– Да, я переговорила с ним, прежде чем забрать тебя. Тебе придется набраться мужества – Брайан не только не перестал считать тебя убийцей, он наотрез отказался вернуть Томми. И никаких свиданий с мальчиком, никаких писем и звонков – ничего.

– О Боже. – Меган с глухим стоном снова спрятала лицо в ладонях.

На минуту Дженис отвлеклась от бегущей навстречу дороги и посмотрела на Меган – ее глаза светились добрым чувством.

– Все образуется, мы победим, – сказала она. – Еще рано отчаиваться.

Меган резко вскинула голову. Она взяла себя в руки и была готова к борьбе.

– Я не отчаиваюсь, – твердо сказала она. – Три года тюрьмы не сломили меня, не сдамся я и теперь.

– Вот это, я понимаю, сила духа!

– По-моему, тебе здорово повезло, – заметил шеф полиции инспектор Мастере.

Дэниэл Келлер с изумлением посмотрел на него.

– Повезло? Меня только что вышвырнули из полиции, и вы говорите, что мне повезло?

– Ты еще легко отделался, Келлер. Тебя не вышвырнули, а лишь временно отстранили от должности, хотя, будь на то моя воля, я бы вставил тебе по полной программе.

– А как же иначе, – ядовито согласился Дэниэл. – Пару лет назад вы стали здесь за главного и с тех пор только и ждете случая, как бы избавиться от меня.

– Мне не по нраву бунтари-одиночки, Келлер. Я не люблю офицеров, которые с ослиным упрямством мешают работе департамента и укрывают свидетельские показания. Все это подрывает мой авторитет, особенно если этих офицеров хватают за руку. Еще я не люблю, когда убийцу выпускают на свободу, а один из моих людей остается по уши в дерьме. Твой поступок, Келлер, перечеркнул всю нашу работу в департаменте!

Мой поступок перечеркнул твое возможное продвижение по службе, подумал Дэниэл. Ты печешься только о своей шкуре.

Вслух он произнес другое:

– Кто сказал, что она убийца? Апелляционный суд опроверг это.

– Как бы не так. Они были вынуждены пересмотреть дело и освободить ее, когда ты так глупо попался. Но обвинения все еще с нее не сняты. Эта грязная история меня просто бесит.

Мастерс был подвижным румяным холериком – из тех, кто раздражается по любому поводу. Сейчас его раздражал стоящий по другую сторону стола высокий, с мощной мускулатурой мужчина, одетый в видавший виды кожаный пиджак и потертые джинсы. Дэниэл Келлер попал в серьезную переделку, но не собирался каяться перед начальством. Он держался спокойно, несколько небрежно, и порой его обычная самоуверенность едва не переходила в открытую насмешку.

– Эта грязная история меня просто бесит, – повторил Мастерс, – так же, как и вот это.

Он бросил на стол ворох газет, набранные жирным шрифтом заголовки кричали: «Сокрытие улик открыло двери тюрьмы!», «Почему полицейский утаил показания?», «Свидетель заявляет: я был ее алиби, но обо мне забыли!».

– Ты, Келлер, или продался кому-то, или проявил вопиющую некомпетентность, – продолжал нападать Мастере. – Я уволил тебя, закон на моей стороне, и я вовсе не должен выслушивать жалостливые причитания твоих коллег о том, как тебе было плохо три года назад, какое горе постигло тебя в «личной жизни»…

Дэниэл напрягся. Его затрясло от отвращения к этому толстокожему человеку, бесцеремонно копавшемуся в его прошлом.

– Моя личная, жизнь касается меня одного, и только, – стиснув зубы, произнес он. – Я не прошу делать мне поблажки из-за того, что в ней не все гладко.

– Тут я с тобой согласен. Забирай свои вещи и не показывайся в участке, пока за тобой не пошлют.

– Долго же мне придется ждать! – с иронией отозвался Дэниэл. – Особенно если учесть, что здесь заправляете вы.

– Именно!

Когда за Дэниэлом захлопнулась дверь, в кабинет Мастерса проскользнул добродушный приземистый полицейский средних лет.

– Не слишком ли круто вы с ним обошлись, шеф? – спросил он. – Бедняге туго приходится, его жена и сын…

– Все мы несем свой крест, Кэнви, – не поднимая взгляда от бумаг, прервал его Мастерс. – Пусть это не отвлекает тебя от работы.

Кэнви поспешно удалился, но на свое место он, однако, не пошел, а спустился вниз, где и перехватил Дэниэла.

– Ты еще вернешься, – убежденно проговорил он. – Жаль, что так вышло, но кто знает, может, это и к лучшему – в кои-то веки ты отдохнешь от дел.

– Скажи, Кэнви, ты тоже считаешь ее убийцей? – спросил Дэниэл.

– Конечно. Ее освобождение было условным.

– Если я узнаю, что засадил в тюрьму невинную женщину, возненавижу себя. Только бы вспомнить подробности дела… Но это было так давно, все события в памяти перемешались.

– Ты был сам не свой в те дни и зря не послушался моего совета, не взял отпуск.

Простившись с Кэнви, Дэниэл отправился к стоянке, где припарковал машину. Товарищи смотрели ему вслед, и он затылком чувствовал их взгляды – прощальные, сочувствующие, а порой полные неприкрытого торжества. Из-за своего твердого, бескомпромиссного характера, вспыльчивости и нестандартного подхода к делам Дэниэл нажил немало врагов не только в преступном мире, но и среди коллег. Многие из них были рады видеть Дэниэла выбитым из седла и не скрывали злорадных усмешек, но это лишь подстегивало его, заставляло еще выше вскидывать голову.

К нему подбежали двое репортеров, у одного из них была камера. Дэниэл выругался и отрезал:

– Я не даю интервью.

Но репортеры увязались за ним до самой машины. Ему в лицо ткнулся микрофон.

– Инспектор Келлер, прокомментируйте освобождение Меган Андерсон. Что вы чувствуете?

– Ничего, – огрызнулся он – и не солгал. Дэниэл давно похоронил свои чувства под глыбой льда, он знал, что этот лед никогда не растает.

– Правда ли, что полицейские отказались от повторного расследования?

– К ним и обращайтесь.

– Вы хотите сказать, что получили отставку?

Внезапно Дэниэл ощутил себя загнанным зверем, на которого натравили свору собак. На душе у него стало совсем скверно, он сел в машину, пытаясь забыть о настырных журналистах и сдержать приступ бешенства. Но вот репортер забарабанил по стеклу – последняя капля переполнила чашу его терпения.

Дэниэл опустил боковое стекло.

– У-би-рай-тесь прочь, – прошипел он так зловеще, что перепуганный репортер отскочил в сторону.

До дому Дэниэл добрался без происшествий. Бросив взгляд на крыльцо, он с облегчением вздохнул: кучка журналистов, превратившая его вчерашний день в кошмар, исчезла. Но не успел он выйти из машины, как человек, будто бы чинивший дорогу, преградил ему путь.

– Не хотите сделать заявление для прессы, инспектор?

Дэниэл ругнулся и ногтями схватил журналиста за ухо.

– Хочу, – подозрительно мягко сказал он. – Слушай внимательно: даю тебе две секунды, чтобы убраться отсюда подобру-поздорову, не то придется дать тебе хорошего пинка под зад!

Дэниэл разжал пальцы, и журналист мгновенно испарился.

На вопрос Дженис, где Меган решила поселиться, она ответила просто:

– Там, где меня никто не найдет.

Она остановила свой выбор на грязных меблированных комнатах в одном из мрачных районов Лондона. Квартира состояла из спальни, одновременно служившей гостиной, крошечной кухни и ванной комнаты размером с почтовую марку. Помещение едва ли больше тюремной камеры, где я отбывала срок, невесело подумала Меган.

Было трудно свыкнуться с нынешним положением: у нее забрали все, чем она прежде так гордилась, – честное имя и, что было особенно больно, ее маленького мальчика, ее сына. Пока Меган не знала, что предпринять, как вернуть отнятое у нее материнское счастье.

В тот же день она попыталась дозвониться бывшему мужу, но безрезультатно: дома трубку поднимала его мать, а в офисе секретаршам строго-настрого запретили соединять босса с его бывшей женой. В промежутках между этими звонками Меган сидела, уставившись в одну точку, и думала, думала, искала выход, чувствуя, как сердце разрывается от боли и безысходности.

Порой мысли Меган путались и перед глазами вдруг всплывало лицо Дэниэла Келлера – жестокое, мрачное. Охваченный пафосом обвинения, он был непреклонен в своем желании уничтожить ее. От ненависти у Меган едва ли не мутилось сознание.