Я замер. Покидавшие зал министры остановились и обернулись посмотреть, что произошло, госпожу Хуанфу от злости просто трясло. Подойдя к госпоже Мэн, она ткнула ей в рот концом трости. «Это что еще за брань ты изрыгаешь? — подступала к ней она. — Как же я была слепа, когда однажды позволила подлой торговке доуфу[13] стать вдовствующей императрицей, — продолжала она, тыкая тростью. — Раз ты до сих пор не отучилась от грязной брани, как ты смеешь сидеть в Зале Изобилия Духа?» Госпожа Мэн разрыдалась в голос, потому что трость госпожи Хуанфу вовсю загуляла по ее губам. «Не буду больше ругаться, — твердила госпожа Мэн, всхлипывая. — Давайте, стройте дальше заговоры против Дуаньбая, потому что не успокоитесь, пока я не умру».

— Дуаньбай не твой сын, он — повелитель царства Се, — свирепа выговаривала ей госпожа Хуанфу. — Если не перестанешь плакать и голосить и не начнешь соблюдать приличия, отошлю тебя обратно в лавку торговца доуфу, откуда ты и пришла, Готовить доуфу, вот на что ты годишься, а не на то, чтобы быть Вдовствующей государыней Се.

Чем больше я слушал их перебранку, тем более это было невыносимо, поэтому я поспешил улизнуть, пока никто не видел. Но не успел я дойти до высокого коричного дерева, как показался бежавший навстречу мне ратник в полной боевой форме из парчи, который, завидев меня, рухнул на колени. «Варвары прорвали нашу оборону, генерал Чжэн, командующий войсками на западе, прислал государю срочное донесение». Я мельком глянул на письмо с тремя перьями у него в руках. «А я-то тут при чем. Отнеси это донесение госпоже Хуанфу». Подпрыгнув, я отломил усеянную ароматными цветами ветку коричного дерева и ее концом хлестнул стоящего на коленях ратника по спине. «Меня все эти ваши дела не интересуют, — бросил я, уходя. — Целыми днями преподносите мне то одно, то другое, просто голова болеть начинает, говоришь, варвары прорвали нашу оборону? Так возьмите и выдворите их туда, откуда они пришли».

Бесцельно прогуливаясь по дворцу, я, в конце концов, остановился перед алхимическим котлом покойного государя. Бронзовая поверхность сверкала в лучах заходящего солнца, и мне показалось, что я вижу, как в кипящей жидкости кружится пилюля коричневого цвета. Огонь под котлом давно угас, но над ним поднимался аромат какого-то необычного лекарства и обжигающие клубы пара. Мой красный парадный халат с вышитыми драконами быстро намок: близ алхимического котла покойного государя я всегда обильно потею. Размахнувшись, я хлестнул веткой коричного дерева по поверхности котла, способного вращаться вокруг своей оси, а в это время откуда-то сзади, как призрак, появился старый слуга Сунь Синь, причем так неожиданно, что я даже вздрогнул. На лице его, как и прежде, лежала печаль, а в глазах светилось безумие. Он протянул мне сломанную стрелу.

— Откуда это у тебя? — удивился я.

— С Тунчишань. Оттуда, где гнали зверя. — И он указал на северо-запад. — Это отравленная стрела, — добавил он, и его обветренные губы задрожали, как осенние листья.

Я вернулся мыслями к тому, что произошло на охоте, и в душе снова воцарилось уныние. Было ясно, что покушавшийся пользовался покровительством моей бабки, госпожи Хуанфу, а вот сама отравленная стрела попала в руки спятившего старика Сунь Синя. Непонятно только, где он ее отыскал, и зачем ему вздумалось вручать ее мне.

— Выкинь ее, — сказал я Сунь Синю. — Она мне не нужна. Я знаю, кто ее выпустил.

— Стрела убийцы уже выпущена, и бедствия скоро обрушатся на царство Се. — Сунь Синь небрежно отшвырнул стрелу в сторону. В его печальных глазах вновь выступили слезы.

Сунь Синь приводил меня в восторг. Мне казалось оригинальным и интересным то, как он переживает за все на свете. Старый безумец нравился мне больше всех остальных слуг и рабов во дворце, и по этому поводу моя бабка, госпожа Хуанфу, и Вдовствующая Императрица, госпожа Мэн, уже выражали высочайшее неудовольствие. Но у меня с самого детства установились необычайно близкие отношения с Сунь Синем, и я нередко вытаскивал его из дворца на улицу поиграть в классы.

— Не плачь. — Вынув носовой платок и вытерев ему щеки, я потянул его за руку. — Пойдем, попрыгаем в классы. Давно уже мы в них не играли.

— Прыгай, прыгай в классы. Скоро бедствия обрушатся на царство Се. — Бормоча эти слова, он приподнял левую ногу и запрыгал по клеточкам. — Раз, два, три. Скоро бедствия обрушатся на царство Се…

Осуществить план по наказанию Дуаньвэня и Дуаньу не удалось, потому что никто из палачей не осмеливался поднять на них руку. Прошло несколько дней, и однажды я увидел, как они идут, взявшись за руки, мимо Зала Изобилия Духа. Это зрелище повергло меня в еще большее уныние. Я понимал, что палки в колеса мне ставит моя бабка, госпожа Хуанфу, и это вызывало во мне крайнее неудовольствие. «Раз ее слово — закон, размышлял я, почему бы ей просто не занять трон Се?»

Почувствовав, что меня что-то гложет, госпожа Хуанфу велела мне прийти к ее постели в Цзиньсютан — Зале Парчовых Узоров и стала молча разглядывать меня. Без румян и пудры она выглядела изможденной и старой, и меня даже посетила мысль, что госпожа Хуанфу скоро займет свое место в Царских Могилах у подножия Тунчишань.

— Отчего ты такой мрачный, Дуаньбай? — спросила она, беря меня за руку. — Или сдох один из твоих любимых сверчков?

— Зачем мне быть государем Се, если я во всем должен слушаться тебя? — выпалил я. Это получилось у меня громко и неожиданно, а что говорить дальше, я и не знал и только наблюдал, как она рывком села в кровати, и на ее лице отразились удивление и неудовольствие. Я инстинктивно отступил назад.

— Кто научил тебя говорить здесь такое? Госпожа Мэн или этот твой наставник Цзюэкун? — Тон ее вопросов устрашал, а сама она в это время потянулась за стоявшей у кровати тростью. Я отступил еще на шаг, опасаясь получить этой тростью по голове. Но меня госпожа Хуанфу не ударила. В конце концов ее трость описала дугу в воздухе и опустилась на голову одной из девушек-служанок.

— Что ты здесь ошиваешься? — рыкнула госпожа Хуанфу. — Убирайся прочь.

Маленькая девочка с полными слез глазами шагнула за ширму, а я вдруг не удержался и разревелся.

— Дуаньвэнь пустил в меня стрелу на охоте, — всхлипывал я, — а ты даже не позволяешь наказать их. Если бы не Цзюэкун, стрела попала бы в меня.

— Я уже подвергла твоих братьев наказанию. Все четверо получили по три удара тростью. Разве этого недостаточно?

— Недостаточно! — выкрикнул я. — Я хочу, чтобы Дуаньвэню и Дуаньу отрубили пальцы, чтобы они больше не могли стрелять из-за угла.

— Эх, ты, несмышленыш. — Госпожа Хуанфу притянула меня к себе и усадила на ложе, легонько теребя за уши. В уголках ее губ снова заиграла материнская улыбка. — Первое требование к правителю, Дуаньбай, — быть милосердным. Нельзя быть злым или жестоким. И я уже не первый раз говорю тебе это. Неужели ты все забыл? Есть и другое. Дуаньвэнь и все остальные — потомки царской фамилии Се, наследные принцы. Как ты предстанешь перед духами своих предков, если отрубишь им пальцы?

И как будешь смотреть в глаза чиновникам двора и остальным подданным?

— Но разве Дайнян не отрубили пальцы за то, что она стала отравительницей? — не сдавался я.

— Это дело другое. Дайнян — холопка из подлого люда, а у Дуаньвэня с братьями в жилах течет царская кровь, к тому же они — мои любимые внуки. Я не позволю, чтобы они так запросто лишились пальцев.

Я сидел, свесив голову, рядом с госпожой Хуанфу и слышал исходивший от ее одежды запах мускуса и линчжи.[14] На поясе с драконами и фениксами у нее висел чудный жезл жуй из кристально чистого нефрита, и меня так и подмывало схватить его и запихнуть себе в карман. Жаль вот, не хватило духу.

— И вот еще что, Дуаньбай. У нас во дворце Се возвести на царский трон легко, но и свергнуть с него ничего не стоит. Хорошенько запомни эти слова.