Оба эпизода были студентками старших курсов педагогического института. За одной из них Сычев прошлым летом два дня ухаживал и наконец настиг в кустах на пляже. Вторая попалась ему перед Новым годом на дне рождения приятеля. Объединяло обеих то, что они были принципиальными девственницами и за помощью к Сычеву по этому вопросу не обращались. Не обращались они и в правоохранительные органы, считая это своим личным делом. Однако Крепкий пошел на хитрость. Он взял от потерпевших объяснения, в которых указал, что Сычев угрожал девушкам убийством. При таких обстоятельствах заявления потерпевшей не требовалось, и возбуждение уголовного дела находилось в компетенции государства.

Я разделял любопытство Следователя по поводу того, как Сычеву удавалось находить столь редкие в наше время экземпляры. С таким чутьем ему бы в брачном агентстве работать.

Попутно я спросил Сычева, ожидать ли еще сюрпризов. Сычев, как всегда, стал мычать о том, что все бабы суки, а строят из себя святых. Если Следователь начнет искать тех, с кем Сычев бывал, то до пенсии будет расследовать это дело.

Всем, кто не умеет профессионально врать (как, например, адвокаты или журналисты), нужно сначала вспомнить реальную ситуацию, а потом пересказать версию. Поэтому непрофессионалы врут медленнее, вязнут в деталях или умышленно пропускают самое существенное, нарушая ритм. Опытное ухо это сразу улавливает.

Рассказывая, Сычев от памятника основателю до двери своей комнаты бодро маршировал, а дальше начинал кружиться вальсом. Я не призывал клиента говорить правду – просто советовал не сбиваться с избранного ритма.

И вдруг этот дефлоратор перестал мычать и заговорил ритмично. Оказалось, что у него алиби.

Сычев ногой открыл дверь комнаты и пропустил Нину вперед. Девушка без остановки говорила, говорила, говорила, смеялась, плакала и снова говорила о предательстве подруги, брате-дебиле и непонимающей матери. Сычев слышал это уже в пятый раз, поэтому не старался поддержать разговор, а молча разодрал курицу и разлил водку по стаканам.

Чокнулись за знакомство, но Нина к водке не притронулась. На вопросительный взгляд Сычева ответила, что это необязательно. Она знает, зачем ее сюда привели, на все согласна, и можно сразу приступать к делу. Попросила выключить свет. Потом стала раздеваться, уронила очки, когда снимала майку, долго не могла справиться с молнией на джинсах. Наконец легла на кровать в позу покойника и загробным голосом сказала: можешь, мол, меня брать.

Все это время Сычев стоял неподвижно с отвисшей от изумления челюстью. Такому сексуальному насилию он не подвергался уже давно, пожалуй, с двенадцати лет, когда вожатая в пионерском лагере затащила его на себя. Сволочь очкастая. Он потом плакал и никому не мог пожаловаться, потому что было стыдно. Сычев этого стыда не забыл.

А с этой что делать? Да она просто больная, и, возможно, не только на голову. Температура ниже пояса стала нулевой и поползла в минус. Опомнившись, Сычев вылил в себя не тронутую Ниной водку и, матерясь, выбежал вон.

Дверь захлопнулась, и Нина осталась одна в темноте, на чужой несвежей постели. Господи, да что же это такое?! Она никому не нужна… Где очки? Где одежда? Где тут выключатель? Никому не нужна… Дверь заперта… Где очки? Где выход?

Нина выглянула в окно. Слева, метрах в двух от окна, – пожарная лестница. До нее можно добраться по карнизу и бежать отсюда. Стыдно, страшно, отвратительно. Черт с ними, с очками. Главное – не смотреть вниз.

Школьники, которые получали пятерки по физике, на юрфак не поступают. Туда поступают те, кто считает, что законы гравитации приняты Государственной думой Федерального собрания, и поэтому они тоже что дышло.

Скорость падения тела вычисляется по соответствующей формуле. Это физика.

Эксперт-физик вычислил, что начальная скорость падения Нины была больше нуля. Кто-то придал телу ускорение. Ее толкнули.

Эксперт пользовался только формулами и не знал, что прямо под окном Сычева был железобетонный козырек, наполовину прикрывающий ступеньки черного входа в общежитие. Если бы Нина упала из этого окна, она лежала бы на козырьке. Но ее нашли на ступеньках между окном и пожарной лестницей. Это видно на фотокарточке к протоколу осмотра. Следователь формул не знал, но протокол видел.

Чтобы попасть туда, где ее нашли, девушке нужно было бы пролететь одиннадцать метров вниз и еще два метра вбок, презрев законы гравитации. Возможно, толчок и был, но еще до встречи с Сычевым, и эти одиннадцать метров стали последним этапом полета. У Нины не было точки опоры. Это уже не физика.

Похолодало. Сычев поднял воротник пиджака и пошел в сторону соседнего общежития. В окнах было темно – все разъехались по домам. Сычев домой не ездил. Там нет ничего, кроме убожества, нищеты и пьяной матери с очередным спутником жизни.

На первом этаже в библиотеке зажегся свет. Сычев подошел и заглянул в окно. Спиной к нему за столом сидела хромая библиотекарша и читала, помешивая ложкой чай в стакане. Всегда тихая, вежливая, глаз не поднимает. Мышь серая. Наверно, хочет, как все, но кто ж на нее такую упадет.

Сычев постучал в окно, уже зная, что будет. Мышь узнала Сычева, открыла окно. Поговорили. Потом он оказался внутри. Температурный столб медленно пополз вверх. Одной рукой Сычев держал Мышь за волосы, прижимая к горячей точке, а в другой была чайная ложка, которой он грозил выковырять глаз в случае чего. Бери, сука!

Бывают у жизни такие гримасы: одна говорит – бери, а он не хочет; другая не хочет, а он говорит – бери. И объясните мне, почему это проще, чем законы гравитации.

Вот это алиби! Не алиби, а геморрой на полголовы – сам не посмотришь и другим не покажешь.

С учетом особенности дела вопрос: а судьи кто? – не был праздным. Судьи ведь тоже люди, а не ботаники. Представьте: в центре стола сидит красивая блондинка в судейской мантии, перетянутой крест-накрест пулеметными лентами, с флангов – народные заседательницы с шашками наголо, а впереди, у станкового пулемета, расположилась государственный обвинитель с длинными ногами и дочерью пубертатного возраста. Не сычевского калибра противник.

Подсудимый все три дня судебного заседания стоял молча. Говорить он не хотел, а сидеть не мог. Не спрашивайте – почему.

Но я не молчал. Мы выяснили, что аспирант обратил внимание на шум скандала потому, что ему мешали смотреть телевизор: начиналась та самая восемьдесят седьмая серия того самого бразильского сериала. Брат подтвердил, что Нина в этот момент только вышла из дома. А ругались соседи Сычева, уехавшие через полчаса. Они это подтвердили и билеты показали. И еще мы всем составом суда выходили на место происшествия с рулеткой – замеряли ширину лестницы, в парапет которой упирался труп. Оказалось, что расстояние от стены до места обнаружения трупа почти вдвое меньше того, которое указано в протоколе. Значит, расчеты физика неверны и толчка не было.

Про Мышь мы ничего не сказали. В совокупности со студентками пединститута это выглядело бы нескромным.

Но студентки в суд не явились. Одна вышла замуж и даже слышать не хотела о суде. Другая уехала учительствовать за Уральский хребет. Поскольку, кроме их показаний, никаких доказательств не было, Сычева по этим эпизодам оправдали.

Что же касается убийства Нины, то суд был полностью согласен с государственным обвинителем.

– Вы негодяй, Сычев, – глаза ее горели благородным негодованием. – Это я говорю как женщина!

В общем, все ясно. Вешать надо таких на ближайшем фонаре.

И повесили…

Висят Сычев с Нормальным рядышком, покачивая ботинками, и ведут неспешный разговор о том, можно ли защищать негодяев. К единому мнению они еще не пришли.

Рита привыкла работать по ночам. Сначала она была медсестрой в урологическом отделении, потом вместе с мужем торговала паленой водкой в ночном ларьке, потом, когда мужа посадили, устроилась официанткой в ресторан – тот самый, куда они раньше оптом сдавали водку. Ресторан работал до полуночи, а иногда и позже, но Рите работа нравилась. Во-первых – среди людей, во-вторых – чаевые, а в-третьих – дома полный холодильник. Иногда Рита позволяла клиентам подвезти себя домой и за поездку имела намного больше, чем чаевые. Потом это превратилось в не иногда, и, в конце концов, работа в ресторане стала отвлекать от вновь приобретенной профессии. Рита ушла на самостоятельные заработки. Работала она снова по ночам, поэтому ни свекровь, ни дочка перемены рода ее деятельности не заметили.