4 факультет изменился. Те энтузиасты-идеалисты, которые закладывали его основу в начале 60-х годов, уже состарились и отошли от дел. Зато больше стало «хороших военных», чем-то похожих на наше Чудо. После переезда на МУЦ тихая и уютная обстановка, подчеркивающая обособленность и уникальную специфику криптографов, сменилась на тривиальную мишуру и иногда откровенную глупость. Боцман запросто мог выставить в находящейся по соседству Олимпийской деревне духовой оркестр и под его бравурную музыку, слышную аж у метро «Юго-Западная», устроить всеобщий лыжный кросс: смотрите, вот они, бойцы невидимого фронта. Старались не отставать от него и в изобилии появившиеся бог ведает откуда начальники и начальнички 4 факультета, не обремененные знаниями математики, но рьяно бросившиеся выполнять указание генерала готовить в первую очередь хороших военных. Наглядная агитация, социалистическое соревнование, пускание пыли в глаза другим подобным, но еще более надутым начальникам, которые теперь всегда рядом, – вот что стало важнее всего. Посещение Высшей школы каким-нибудь зампредом КГБ превращалось во всеобщее стихийное бедствие: а вдруг глянет как-нибудь косо или замечание сделает! И вот чуть ли не за месяц начинается подготовка к показухе, которая в криптографии противопоказана как нигде еще. На всех этажах у лифтов выставляется по офицеру, чтобы высокий гость не утруждал себя нажатием кнопки, начальники кафедр заучивают и репетируют свои роли, а сам генерал-начальник факультета с раннего утра, часа за 4 до возможного приезда вельможного барина, как дворецкий торчит у входа на факультет. Но барин туда даже не заглянул, ему до этих яйцеголовых нет абсолютно никакого дела, побыстрее бы закончить с нудной официальной процедурой – и в генеральскую столовую, к коньячку поближе. Изобильно откушав, идет этот большой начальник по холлу Высшей Школы КГБ, а его холоп, начальник этой школы, тоже генерал, упоенно рассказывает, как молодые ребята, выпускники «истинно» чекистских факультетов, свои головы в Афганистане кладут. «Мы своих слушателей готовим к подвигу!» – исторгая коньячные пары, визжит это homo soveticus.

Рождались сомнения.

Образцом для подражания у нашего генерала всегда было Орловское военное училище связи, где курсанты строем и с песнями бодро маршировали в столовую и все делали только по команде. Вот она, генеральская цель! Все математики построены на плацу в ровные шеренги, форма вычищена и выглажена, сапоги блестят как зеркало. И вот он появляется перед строем в генеральской форме, все взгляды – только на него, на его лампасы.

– Здравствуйте товарищи!

– Здравия желаем, товарищ генерал!

Он обходит строй, а подчиненные гложут его своими математическими взглядами. И воцаряются на 4 факультете настоящие офицеры…

– Ты представляешь себе нашего генерала без формы? Типичный слесарь-водопроводчик. Вот поэтому он сам всегда ходит в военной форме и всех уже достал здесь своими порядками.

Преподаватели с кафедр математики и криптографии – в большинстве выпускники 4 факультета. Строгие генеральские приказы давно уже считают «мобилизующими» со всеми вытекающими из этого практическими выводами. Хоть и плодятся новые начальники, как кролики, но университетский дух 4 факультета еще не удалось полностью истребить. Еще теплится!

– Что будет, когда умрет Брежнев?

– Ему будет малая земля, а нам всем возрождение.

Это случилось неожиданно. Но внутренне ждали: законы природы – едины для всех, их не обманешь. Можно сколько угодно пытаться обманывать свой народ беззастенчивой ложью про коммунизм, развитой социализм, но все это в конечном итоге вырождается в фарс и глухое презрение к власти.

– Где проходит граница между коммунизмом и развитым социализмом?

– По Кремлевской стене.

– А где между развитым и простым социализмом?

– По московской кольцевой автодороге.

Застой страшен своей безысходностью, безразличием, духовным опустошением, осознанием, что живешь напрасно, жизнь проходит впустую, а сделать ничего невозможно. Как ни работай, а твое благосостояние от этого не зависит. А какой тогда смысл работать?

Все газеты, телевидение, радио каждый день только и твердят: товарищ Леонид Ильич Брежнев направил приветственную телеграмму строителям Атоммаша, шахтерам Кузбасса, хлопкоробам Узбекистана, земледельцам Украины… Да что же это за стиль управления огромной страной, когда весь пар в гудок идет! От телевизора тошно, а пойдешь в магазин – зверинец. Толстые тетки-продавцы неспешно режут и фасуют колбасу, а огромная очередь уже вожделенно взирает на нее. И вот настал момент: тетка с тележкой подкатывается к прилавку и выбрасывает, самым натуральным образом выбрасывает пакетики с колбасой в толпу. Ажиотаж, давка, крики, все норовят ухватить кусок получше. А тетка довольна: посмотрела бесплатный спектакль, лишний раз осознала себя важным человеком, властителем этой очереди из очкастых интеллигентов, которых еще великий вождь называл словом на букву г.

Унижение, постоянное унижение испытывало огромное множество людей от всего этого дефицита, наглых продавщиц и очередей. Достать, урвать, поймать момент, когда выкинут товар, записаться, бегать отмечаться, получить по блату – вот каждодневное бытие большинства простых советских людей того времени. При огромных природных богатствах людям доставалась от них, как от бублика, одна дырка.

Пропаганда всегда старалась уходить от прямых ответов, создавать наукообразие на ровном месте. Находилась масса причин, временных трудностей, виновными оказывались агрессивные империалисты, война, закончившаяся более 30 лет назад, погода, пережитки прошлого, кто и что угодно, но только не руководство страны, которое твердо и последовательно вело борьбу за мир во всем мире. Но пропаганда работала практически впустую, все давно уже поняли, что это лишь цветная обертка, в которую завернут прогнивший и протухший товар.

Не можешь управлять страной – уйди. В отставку, на пенсию, на дачу, к детям и внукам, пиши мемуары, доживай спокойно свой век, тогда ты заслужишь большего уважения. Каждодневное мелькание и упоминание престарелого вождя, с трудом шевелящего языком, порождало только насмешки и анекдоты, опускавшие его авторитет ниже нулевой отметки.

– Все во имя человека, все для блага человека!

– Чукча видел этого человека!

Его смерть народ не воспринял как конец света, как когда-то восприняли смерть Сталина. Скорее было ощущение неизбежности перемен. В Высшей Краснознаменной Школе КГБ (успевшей к тому времени получить орден Октябрьской революции, и ставшей по этому поводу рычащей ВООРКШ КГБ) по традиции была объявлена повышенная готовность (к чему?), обязательное присутствие всех (включая аспирантов) на своих рабочих местах, ожидание чего-то такого, о чем никто ничего толком не знал.

– И такой режим сохранится на все время праздников!

Такую бессмертную оговорку-афоризм выдал один из начальников 4 факультета, разъясняя текущий момент.

Молодые аспиранты, вынужденные целыми днями торчать без дела в аспирантской комнатушке, естественно живо принялись обсуждать то, что происходит в стране и что будет дальше. Быстренько был выведен коммуно-биологический «закон 29 лет», по которому все коммунистические перемены совершаются раз в 29 лет после смерти очередного вождя.

1895 год. Умер Энгельс. Коммунизм зачем-то пожаловал из Европы в Россию.

1924 год. Умер Ленин. Коммунизм стал усатым.

1953 год. Умер Сталин. Коммунизм побрился наголо.

1982 год. Умер Брежнев. Коммунизм не умер.

2011 год. ???

Были извлечены на свет божий Хрущевские речи, ибо, как научила нас марксистско-ленинская философия, развитие происходит по спирали, а потому скоро начнут поминать Ильича-2 нехорошими словами. В этом не было сомнений. Все споры, как и должно быть у математиков, углубились в детали: через сколько лет это начнется, какими именно нехорошими словами, кто скажет первое слово. Дверь отворилась и к нам в комнату заглянул Сан Саныч, правда не тот, с которым мы уже встречались в этой книге, а другой, с кафедры криптографии.