б) расширять круг знакомых под видом ищущего покровительства провинциала.

Поставив точку, д'Артаньян с удовольствием обозрел дело своих рук, три раза вдумчиво и прилежно перечитал бумагу, после чего смял ее в тугой комочек и, положив на блюдечко подсвечника, залитое воском, поджег. Не хватало еще, чтобы кто-нибудь нашел сей документ! Разумеется, русский язык, на коем он был составлен, до некоторой степени предохранял его от прочтения, но столь коварных и хитрых людей, как французы, недооценивать было нельзя и рисковать лишний раз не стоило. Риску нам и так хватит, как говаривал Игнатий Корнеич.

Псевдогасконец смотрел, как догорает план, и вспоминал купца. Именно Игнатий Корнеич надоумил его записывать свои мысли, ибо бумага, как ничто иное, способна упорядочивать их, расставляя по ранжиру. Вот и сейчас, выплеснув на белый лист все, что теснилось у него в голове, д'Артаньян почувствовал, как из этой каши почти само собой выделилось основное, значимое, важное, а все остальное, также само собой, выпало в осадок, ушло, испарилось. Хотя бумага и превратилась уже в пепел, а пепел, придавленный свечой, вернувшейся на место, — в прах, ее содержимое отчетливо и ясно стояло перед его внутренним взором.

Он усмехнулся. Ну что ж, Игнатий Корнеич, как всегда, оказался прав. Сожженный план разведывательно-диверсионных мероприятий можно было считать отправной точкой для дальнейших логических построений.

В первую очередь его интересовал параграф «а» пункта «3»…

Взяв чистый лист, д'Артаньян не торопясь нарисовал сверху четыре рожицы, расположенные в ряд. Первая рожица отличалась хитренькой гасконской ухмылочкой, вторая — полными, большими губами и кучерявыми волосами, третья — тонкостью изящных черт и, наконец, четвертая — королевским благородством. Подведя под рожицами черту, разведчик некоторое время рассматривал их, а потом обвел кружком первую и, вновь потревожив чернильницу, принялся строчить…

Капитан королевских мушкетеров.

Уроженец города По. 1574 от Р. X. года рождения. Истинный гасконец.

Добрый католик. Беспощаден к врагам святой католической церкви и Французской короны.

Характер твердый, нордический, решительный (немного жадный).

Прекрасный фехтовальщик.

В связях, порочащих его, не замечен.

Слабости — любит деньги.

— Отпустите, тетенька!!! — не своим голосом завопил Шурик, извиваясь в стальных объятиях. — Отпустите Христа ради!!!

Но тетенька и не думала отпускать его, упрямо волоча навстречу верной гибели. Толпа проклятых французов ликующе скандировала: «Жанна! Жанна!» — а в небе торжественно звонили колокола, тоже радуясь разоблачению и близящейся казни врага земли парижской…

— Отпустите, тетенька! — пуще прежнего заголосил Шурик. — Я не вражеский диверсант! Не диверсант я! Нет! Нет! Я шевалье д'Артаньян! Шевалье д'Артаньян из Гаскони! Я королевский мушкетер! Слышите?! Королевский мушкетер! — кричал он, глядя на огромную поленницу, готовую стать его аутодафе. — Я шевалье д'Артаньян! Я честный француз! Д'Артаньян я! Д'Артаньян!!!

— Д'Артаньян! — прогремел с небес трубный голос, сопровождаемый гулкими раскатами грома.

Ошеломленный, Шурик уставился вверх.

— Д'Артаньян!! — Голос стал еще громче, а раскаты грома почти пригнули к земле.

Воспользовавшись его замешательством, Жанна д'Арк, которой голоса с небес были не в новинку, сделала последнее усилие и швырнула-таки лазутчика на костер, готовый вспыхнуть в любое мгновение.

— Д'АРТАНЬЯН!!! — Громовой голос заглушил и колокольный перезвон, и рев ликующей толпы, и торжествующие вопли самой Орлеанской девы.

Отчаянным, запредельным усилием Шурик перевернулся со спины на живот и скатился наземь.

Боль от удара привела его в чувство, вырвав из пучины ночного кошмара.

Псевдогасконец схватился руками за голову и, широко распахнув глаза, осмотрелся. Вместо площади перед Лувром с костром и Жанной д'Арк он увидел маленькую, уютную спальню в доме господина Бонасье на улице Могильщиков. Смятая, разворошенная постель возвышалась над разведчиком, сидящим подле нее на полу…

— Д'АРТАНЬЯН!!! — Жуткий, громоподобный голос, сопровождаемый оглушительным набатом, обрушился на него словно отголосок ночного ужаса, эхо кошмарного сна, заставив содрогнуться до глубины души.

Чувствуя, как волосы встают дыбом, а сердце замедляет ход, пропуская удар за ударом и превращаясь в ледяной ком, лазутчик прислушивался к набату, пока не сообразил, что это просто-напросто молотят по двери чьи-то пудовые кулаки. С нечеловеческим усилием разогнув онемевшие ноги, псевдогасконец встал, взял Прасковью, отдыхавшую на столике подле кровати, пистолет, составлявший ей компанию на протяжении всей ночи, и вышел из спальни в переднюю комнату.

Титанические удары продолжали сотрясать дверь, и д'Артаньян, взведя курок, прицелился точно в середину двери, размышляя, поинтересоваться ли, кто там, или, не начиная полемику, просто нажать на спуск.

— Д'АРТАНЬЯН!!! — снова взревели за дверью. — Земеля! Да ты чего, сдох там, что ли?!

Облегчение раскатилось по всему телу теплой волной, мгновенно отогревшей и сердце, и душу, и остальной внутренний мир разведчика. Опустив пистолет, он шагнул к двери и отодвинул засов.

Чернокожий гигант в лазоревом плаще ураганом влетел в комнату.

— Портос! Вы что, с ума сошли?!

— Все потом, земляк!. Все потом! Времени ноль! — заорал арап, кидаясь в спальню и выскакивая оттуда со штанами, камзолом и шляпой лазутчика. — Минута на сборы!

— Что…

— Минута, я сказал! — Портос буквально напялил на него камзол, пока сам д'Артаньян, ничего не соображая, натягивал штаны.

— Мы же договорились встретиться у де Тревиля! — удивился он.

— Я прямо от него. Планы изменились. Капитан велел явиться через десять минут. Семь уже прошли…

— Но мне же надо поесть…

— Попить, пожрать, бабу повалять — все потом! Сейчас пулей к капитану!

— Но лошадь-то хоть возьмем?

— Нет! Капитан прислал вам свою запасную! — Портос указал в окно, и разведчик, выглянув на мгновение, увидел возле двери слугу в ливрее, державшего под уздцы трех черных лошадей.

— Господи! Что случилось?! Куда мы несемся?! — воскликнул д'Артаньян.

— В Лувр!

Пальцы лазутчика, цеплявшего в этот момент перевязь со шпагой, разжались, и Прасковья, выскользнув, упала на пол, жалобно звякнув.

— В… Лувр? — запинаясь, повторил он, невидяще глядя перед собой.

— В Лувр, в Лувр! — подтвердил Портос, подбирая шпагу с пола и хватая в охапку самого д'Артаньяна с энтузиазмом Жанны д'Арк.

— В Лувр? — Ощущая звенящую пустоту внутри себя, псевдогасконец сглотнул и тихим, обреченным голосом прибавил: — На аутодафе?

— Ого! — округлил глаза чернокожий мушкетер. — А ты откуда знаешь?!

И увлек вконец переставшего понимать что-либо юношу прочь из комнаты…

— Атос! — Де Тревиль аккуратно, на миллиметр, поправил шпагу мушкетера.

— Портос! — Он слегка изменил угол наклона шляпы чернокожего великана.

— Арамис! — Капитан почти неуловимым движением одернул лазоревый плащ коренного парижанина.

— И д'Артаньян! — Он протянул было руку, но со вздохом убрал ее, сообразив, что менять что-либо в облике растрепанного, всклокоченного и совершенно потерянного молодого человека бессмысленно.

Отступив на пару шагов назад, капитан осмотрел четырех друзей и, удовлетворенно улыбнувшись, кивнул:

— Молодцы! Помните, господа, настоящий рыцарь должен сохранять бравый и воинственный вид всегда! Даже перед лицом верной смерти!