– Он что, невидимка? – вздохнул Кеннеди. – Почему он с нами не свяжется? Ведь мог бы получить двадцать миллионов. Должно быть, пропустил мое телевыступление.

Кеннеди глянул в окно на пышное, как свадебный торт, увенчанное куполом здание Капитолия. Необычное порождение национального политического устройства, город получил самоуправление лишь в 1970-е годы. Почти двести лет, что он был столицей Америки, округом Колумбия управлял непосредственно Конгресс. Но вот уже двадцать пять лет как законодательные власти передали бразды правления самому городу. С того времени мэр и Городской совет из тринадцати человек изо всех сил пытались держать под контролем преступность (временами самый высокий в Америке показатель убийств), школы – на плаву, финансы – в порядке (постоянный дефицит), а межрасовые трения – сглаженными.

Конгресс вполне мог снова вмешаться и подмять под себя столицу: законодатели уже лишили мэра права единолично распоряжаться финансами. Но для Кеннеди власть не была самым главным. По нему, Вашингтон мог себе отойти к Виргинии или Мэриленду, лишь бы его администрация продержалась достаточно долго, чтобы помочь городу и горожанам.

Мэр знал, как спасти сто восемьдесят квадратных километров Вашингтона. Все упиралось в образование. Если добиться, чтобы дети не бросали школы, они приобретут чувство собственного достоинства и поймут, что способны распоряжаться своей судьбой. Его самого спасло понимание этого простого факта, оно вытащило его из бедности и помогло поступить на юридический факультет Колледжа Вильгельма и Марии.

Никто не возражал против общей посылки о том, что образование полезно. Другое дело – как этого добиться на практике. Кеннеди представлял себе, как добиться, чтобы подростки округа продолжали образование, и его план вполне можно было бы обозначить одним-единственным словом: подкуп. Но они с Уэнделлом Джеффризом называли его по-другому – «Проект-2000».

Весь последний год Кеннеди вел переговоры с членами комитета Конгресса по округу Колумбия на предмет того, чтобы обложить работающие в Вашингтоне компании дополнительным налогом. Собранные деньги предполагалось направить в фонд, который платил бы старшеклассникам стипендии до окончания двенадцатилетки – при условии, что те не употребляют наркотиков и не замешаны в преступлениях.

Одним махом Кеннеди умудрился навлечь на себя ненависть представителей всего политического спектра. Либералов беспокоило то, что принудительная проверка на наркотики будет нарушением гражданских свобод. Консерваторы попросту подняли его на смех. Корпорации, которым предстояло платить, имели, понятно, свой взгляд на проблему, причем некоторые грозили вообще перебраться из округа в другое место. Тем не менее после нескольких месяцев хитроумной политической игры Кеннеди стало казаться, что его предложение в конце концов сможет пройти, главным образом благодаря поддержке общественности.

Но теперь он опасался, что поддержка с этой стороны иссякнет. Если сегодня он допустит ошибку, если Копатель прикончит еще больше горожан, если мэр проявит бессилие, «Проект-2000» можно будет похоронить.

Он поднял глаза – Джеффриз снова висел на телефоне. Прикрыв трубку рукой, помощник сообщил:

– Он пришел.

– Хорошо, – кивнул Кеннеди. – Ступай поговори с ним.

– Мы выберемся из этой истории.

В коридоре стоял, привалившись к стене, статный мужчина. К нему и направился Уэнделл Джеффриз.

– Привет, Венди.

– Привет, Слейд.

– Узнал по ящику, – сказал телеведущий. – Отморозок засветил двух агентов и сыграл в «Призрак оперы» с дюжиной бедолаг под люстрой. Кажется, одного накрыл.

Джеффриз был чернокожим, и Слейд хотел ему внушить, будто знает язык улицы. Джеффриз не стал объяснять, что на жаргоне «засветить» означает «разоблачить», а не «пристрелить». В этот день Джеффризу было не до болтовни с такими, как Слейд Филлипс.

– Нам нужна помощь, – сказал он, понизив голос до шепота, напоминающего шелест передаваемых из рук в руки купюр. – Можем предложить двадцать пять штук.

– Ничего себе! Что от меня требуется?

– Нужно, чтобы Кеннеди вышел из этой заварухи героем. Я хочу сказать, что уже есть убитые и, вероятно, будут еще. Подай крупным планом, как он навещает жертв и противостоит террористам. Опять же дистанцируй его от любых накладок силовиков. Не он ведет дело.

– Это ведь операция федералов? – спросил Филлипс.

– Верно, но мы не хотим обвинять и Бюро. Найди другого козла отпущения.

– О'кей… Значит, так, – принялся вслух прикидывать Филлипс. – Кеннеди занимает жесткую позицию. Руководит полицией. Посетил больницы… постой… – он кивнул в сторону пресс-центра, – репортер «Пост» сообщил, что Кеннеди никого не посещал.

– Нет, нет, он навестил семьи, которые пожелали остаться неизвестными. Весь день только этим и занимался.

– Вот как? Отличный ход с его стороны.

Поразительно, подумал Джеффриз, чего только не купишь за двадцать пять тысяч долларов.

На улице было холодно. Паркер, Кейдж и Лукас шли в Топографический архив. Паркер взглянул на хмурое небо, вспомнил, что обещали снегопад и завтра Ктоши захотят покататься на санках. Лукас прервала его размышления, задав вопрос:

– Как вы стали экспертом по документам?

– Из-за Томаса Джефферсона. Я собирался стать историком, хотел специализироваться по временам Джефферсона. Поэтому и поступил в Виргинский университет.

– Университет построили по его проекту?

– Да, старое здание. Так вот, однажды я изучал в тамошней библиотеке письмо Джефферсона к дочери Марте. У Джефферсона были рабы, но сам он рабства не одобрял и в принципе выступал за его отмену. Но в этом письме, отрекаясь от своих прежних взглядов, он писал, что рабство – один из краеугольных камней национальной экономики. Я сравнил письмо с известными образцами его почерка.

– И оно оказалось подделкой?

– Совершенно верно. Это наделало много шуму – кто-то подсунул в архив Джефферсона фальшивку, да еще какую. Как бы там ни было, но тот случай определил мою судьбу.

Паркер коротко рассказал Лукас о своей жизни. Он получил степень магистра права в Университете Джорджа Вашингтона и диплом Американского совета судебных экспертов по документам.

– Какое-то время я работал сам по себе, потом узнал, что ФБР требуются агенты-эксперты. Отправился в Квонтико, а дальше пошло-поехало.

Лукас остановилась перед витриной, где красовались шедевры портняжного искусства. Паркер удивился, что они привлекли ее внимание. Но Кейдж заметил:

– Маргарет у нас классная белошвейка.

– Кейдж! – рассеянно обронила Лукас, отвернулась от витрины, и они возобновили путь.

– Вы действительно не захотели становиться главным спецагентом? – спросила она Паркера.

– Ага.

Вдруг Лукас вытащила сотовый телефон и принялась набирать номер.

– Не останавливайтесь, – шепнула она, – и не оборачивайтесь.

Он понял, что она никому не звонит, а только делает вид.

– Тоже его засекла? Следует в двадцати метрах за нами.

– Оружия не заметила. Действует осторожно. Движется перебежками.

До Паркера дошло, что именно поэтому Лукас остановилась и стала разглядывать платья в витрине. Он тоже на ходу глянул в витрину и увидел, как какой-то мужчина метрах в двадцати позади торопливо переходит через улицу на их сторону.

Паркер заметил в руках Кейджа и Лукас пистолеты. Он не видел, как они их вынули.

– Думаете, Копатель? – спросил он.

– Возможно, – ответила Лукас.

За ними крадется Копатель! Должно быть, он подкарауливал у штаб-квартиры и каким-то образом выяснил, что они работают по этому делу.

– Возьмешь на себя улицу, – сказала Лукас Кейджу. – Вы, Кинкейд, следите за переулком – вдруг у него есть сообщник. По счету «три». Раз, два…

– Но у меня… – начал Паркер.

– Три!

Они мигом разделились. Кейдж сошел на проезжую часть, Лукас повернулась и побежала назад, крича на бегу: