многих недель, и она умирала от желания прикоснуться к близкому ей человеку. Фэй хотела, чтобы его руки бродили повсюду, как путешествовали только что ее глаза по телу Джеральда.

Он распахнул полы ее халата и забрался под одежду. Фэй ощущала, как его рука источает тепло на груди, как нежны и ласковы его длинные пальцы. Она резко оттолкнула руку Джеральда, отвела в сторону рот, чтобы лихорадочно прохрипеть:

– Нет. Перестань.

Джеральд наклонился ниже, его губы скользнули по изгибу шеи, по плечам, по выпуклостям грудей; чувственный язык ласкал соски, вызывая дрожь наслаждения во всем теле женщины.

Она закричала испуганно:

– Не надо… Не надо…

Свободной рукой Джеральд отвел вверх подол ее ночной рубашки и трепетно начал свое путешествие меж бедер; тонкие нежные пальцы скользнули во влажную, теплую расселину.

Фэй неистово вскрикнула, бессознательно выгнулась в экстазе. Глаза ее наконец сомкнулись. Джеральд придвинулся ближе, его плоть обжигала бедра. Фэй услышала яростное дыхание. Он вошел в нее…

Чуть позже она начала молча плакать; слезы безостановочно скатывались по лицу. Джеральд повернулся к ней.

– Фэй, что с тобой? Не надо, милая, – бормотал он, обхватив ее руками и прижимая к себе.

В его объятиях было тепло и уютно. Рука Джеральда гладила ей спину. Однако Фэй пыталась вырваться, содрогаясь от рыданий.

– Нет! Оставь меня в покое. Как ты только можешь! Я же сказала, что больше не желаю секса с тобой. Как ты посмел?

Они занимались любовью так бурно, что отголоски еще чувствовались. Потрясение немного напоминало агонию, бурную развязку после долгих недель отчаяния. Фэй и жаждала ее, и негодовала на себя за то, что уступила, что поддалась соблазну.

Ведь она была полна решимости никогда больше не заниматься с ним любовью до тех пор, пока не убедится, что Джеральд любит ее достаточно сильно. Пока он не докажет, что может предложить ей нечто гораздо большее, чем только чувственное наслаждение. Но стоило Джеральду коснуться ее, и она сразу же сдалась. Как ей не презирать себя?

Он взял ее за подбородок и приподнял лицо. Серые глаза вперились в ее зеленые.

– Я люблю тебя, дорогая, – услышала Фэй и ощутила нечто подобное грому и молнии. – А ты любишь меня, не так ли? Тебе не удастся это отрицать. Особенно после только что пережитого нами. Нам всегда было хорошо вместе, но сейчас было не просто хорошо: нас постигла неземная радость. Поэтому не говори, будто не любишь меня. Любишь! И я люблю тебя.

– Но недостаточно! – бросила ему в лицо Фэй. – Не играй этими словами, если они для тебя ничего не значат.

– Очень много значат, Фэй, – горячо возразил Джеральд.

Она покачала головой.

– Нет. Ты любишь меня, только когда тебе удобно. Например, если необходим секс со мной, если нужна спутница для выхода в кино. Другими словами, когда от меня можно получить пользу. Твоя любовь ко мне не знает постоянства. Ты не желаешь видеть меня постоянно в своем доме, в своей жизни. Я нужна тебе только на твоих условиях.

– Ты все видишь в кривом зеркале, Фэй, – вздохнул он. – Я хочу тебя. Боже мой, неужели ты не понимаешь, что без тебя я не могу жить? Ты нужна мне всегда, в любую минуту, каждый день. Я так ревновал тебя к Сильверу, что в последние недели потерял покой и сон. Мне кусок не идет в горло. Голова не работает.

– Ревность – не любовь! – взорвалась Фэй. – Это лишь собственническое чувство, и оно отвратительно. Ты не имеешь права претендовать ни на что, раз не способен броситься ко мне, опережая всех, и заявить: я – твой, а ты – моя!

Джеральд тяжело вздохнул.

– Ты не понимаешь, Фэй…

– Как могу я понять тебя, если ты не хочешь сказать, что мешает нашему счастью?

Фэй видела, как напряжены его нервы. Она лежала, не шевелясь; плакать уже перестала, но лицо оставалось мокрым от слез. Она молилась, чтобы Джеральд наконец открыл ей душу. Узнав правду о его жене, Фэй поняла причины упорного нежелания Джеральда брать на себя обязательства перед женщиной. Впрочем, может, она и заблуждается. Нельзя исключать, что он не желает строить с ней свою жизнь в силу каких-то неведомых обстоятельств. Он держит под замком столько секретов, что их совместное будущее выглядит все более сомнительным.

Фэй посмотрела на него умоляюще.

– Скажи мне, что с тобой происходит?

Однако он молчал, все еще не решаясь заговорить. Фэй чувствовала: у него в душе происходит борьба, идет спор чувств, восставших против страха.

– Я даже не знаю, с чего начать, – едва слышно сказал Джеральд. Он протянул руку за бумажной салфеткой и промокнул мокрое лицо Фэй, словно маленькому ребенку. – Дорогая, я не могу видеть, как ты плачешь. Что бы ты ни думала, весь мой мир – в тебе. Ни разу в жизни у меня не было желания сделать тебе больно, но я боюсь причинить боль себе самому.

– Я никогда не заставлю тебя страдать, – шепнула Фэй.

– Я знаю, что такое желание тебе чуждо, и разумная часть моего существа понимает, что у тебя и повода для этого нет. Но всякий раз, когда я размышляю о том, чтобы придать прочность нашим отношениям, на меня нападает страх. Я боюсь… – Джеральд умолк. – Послушай, мои объяснения потребуют слишком много времени, а нам надо вставать и собираться.

Он сделал движение, пытаясь подняться на ноги, но Фэй протянула руку и схватила его за запястье.

– Не останавливайся, Джеральд! Если ты не заговоришь сейчас, то, вероятно, разговор между нами так никогда и не состоится. А в этом все дело. Ты никогда не говорил со мной ни о чем серьезном, молчал о том, что творится у тебя в душе и скрыто от окружающих.

– Но это просто смешно! Конечно же, я говорил с тобой серьезно.

– Нет, Джеральд. Порой мне кажется, будто мы с тобой совершенно посторонние люди, и я, в сущности, не знаю, кто ты такой. Интересно, ты сам можешь ответить на этот вопрос? Твои поступки свидетельствуют о противоречиях в сознании. Ты совершенно сбиваешь меня с толку. Я думаю, ты сам растерян не меньше меня.

– Растерян, сбит с толку, как последний идиот, – признался он, закрывая глаза. – Я столько лет потратил на то, чтобы скрывать истину, притворяться. Фэй, я не знаю, как остановиться.

– Это не так трудно, как тебе кажется. Надо просто начать с чего-то конкретного. Расскажи мне о Джулии.

Он поднял глаза и устремил на Фэй острый взгляд.

– Ты всегда знала, что все дело в моей жене, не так ли? Все время ты пыталась заставить меня говорить о ней, задавала бесконечные вопросы… Это были лишь твои подозрения или ты слышала слухи, сплетни?

Фэй покачала головой, глядя на Джеральда с сожалением. Даже сейчас его беспокоило, что люди узнают о его секретах. Столько лет уже прошло после смерти Джулии, столько воды утекло…

– Никогда не слышала, чтобы кто-нибудь даже заикнулся о ней. Но ты так упорно обходил эту тему, что у меня, естественно, разгорелось любопытство. Я поняла: ты что-то скрываешь. Оставалось узнать – что?