— Он здесь.

Он лежал на спине, с открытыми глазами и удивленным выражением на лице. Присев рядом, я перевернул его на живот и обнаружил на спине одну колотую рану. Кровь на его плаще была липкой на ощупь.

— Кто-то, должно быть, осудил его за воровство, — предположила Виола.

— А ты не замечал, что вы с ним примерно одного роста? И волосы похожи по цвету. И даже плащи.

Она пригляделась к нему.

— Ты думаешь, что в комнате нас поджидал убийца? А бедняга Азан попался ему под руку, решив порыться в вещах в наше отсутствие.

— И его убили вместо нас, — поднявшись, закончил я и еще разок взглянул на труп. — Должен признать, что убийца выбрал не совсем удобное для нас время.

— И уж совсем неудобное для Азана.

— Верно, но здесь есть еще одно обстоятельство. Оставляя пока в стороне вопрос о покушении на нашу жизнь, нам надо срочно придумать, что делать с мертвецом. По такому поводу, как я догадываюсь, в этом квартале не любят беспокоить власти.

— Неужели ты думаешь, что они не захотят нам помочь?

— Городская стража? Я думаю, они просто повесят на нас его убийство. Бросят нас в тюрьму и, не добившись пытками никаких признаний, казнят.

Виола посмотрела на труп.

— Ты прав. Все это очень неудобно. Нам попался на редкость неучтивый убийца, мог бы хоть убрать за собой. — Она открыла окно и выглянула на улицу. — Окно выходит на задний двор. Наверное, легче сбросить его вниз, чем тащить по лестнице.

— Здравая мысль, — сказал я. — Хотя постой. Можно сделать проще. Давай, когда все тут уснут, перетащим тело в его комнату.

Дожидаясь установления тишины на втором этаже, мы присматривали за трупом Азана, время от времени отгоняя мух, которые уже начали слетаться.

— Должно быть, мы подобрались слишком близко, — пробормотала Виола.

— Похоже на то, — согласился я. — То, что нас пытались убить, — хороший знак. Это облегчает задачу выяснения, кто в этом замешан. Но сильно затрудняет задачу выживания.

— Пока нам это удавалось, — сказала она.

Наконец все наши соседи умолкли. Ночное спокойствие нарушалось лишь отдаленными звуками шагов городской стражи. Высунувшись в коридор, мы прислушались к ровному похрапыванию, доносившемуся из соседних комнат. Затем мы подняли нашего злополучного грабителя и перетащили в его собственную комнату. Как можно тише мы опустили тело на тюфяк; потом я наклонился и закрыл ему глаза.

Никем не замеченные, мы на цыпочках вернулись к себе и, рухнув на наш тюфяк, крепко обнялись.

— Может, и мы сегодня ночью поспим вместе? — с надеждой спросила Виола. — Не думаю, что наш убийца вернется до утра, да и за Азаном больше нет нужды приглядывать.

— Мне пришла в голову одна мысль, — сказал я, поднимаясь на ноги. — В конце концов нам придется доложить об этом властям.

— Но я думала, тебе не хочется привлекать к этому делу городскую стражу.

— При чем тут городская стража? У нее нет реальной власти в этом квартале. Пошли.

Мы вновь вышли на улицу. Несмотря на полученный от Станислава пропуск, мы выбирали улочки потемнее, держа путь к Ликосу, возле которого находилась нужная нам церковь.

Церкви в этом городе встречались чуть ли не на каждом шагу. В Константинополе насчитывалось более двухсот храмов, начиная с грандиозного храма Святой Софии и кончая крошечными кирпичными сооружениями, посвященными святым настолько незначительным, что сам Господь, встречая их после земного мученичества перед небесным престолом, вероятно, говорил: «Простите, запамятовал, как бишь вас зовут?»

Святому Стефану была посвящена не одна городская церковь, но лишь одна церковь Святого Стефана находилась на берегу Ликоса. Она представляла собой кирпичное здание средних размеров и даже в такой поздний час, видимо, еще действовала. Прихожане сновали туда-сюда, словно в разгар рыночной торговли.

Войдя через передние двери, мы увидели множество мужчин и женщин, толпившихся от входа до самого иконостаса. Оттуда живописные образы Иисуса и Его Матери радостно приветствовали заблудшие души, приглашая их пройти в святилище. Череда кающихся грешников тянулась к простому деревянному креслу, стоявшему возле алтарной части и исполнявшему в ночи роль епископского трона. На нем и восседал отец Эсайас, добавивший к своему обычному облачению расшитые золотом стихарь и орарь. Ему помогали двое крепких дьячков, готовых в случае необходимости взыскать церковные подати с помощью крепких дубинок.

Встав в очередь, мы понаблюдали за происходящим. Каждый грешник подходил к Эсайасу, преклонял колени и что-то тихо говорил. Зачастую в качестве церковных пожертвований передавались какие-то свертки или мешки. Они были разных размеров, и многие из них позвякивали. Порой Эсайас протягивал для благословения свою сухопарую руку, выдавая поощрительную монету. В некоторых случаях размер подношений явно оказывался недостаточным, и тогда благословение сопровождалось не монетками, а тумаками. Схлопотавшие тумаки истово молили о прощении, а потом исчезали в ночи, несомненно искренне раскаявшись в собственной нерадивости.

— Нам, наверное, тоже следовало принести что-нибудь? — прошептал Клавдий.

— Мы принесли новости, — так же шепотом ответил я. — Хотя не уверен, что они ему понравятся.

Подошла наша очередь, и мы оба преклонили колени перед Эсайасом, вызвав удивленные взгляды телохранителей.

— Прости нас, отец, ибо мы согрешили, — сказал я.

— А ты не ошибся церковью? — ответил он. — Не всякий грех порицается в данном святилище. Хотя грешники порой получают порицание.

— Мы могли бы поговорить наедине?

Он окинул взглядом вереницу страждущих прихожан и спросил:

— Есть у кого-нибудь особые вопросы?

Все промолчали. Он повернулся к одному из дьячков.

— Отец Феодор, продолжай принимать пожертвования. Отец Мельхиор, следуй за мной.

Вслед за Эсайасом мы спустились по лестнице в подземную крипту. Там он остановился перед алтарной стенкой с изображением святого Стефана. Перекрестился, сдвинул эту панель в сторону и провел нас еще по одной лестнице вниз, где оказалось несколько комнат, обставленных с такой роскошью, какой не увидишь порой и во дворцах.

Удобно раскинувшись на покрытом красным шелком диване, Эсайас предложил нам сесть в стоящие напротив кресла.

— Что случилось, сын мой? — спросил он.

— Азан был одним из твоих людей? — спросил я.

— Мелкий воришка, старательный, но обделенный мозгами, — сказал он. — Мне показалось, ты употребил прошедшее время, говоря о нем.

— Его убили сегодня. В «Петухе».

— Вы?

— Нет, отец. Мы пришли сообщить о его смерти и заверить тебя, что не имеем к этому никакого отношения.

Сложив на груди руки, он откинулся назад, словно изображая упокоившегося с миром священника.

— Где его убили?

— В нашей комнате.

— Когда?

— По-моему, днем. Он лежал там, когда мы вернулись.

— Почему он оказался в вашей комнате?

— Мы уже дважды ловили его, когда он пытался обокрасть нас.

— Вот чертов олух, — заявил наш священник. — Ни на что не годится.

— Да, его попытки не удались.

— И все-таки непонятно, зачем кому-то понадобилось убивать его за кражу в вашей комнате. А вы не думаете, что кто-то убил его, приняв за одного из вас?

— Эта мысль приходила нам в голову.

Он резко встал, повелительно махнул рукой и грозно приказал:

— На колени, грешники!

В растерянности мы опустились на колени. Эсайас возложил свои узловатые руки на наши головы, словно собираясь дать благословение.

— Возможно, он действительно сам навлек на себя смерть, — сказал он. — Но вы не правы, полагая, что не имеете к этому никакого отношения. Само ваше присутствие в городе привело в движение обстоятельства, вызвавшие эту смерть. И, следовательно, по нашим законам, вы должны нам жизнь.

— Но…

— Или смерть. Встаньте и приготовьтесь выслушать наложенную на вас епитимью.

Мы встали, не вполне понимая, что он имеет в виду.