Ныне дети ездят на автобусе за три мили в соседнюю деревню, а здание школы вот-вот будет продано. Пока же его использовали раз в месяц для распродаж антиквариата и подержанной мебели.

Когда Том въехал на автостоянку в школьном дворе, там уже было полно машин. В основном они принадлежали торговцам мебелью.

Том принялся разгружать и таскать тяжести. Фэй понесла коробку полегче в зал под высокими сводами во вкусе викторианских времен.

Едва вступив в зал, она услышала знакомый глубокий голос, и в тот же миг сердце у нее екнуло. Джеральд!

Нетерпеливые глаза Фэй разыскали его в толпе людей. Джеральд стоял у одного из стендов, держа в руках хрупкие настольные часы французской работы. Подходя, Фэй отметила, что ее партнер рассматривает изделие прошлого века, расписанное эмалью высокого качества. Черноволосую голову Джеральда окружал ореол рассеянного солнечного света, проникавшего в зал сквозь высокие стрельчатые окна, прорезанные в покрытых деревянными панелями стенах.

Фэй ощущала теплоту в душе, ее тянуло к этому человеку. Она продвигалась вперед, ожидая, когда их взгляды встретятся. Неделю назад они поссорились, и Джеральд все еще не остыл. Как он встретит ее сегодня?

В течение двух лет ее жизнь вращалась вокруг Джеральда Харди. Однако для Фэй оставалось загадкой, что значит она для этого человека, и неуверенность не давала ей покоя.

– Как насчет ужина сегодня вечером? – услышала Фэй фразу Джеральда и замерла, уставившись на женщину, с которой он рассматривал часы.

– Насчет ужина? – переспросила незнакомка, улыбнувшись сложенными в бантик губами.

Фэй никогда раньше не видела эту леди. Стройная, элегантная, с легкими вьющимися локонами темно-рыжего цвета, она напоминала дам с картин дорафаэлевской эпохи. Впечатление усиливало холодное, властное лицо с острым подбородком и пронзительными, похожими на тигриные глазами с желтым отливом.

– Чудесный французский ресторан есть в Мэйфорде на рыночной площади, – журчал голос Джеральда.

– В самом деле? Обожаю французскую кухню. Мне показалось, когда я переехала сюда, что ресторанов в ваших краях маловато.

Внезапно Фэй почувствовала боль. Эта особа едва разменяла четвертый десяток, подумала она. Молодая и красивая. И Джеральд смотрит на нее так, словно искал ее всю жизнь, а ведь мне знаком этот призывный взгляд. Такой же точно вид был у Эмери, когда он влюбился в свою блондинку.

Однако когда ушел муж, отдав предпочтение более молодой женщине, Фэй не испытывала такой боли, как сейчас. Ни разу в жизни не знала она обиды горше.

Джеральд обернулся и увидел Фэй. Улыбка на его лице моментально исчезла, ее сменила унылая мина неприязни. Фэй не удивилась: Джеральд держался отчужденно уже несколько дней. Ей стало не по себе, она разозлилась, да как он смеет смотреть на нее так! Разве это она ведет себя словно нашкодивший мальчишка, который недоволен, что его поймали на месте преступления?! Правда, таковы уж мужчины.

Фэй смотрела на него уже не влюбленными, а разочарованными глазами. Ей очень хотелось дать Джеральду хорошую оплеуху. Ему уже за пятьдесят, но в его тщательно причесанной шевелюре седина пробивается лишь отдельными прядями. Фэй снова подумала, как несправедливо устроен мир: ну почему мужчины лучше сохраняются, чем женщины? Почему мы увядаем гораздо раньше? Джеральд же выглядит моложе своего возраста. Он до сих пор подтянут, полон жизненных сил – рослый, энергичный мужчина, широкоплечий и длинноногий. При одном взгляде на него женщины чувствуют волнение в крови.

– Ой-ой! – шепнула Милдред. – Кое-кто сегодня снова не в духе. Что это с ним творится?

Фэй ничего не говорила приятельнице. Она не могла бы довериться сейчас никому. Ссора с Джеральдом – слишком личное, чтобы обсуждать это с другими. Если бы кто-нибудь узнал, Фэй чувствовала бы себя униженной.

Тем временем Джеральд раскланялся со своей собеседницей и подошел к Фэй и ее друзьям. В его светло-серых глазах плавали льдинки, когда он указал на циферблат хронометра.

– Который час, по-твоему?

Фэй думала, как ответить, рассматривая эти золотые швейцарские часы. Ей было известно, что они подарены Джеральду его отцом три десятка лет назад, когда сыну исполнился двадцать один год, и по-прежнему шли точно, хотя старого Харди уже давно нет в живых. Пожалуй, в том и состоит сила старинных вещей, что они сохраняют частицу и тех, кто создал их, и тех, кто ими владел. Или, может, ими дорожат потому, что они хранят печать времен, свидетелями которых были? Потому что их отполировали любящие руки людей многих поколений?

– Разве мы опоздали? – начала было Фэй, принимая невинный вид.

Джеральд не скрывал своего раздражения. Его не обмануть ни широко раскрытыми глазами, ни удивленным выражением. Он слишком хорошо знает Фэй.

– Тебе, черт возьми, это прекрасно известно! Вы должны были прибыть полчаса назад. Все другие к восьми тридцати уже разместились и начали торговать. Почему ты не приехала, как все остальные? Я, например, находился здесь уже в восемь двадцать. А где ты была?

Фэй отбросила личину оскорбленной невинности и перешла в наступление.

– Машина Тома с большим грузом не идет быстрее сорока миль в час, ты это должен знать! Она вообще могла бы остановиться, если ее гнать.

Том и Милдред принялись усердно распаковывать вещи, чтобы не оказаться втянутыми в схватку. Они не любили столкновений и споров, им нравилась спокойная жизнь, и Фэй была солидарна со своими друзьями. Сама она тоже предпочла бы, чтобы все было тихо-мирно, но Джеральда тишина не устраивала.

– Надо было выезжать раньше! И что вы за люди! – разразился он упреками.

– Мы и выехали заранее, но на шоссе оказалось очень много машин.

– И это следовало предусмотреть!

Спорить с Джеральдом всегда трудно: он за словом в карман не лезет. Фэй смотрела на него вне себя от гнева, глаза ее горели.

– С тобою только попусту тратишь время! У меня много других дел, чтобы стоять тут и переругиваться.

Фэй отвернулась, но Джеральд вновь призвал ее к ответу:

– Где ты пропадала весь вчерашний вечер?

Она замерла, уставившись на мужчину.

– Что?!

– Не смотри на меня невинными глазами! Тебя ведь не было вечером дома. Я хотел напомнить о необходимости приехать сюда к полдевятому. Звонил допоздна, но слышал лишь бесконечные гудки.

Милдред и Том потихоньку устроились за одним из свободных прилавков и тут же отправились к своему мини-автобусу, чтобы принести последние коробки. Несомненно, они рассчитывали, что к моменту их возвращения в зал стычка между партнерами уже закончится. Наивные люди!

Повернувшись к Джеральду спиной, Фэй начала распаковывать вещи, осторожно расставляя их на прилавке. Она чувствовала на себе взгляд партнера, освобождая от оберточной бумаги пару старинных бронзовых подсвечников.

Не глядя на Джеральда, она небрежно бросила через плечо:

– Я была вчера в киноклубе. Смотрела Гарбо в «Даме с камелиями».

– На ночном сеансе? – подозрительно спросил Джеральд.

– На ночном? – переспросила она ошеломленно. – Конечно, нет, на вечернем.

Собственно, она не могла припомнить, когда вернулась домой. Однако, без сомнения, не так уж поздно.

Фэй начала заниматься фарфором и говорила, по-прежнему избегая взгляда собеседника.

– К двенадцати я уже была дома. На телефоне не написано, что ты звонил. А утром спешила. Едва успела проглотить кофе с тостом. А вечером я отправилась прямо в постель, как только вернулась домой.

– Ты была одна? – Джеральд говорил так, будто перед ним неверная жена.

Фэй одарила его гневным взглядом:

– В постели?

Невероятно, чтобы Джеральд мог задать подобный вопрос! Краска бросилась Фэй в лицо.

– Нет, в кино! – прорычал он, как если бы зубами рвал материю.

– Да, так вот получилось: и там, и там одна! – отрезала Фэй.

В чем он ее подозревает? Что она с кем-то провела вечер? Что завела роман? Джеральда словно ослепила ревность, тогда как сам не уставал повторять: он-де не имеет притязаний на Фэй и не желает, чтобы она имела права на него. Почему бы ему не разобраться в собственных чувствах? Более противоречивой, более непредсказуемой особы, чем Джеральд, она еще не встречала.