В связи с этим появилась необходимость научной систематизации и анализа эпических материалов. Проблемами изучения былин занимались многие русские историки конца XIX и начала XX вв. Наиболее известны работы Л. Н. Майкова, А. Н. Веселовского, Ф. И. Буслаева, А. Н. Афанасьева, В. Ф. Миллера, О. Ф. Миллера, В. В. Стасова, А. М. Лободы, Н. П. Дашкевича, М. Г. Халанского, А. В. Маркова, Г. Н. Потанина, И. Н. Жданова, М. Н. Сперанского.
В XIX в. наиболее часто использовались следующие подходы к трактовке отражаемой эпосом социальной практики:
1) «Мифологической школы»
2) «Школы заимствований»
3) «Исторической школы»
Вести речь о том, какой из них является первым, трудно, поскольку на тот момент ни одна из точек зрения не была однозначно отвергнута учеными. Многие из них успели поработать в рамках двух, а то и всех трех основных подходов, истолковывая с позиции «школы заимствований» (миграционной) то, что сложно было объяснить с точки зрения «мифологической школы». При этом можно говорить о существовании «модных» исследовательских направлений, вызывавших серьезный общественный резонанс.
Эпос немедленно стал использоваться для подкрепления позиций славянофилов,[153] (в 1846 г. появилась работа Константина Аксакова «Ломоносов в истории русской литературы и русского языка»). Это типичный случай: социальная практика, отраженная эпосом, стала употребляться как средство отражения «эзоповым языком» взглядов исследователей на современную им социальную практику.
В сборнике «Песни, собранные П. В. Киреевским» ясно наблюдается влияние настроений общества на комментарии к сюжетам былин и анализ текстов: «Вот свойство Ильиной службы, вот чему служил он богатырем, как выборный дружины Земской и совсем не как член дружины княжеской».[154]
Первые работы в области изучения былин, в которых имелись попытки целостного осмысления генезиса и пути исторического развития русского былинного эпоса, были написаны на основе методологии «сравнительно-мифологической школы». Ее идеи (предполагалось, что существует определенный комплекс мифов праиндоевропейцев, культуру и язык которых можно реконструировать на основе лингвистики и фольклора) в XIX в. в России поддержали в числе первых Ф. И. Буслаев[155] и А. Н. Афанасьев.[156]
Основным источником, который следовало изучать, используя как основу для последующих выводов, они полагали язык.[157] Вследствие этого мифология предполагалась наиболее вероятной формой мировоззрения общества в целом и человека в древнейшие времена. Понимали ее несколько идеалистически, почти не принимая в расчет функциональной (утилитарной) направленности реалий социальной практики, отраженной в эпосе.
Основоположником «мифологической школы» в России считается Ф. И. Буслаев, красочно описавший трудности восприятия эпических произведений со стороны общества, с которыми ему пришлось столкнуться: «Исход, какой получает на Руси народное направление, кажется, объясняется обличительным характером современной журналистики и легкой литературы…. Сказано, что вся византийщина — гниль и тлен, и это решение сдано в архив российского просвещения прежде, нежели на Руси выучились как следует греческой азбуке … Отнесетесь ли вы серьезно, без балаганного гаерства, к старинным поверьям и преданиям, — вас уже подозревают, не веруете ли вы в мифические догматы, что земля основана на трех китах и что гром гремит от поездки по облакам Ильи Громовника».[158]
Впоследствии он перешел на позиции «исторического» направления: «Давно уже историки занесли народные песни в перечень исторических материалов и источников. Теперь предстоит по этому народному материалу воссоздать полную картину исторических сведений и убеждений простого народа».[159] Частично он разделял также идеи «школы заимствований».
Наиболее последовательным в отстаивании позиций мифологической школы в России считается А. Н. Афанасьев, но он мало затрагивал эпос в своих работах. В трехтомном исследовании «Поэтические воззрения славян на природу»[160] (1865–1869) он смог показать на примерах этнографии, фольклора и, соответственно, социальной практики, как единый комплекс мифологических представлений о мире и природных явлениях появляется из простейших противопоставлений, инициированных сакрально-магическим восприятием действительности.
По мнению исследователей его творчества, «Афанасьев рано осознал, как важно опираться на массовый материал, подвергая его предварительной систематизации и сравнительному анализу. Уже в рецензиях, обзорах и письмах начала 50-х гг. ученый выдвинул требования полноты и достоверности привлекаемых источников».[161] Это стало первым шагом к «народному» осмыслению фольклора.
К «младшим мифологам» обычно причисляют А. А. Потебню,[162] А. А. Котляревского,[163] О. Ф. Миллера.[164]
Работы А. А. Потебни и А. Н. Веселовского основаны на системном анализе социальной практики, отраженной в фольклоре. А. А. Потебня в своих научных работах[165] провел качественный анализ мифологической семантики многих образов славянской народной поэзии.[166] Наибольшее значение его работы имеют для осмысления знаковых систем фольклора. Социальная практика в рамках таких систем обладает логикой, позволяющей анализировать народную культуру с позиций народа, а не идеологии элиты.
Мифологическое направление постепенно переросло в историко-литературное, филологическое, разрабатывавшее проблемы поэтики фольклора. Его представители не ограничивались только поэтикой, действуя также в духе «школы заимствований», что привело в дальнейшем к появлению «сравнительно-исторического литературоведения».
А. Н. Веселовский отмечал, что «эпос, лирика и драма идут в соответствии с развитием быта».[167] Эпос, по А. Н. Веселовскому, — песни периода борьбы: «Точно также борьба сербов с турками закончилась лишь на наших глазах, она постепенно питала новые интересы, не являлась чем-то законченным, дающим формы для творчества, для поэтического обобщения. То же самое мерило следует приложить и к русскому эпосу. Мы видим, что борьба с татарами продолжается в то время, когда эпические отношения невозможны, потому, что отошли уже условия быта, которые делают возможным сложение эпопеи; не было решающего события, которое дало бы фон эпопее, которое возбудило бы поэтическую деятельность и могло закончить известный период так, чтобы вызвать общий взгляд на эпоху, как законченную. Пока этого нет, эпос будет группироваться вокруг известных имен».[168]
Таким образом, развитие жанров фактически было поставлено в зависимость от развития социальной практики. Появление жанра стало связываться с переходом общества на новую стадию развития социальной практики, а процесс появления новых жанров рассматривался как отражение процесса ее развития.
Открытие сходных мотивов и сюжетов у народов, не являющихся индоевропейскими, привело к упадку мифологической школы. Вместе с тем, ученые этого направления оказали столь судьбоносное влияние на последующее развитие этнографии, изучения эпоса, литературоведения, что его инерция ощущается и сейчас. Возможности, заложенных в трудах Ф. И. Буслаева, А. Н. Афанасьева, А. А. Потебни и других ученых-мифологов, все чаще выявляются по мере развития научных дисциплин, изучающих эпос.
