После трех дней невыносимых мучений Меган проснулась и поняла, что болезнь наконец-то отступила: ее голова не раскалывалась от боли, в горле перестало саднить. Меган осторожно встала. Она была еще очень слаба и еле-еле держалась на ногах, но зато – и это был верный признак выздоровления – ее желудок сводило от голода. Все эти три дня у нее не было сил заставить себя есть, и теперь она ощущала ноющую пустоту в животе.

Натянув теплые носки, которые ей дал Дэниэл, и запахнувшись в его халат, Меган, держась за стенку, выбралась из комнаты и спустилась вниз. Дом ее врага оказался просторным, но запущенным – на взгляд Меган, здесь стоило бы сделать ремонт и купить новую мебель. Комнаты, холлы, лестницы были расположены без определенного порядка, похоже, дом строили еще в прошлом веке, за его окнами простирался огромный сад. В лениво шелестящих под ветром зарослях прятались декоративные каменные глыбы и витал тот же, что и в доме, дух запустения и одиночества. Как ожил бы сад, разорви его тишину смех ребятишек и веселый лай собак! Но сад был пуст.

Хозяина нигде не было видно, и Меган потихоньку обошла весь дом. Был в его атмосфере какой-то мрачный аскетизм, словно Дэниэл и не жил здесь вовсе, только заходил переночевать.

И лишь одна комната в глубине дома не походила на остальные – сплошь уставленная различной аппаратурой, аудио – и видеотехникой, стеллажами с кассетами, пластинками, журналами… Все, чтобы наблюдать за миром с расстояния, презрительно подумала Меган. Да, это хобби под стать инспектору Келлеру! Теперь она окончательно укрепилась в мнении, что человеческое ему не свойственно.

Меган присела и окинула взглядом валяющиеся на полу видеокассеты. Подобрав одну, она прочла наспех нацарапанную пометку: третий доп., двадцать третье февраля.

Сердце у нее сжалось. Двадцать третье февраля. День, когда Келлер в третий раз вызвал ее на допрос. Неужели это?..

Меган торопливо вставила кассету в магнитофон, включила запись. Потрясенная, она увидела на вспыхнувшем экране свое разгневанное лицо и в довершение услышала голос Келлера – холодный, с оттенком издевки:

– Вы запросто могли убить его, ведь Грейнджер не был крупным мужчиной, а вы – не такая слабая и хрупкая, какой хотите казаться. Меня не проведешь.

– Я не убивала его!

– А как вы объясните тот факт, что на пепельнице были обнаружены отпечатки пальцев только ваших и Грейнджера?

Вся дрожа, Меган выключила магнитофон. Нет, так не годится! Она должна немедленно взять себя в руки! Чтобы поквитаться с этим подонком, ей нужно всегда быть начеку, а не сходить с ума от бесполезной ненависти. Меган стала просматривать кассету за кассетой, как вдруг, неловко повернувшись, задела столик и смахнула на пол большой коричневый конверт. Оттуда с шорохом посыпалось содержимое – какие-то листки, газеты и… фотография Меган.

С удивлением она подняла карточку. Не может быть! Разворошив бумаги, Меган нашла еще целую пачку снимков – на всех красовалась она, позируя в роскошных нарядах именитых дизайнеров или демонстрируя их модели на подиуме. Потом ей попалась обложка журнала с ее лицом крупным планом: изящный поворот головы, приоткрытые губы, влажный блеск глаз под темными ресницами… Сидящая на полу женщина, слабая и несчастная, не имела ничего общего с этой прелестницей…

К обложке прилагалось несколько выдранных из журнала страниц. «Тигрица – до чего хороша!» Таким заголовком начиналась посвященная Меган статья и продолжалась не менее броской цитатой:

«Сияньем джунгли озаряет Тигрица, что крадется в ночи». Далее автор, не скупясь на витиевато-пышные обороты, создавал целую поэму в честь «женщины, обладающей величием и знойной сексуальностью тигрицы, этой королевы джунглей, которая грациозно шествует среди лиан в безмолвии тропической ночи».

Раньше Меган от души хохотала над подобными эпитетами, но теперь с горечью задумалась: куда же делась эта гордая красавица, уверенно шагающая по жизни?.. Во что она превратилась?

Меган рассеянно перебрала газетные вырезки со своими старыми интервью. Да, сюрприз не из приятных – обнаружить у злейшего врага столь профессионально собранное досье! Но зачем Дэниэлу так досконально изучать ее прошлое? Неужто он действительно полон решимости добраться – до истины? А может, собирая сведения о ней, он хочет лишний раз удостовериться, что ее место – в тюрьме? Пожалуй, не стоит строить иллюзий на его счет, благоразумно подвела итог Меган. Он занят решением лишь собственных проблем, а до моих проблем ему нет дела.

Резко поднявшись, Меган вышла в холл и в стенной нише нашла телефон, взглянула на часы – было около четырех. В это время Томми обычно приходит из школы, и если она позвонит… возможно, трубку поднимет ее дорогой малыш! Набрав дрожащими пальцами номер, Меган затаила дыхание. Она была так поглощена длинными гудками в трубке, что не услышала, как отворилась входная дверь и в дом бесшумно вошел Дэниэл.

Трубку подняли. У Меган упало сердце – то была мать Брайана.

– Передайте трубку Томми. – Меган старалась говорить как можно тверже.

– Вы же знаете, это невозможно, – сухо отрезала миссис Андерсон. Боже, как Меган ненавидела этот холодный, властный старческий голос! – И попрошу вас больше не звонить.

– Я буду звонить так часто, как сочту нужным! – раздраженно отозвалась Меган. – Вы не сможете вечно прятать от матери ее дитя!

– Поймите же, я и мой сын делаем это только ради блага ребенка, – прошипела старуха. – Лучше смиритесь и прекратите докучать нам!

Трубку повесили.

Меган и раньше претили черствость и эгоизм свекрови, но тогда нервы у нее были покрепче, и она не слишком страдала. Теперь же нервы были ни к черту: она швырнула трубку на рычаг и с размаху ударила кулаком по стене, потом еще раз и еще…

– Эй, так не пойдет.

Кто-то мягко тронул ее плечо. Меган круто повернулась и увидела перед собой Дэниэла.

– Это не выход, – покачал он головой.

– Да? А где выход? – в ярости воскликнула Меган. – Как иначе я могу выместить злобу на тех, кто разлучает меня с сыном?!

– С кем вы разговаривали? С мужем?

– Хуже – с его мамашей. Это она не дала мне поговорить с Томми.

– Пойдемте-ка выпьем чаю, – предложил Дэниэл.

Меган прошла вслед за ним на кухню и села за стол, глядя из-под нахмуренных бровей, как он ставит чайник.

– Я рад, что вы пошли на поправку, – сказал он.

– Вот только я очень смутно помню, что произошло в тот вечер. Вроде бы я убежала, а потом… заблудилась в каком-то парке?..

– Да, там я вас и подобрал – вымокшую до нитки и почти без сознания. Надеюсь, вы поймете, почему я не съездил за вашей одеждой: за мной могли увязаться репортеры и снова выйти на вас.

– Я не особенно дорожила теми вещами. – Меган равнодушно повела плечом. – Это был обычный набор, который выдает тюремное начальство всем выходящим на свободу. А что сталось с моей ночной рубашкой? – спросила она, съежившись в пижаме Дэниэла, явно великой для нее.

– Рубашку я отдал в прачечную.

– К чему эти хлопоты? Достаточно было бросить ее туда, – Меган кивком показала на стоящую в углу стиральную машину.

Дэниэл смешался, не зная, что и ответить. Той ночью он не задумываясь раздел Меган, и сделал это ради ее же спасения, а потом вдруг возникшее чувство неловкости не позволило ему выстирать эту интимную принадлежность ее туалета ни руками, ни в машине. Если он признается, в этом, колкости со стороны Меган не избежать. И Дэниэл незаметно перевел разговор в другое русло.

– Я опасался, как бы вы не схватили воспаление легких, – сказал он, умело заваривая чай. – Поэтому пришлось вызвать врача – мою добрую знакомую, чтобы она осмотрела вас. Но, к счастью, все обошлось… А вот и чай.

Меган приняла из его рук чашку и отхлебнула горячего, ароматного напитка.

– Мне надо немедленно связаться со своим адвокатом и попросить ее о помощи, – вдруг заявила она. – Не хотелось бы и дальше обременять вас своим присутствием.