По сигналу переливчатой серебряной мелодии тяжелая портьера, укрывавшая часть стены и наверняка — потайную дверь, не ту, через которую вошел д'Артаньян, колыхнулась, и из-за нее выскользнул лакей. Склонившись перед кардиналом, он выслушал короткое распоряжение и снова растворился в складках ткани.
А Ришелье вернулся к шахматному столику и, усевшись на покинутое было место, улыбнулся.
— Извините меня за эту вспышку, шевалье! Право слово, чертовски трудно держать себя в руках, сталкиваясь с подобным… использованием служебного положения в личных целях! В то время как наш государственный бюджет еще не до конца расплатился по внешним долгам, некоторые безответственные, я бы даже сказал, аполитичные, капитаны королевской гвардии позволяют себе набивать собственную мошну, расходуя государственные средства…
А ты, ваше высокопреосвященство, свой-то бюджет с государственным не путай, подумал д'Артаньян, сочувственно кивая в такт излияниям Ришелье. Что же касается де Тревиля…
Ну это вопрос очень спорный! В общем и целом капитан королевской гвардии — абсолютно пристойный мужик. Слуга королю, отец мушкетерам, любитель хорошенького вина и хороших женщин. Словом, нормальный офицер. В русской армии запросто сошел бы за своего! Ну если бы русский язык знал, разумеется. А что до взяточничества…
Эх, ваше высокопреосвященство! Так и тянет снова, в который уже раз, отослать вас к истории государства Российского! Ежели бы вам, монсеньор, довелось ознакомиться с данной историей, вы бы в два счета перестали причитать о мздоимстве местных чиновников как военного, так и любого другого ведомства! Да какое у вас, во Франции, взяточничество?! Да разве же это — мздоимство?! Да это смех, а не взяточничество! Даже у нас в Вологде бояре и то свою мошну набивают шибче чем у вас, в стольном граде Париже! Про Москву и вовсе думать не хочется…
Д'Артаньян неторопливо тянул свою невеселую думку, продолжая монотонно, словно китайский болванчик, качать головой, делая вид, что внимательно слушает кардинала и глубоко сопереживает плачевному положению с разгулом коррупции в королевстве французском. В принципе это была не самая ненужная ему информация, и, осознавая это, он некоторое время спустя действительно начал прислушиваться к словам Ришелье.
— …Допросится, зараза этакая! Он у меня дождется, подонок, бессрочной командировки в Бастилию! В одиночную камеру! — Его высокопреосвященство, похоже, все никак не мог остыть, отойти от овладевшего им возмущения. — Ладно, шевалье, сейчас не об этом! Вы конечно же нисколько не виноваты в том, что нравы столичной бюрократии настолько испортились! Вы славный молодой человек, чистый и не испорченный еще парижской жизнью. Для меня, шевалье, бесспорно: только чистый и неиспорченный человек, истинно добрый католик может с такой готовностью пойти ко мне на службу осведомителем, — нравоучительно покачав пальцем, изрек Ришелье, обозначив переход от эмоциональной к практической части разговора. — Поскольку информация о происках этого замаскировавшегося еретика и прожженного взяточника де Тревиля, как я уже говорил, для меня гораздо важнее сведений о роте господина Дезессара, я, разумеется, поспособствую вам в… получении лазоревого мушкетерского плаща…
Едва кардинал произнес эти слова, как из-за портьеры, укрывавшей рассекреченную разведчиком секретную дверь, выскользнул уже виденный им лакей. В руках он нес солидных размеров бархатный мешок, который незамедлительно водрузил на столик между Ришелье и д'Артаньяном, сопроводив свое действие низким поклоном. Вслед за этим лакей-низкопоклонник удалился, повинуясь жесту кардинала, а собеседники остались сидеть, глядя друг на друга поверх алого бархата, фривольно развалившегося по столу с тихим, едва слышным металлическим перезвоном.
Выдержав приличную паузу, затем, видимо, чтобы шевалье д'Артаньян успел как следует подогреть свое воображение, сделав правильные выводы из этого перезвона, его высокопреосвященство протянул руку и, накрутив золотой шнурок, стягивавший горловину мешка, на указательный палец, плавным движением потянул его вверх. Форма при этом приняла вертикальное положение, а содержимое опять негромко звякнуло, пуще прежнего распаляя фантазию псевдогасконца.
— Итак, шевалье, — наконец-то разрушил затянувшееся сверх меры молчание кардинал, — здесь три с половиной тысячи экю. — С этими словами он щелкнул по мешку, а после ответил на вопрос, обозначенный удивленным взглядом лазутчика: — Да-да, сударь! Именно три с половиной! Вы получите еще немало доказательств того, что кардинал Ришелье не скупится, оплачивая преданность своих людей. Это лишь первое. Отнимите от этой суммы столько, сколько вы должны передать этому гнусному вымогателю в лазоревом плаще, а остальное оставьте себе. На жизнь и… накладные расходы, связанные с отправлением вашей новой должности.
Д'Артаньян произвел в уме необходимые расчеты, прилежно вычтя из трех с половиной тысяч три и получил в остатке… тысячу семьсот экю. Такая арифметика показалась разведчику в высшей степени привлекательной! Какой, однако, щедрый барин этот Ришелье, подумал он, поглаживая алый бархат вместительного кошеля. Даже как-то неловко обманывать его, с ненатуральным, ханжеским раскаянием вздохнул про себя псевдогасконец. Не будь он сановником вражеской державы, вполне мог бы стать достойным наставником и руководителем для перспективного молодого специалиста вроде меня, пожалел д'Артаньян напоследок и переключился на более насущные темы.
— Я благодарен вашему высокопреосвященству за высокое доверие и поистине неоценимую помощь, — произнес он с поклоном, — и надеюсь оправдать их по возможности быстро! В связи с этим у меня следующий вопрос: что мне надлежит делать в ближайшее время? Каким образом я должен начинать отправлять свои новые обязанности?
— Вы человек дела, шевалье! — благосклонно качнув головой, заметил кардинал. — Однако не стоит торопить события. Пусть все идет естественным чередом. Для начала решите проблемы с де Тревилем, чтоб ему, еретику окаянному, смола в аду покачественнее досталась, пообвыкнитесь с лазоревым плащом, осмотритесь в мушкетерской среде, вживитесь в нее. Даю вам на это… три месяца, а потом… потом мы посмотрим, чем вас занять! Так или иначе, но с первого же дня в роте мушкетеров вы должны самым внимательным образом присматриваться и прислушиваться к умонастроениям ваших сослуживцев и постоянно находиться в готовности проинформировать меня относительно этих самых умонастроений.
Лазутчик низко склонил голову, принимая распоряжения Ришелье. Что ж, они не стали для него неожиданностью. Чего-то в этом роде он и ожидал. Проверка. Испытательный срок. Можно не сомневаться: не нагружая его конкретными заданиями, кардинал вместе с тем будет самым внимательным образом наблюдать за шпионом-новобранцем, определяя степень его преданности и профессиональной пригодности к нелегкому осведомительскому ремеслу. И хотя его высокопреосвященство и пытается уверить его в незначительности трех этих месяцев, сомнений быть не может: именно они станут определяющими в шпионской карьере шевалье д'Артаньяна. Ну что ж, так тому и быть…
— Так тому и быть! — Он вновь поклонился Ришелье. — Предписания вашего высокопреосвященства будут исполнены в точности. Максимум через неделю я стану мушкетером. Максимум через месяц я буду знать об умонастроениях каждого своего сослуживца. Максимум через три месяца я стану правой рукой де Тревиля!
— Браво, шевалье! — усмехнулся кардинал. — Уверен, вы меня не разочаруете! Ну а сейчас, — он встал, и разведчик поднялся вслед за ним, — поскольку мы уже оговорили все, что хотели, я не смею больше задерживать вас! Всего хорошего, сударь!
— Ваше высокопреосвященство! — Псевдогасконец склонился едва ли не до пола, а разогнувшись, положил руку на обворожительный, ласкающий взор и душу алый бархат, заключавший в себе пропуск в элиту французской гвардии. — Монсеньор, не скрою, я опасаюсь идти домой с такой суммой…
— Опасаетесь?
— Да, монсеньор, опасаюсь, — подтвердил д'Артаньян и пояснил: — Я опасаюсь не врагов, монсеньор, а друзей, которые могут повстречаться мне на пути к дому. От врагов я всегда смогу отбиться своей шпагой, но от друзей зачастую отбиться бывает несравненно труднее, особенно если эти самые друзья учуют запах золота. Объяснить же господам королевским мушкетерам, с какой это стати я возвращаюсь от вас с такими деньгами, будет несколько затруднительно. И это вполне предсказуемо вызовет подозрения, и…
