— Чосер. Битва при Айзенкуре. Год одна тысяча четыреста пятнадцатый.

Николай покосился на «умника». Он не хотел делить лавры победы ни с каким Чосером.

— Там тоже использовали собак. А что, их использовали в Англии вплоть до семнадцатого века, — извинился за свою осведомленность «умник».

Подполковник расчехлил полевой бинокль и осматривал лежащее перед ним пространство. В поле зрения попала бежевая «Лада». До неё было метров семьсот. Может, больше, может, меньше, — бывший эмвэдэшник полевые офицерские занятия прогуливал. Но то, что хозяин машины кавказец, сомнений не вызывало. Он курил, облокотясь о капот.

— Взгляните, — предложил бинокль Иванову отставник.

Остальные уважительно следили за всеми действиями избранного начальства. То, с каким видом Бубнов делился оптическим устройством, вселяло надежду, что два полководца предусмотрят все.

— Он, — согласился Иванов. — Интересно, кого ждет?

— Так это… Как — кого? Аккурат рядом с тропкой. Вон вьется к окружной, а с той стороны ещё метров сто—сто пятьдесят и поселок. Продавщица там живет. Маша, — объяснил подполковник.

— Друзья! Товарищи! Подождите…

На холм вскарабкался Сардор. Лицо его взмокло, а дыхание с хрипом вырывалось из груди. Зато бультерьерша была в прекрасной форме.

— Я с вами… Жена сказала, подполковник звонил, нужна собака…

— Становитесь в строй, — бросил небрежно Иванов, и Сардор подчинился беспрекословно, а главное, встал с того фланга, как полагается, хотя в армии не служил.

— Тренинг все прошли? На человека тренинг все прошли? — спросил нетерпеливо Иванов.

— Мои прошли, — с гордостью доложил владелец доберманш.

— Давно, но ведь они не забывают? — сказала виновато владелица немца. — А мы что, преступника будем ловить? Надо в милицию позвонить…

— Преступника, преступника. Для чего он тут, спрашивается, на тропинке? Они уже один раз Машу подстерегли. А милиция? Что милиция… Нам предъявить нечего. Захотел и стоит. Земля общая.

Собравшиеся задумались.

— Да что вы смотрите, спускайте собак. Кругом — ни души. Или хотите, чтобы и ваши собаки околели?! — заорал качок. — Я сейчас сам пойду и размажу его по капоту…

Качок, полный решимости перевести слова в действие, поднял увесистый дрын, но Николай остановил его криком:

— Любезный, вы же не идиот. А если у него оружие? Нож, например. И потом, собаки есть собаки. В крайнем случае можно сослаться на то, что он их дразнил. Ничего. Пусть слегка потреплют.

— Может, разведать сначала? — все ещё не решался подполковник, хотя у него-то собаки не было.

— Внезапность, — авторитетно поднял палец Иванов.

Собаки не понимали, зачем их хозяева стоят, смотрят на пустырь и обсуждают что-то, не спускают их с поводков, не снимают жестких намордников, не дают порезвиться, сбегать по нужде.

— Все согласны?

— Давайте, братцы… — заныл качок.

— Что здесь происходит? — спросила Ольга Максимовна, появившись на холме в самый ответственный момент.

Пятью минутами раньше она заметила цепочку людей с собаками, выходящих на пустырь. Вел их Иванов с мастифом впереди. Несомненный лидер, решила Ольга Максимовна и так дернула своего бассета за поводок, что тот с перепугу чуть не обделался. И вот они здесь…

Бассет с интересом разглядывал людей и собак. Глаза его выражали изумление и тот же вопрос.

— Дражайшая Ольга Максимовна, уйдите отсюда, пожалуйста, и уберите собаку, это вам видеть не надо, — взял её под локоток подполковник.

— Да что происходит-то? Кого травите?

— Зайца.

— С черной задницей, — добавил качок, все ещё сжимающий в руках дрын.

Хозяева отстегнули намордники, и псы заволновались. Быстро осознали, что их готовят к чему-то более серьезному, чем игра со сдутым, давно прокушенным мячом. Да и настроение хозяев, которых тоже настиг азарт, смешанный с гневом, передается куда быстрее гриппа. Шерсть на кавказце встала дыбом, немка так натянула поводок, что пожилая хозяйка еле стояла на ногах. Команды своим питомцам отдавались доморощенные, от «куси» до вполне профессиональных: «фас», «взять».

И гон на ничего не подозревающего человека начался.

Аслан стоял здесь уже час. Ему сказали время, когда продавщица пойдет сначала через МКАД, потом по тропинке вдоль гаражей и наконец свернет на пустырь. Инструкции исчерпывающие, и ничего трудного он в этом поручении не находил. Предложить молчать, будет ерепениться, проинформировать, что станет с её домом за кольцевой. И все. И больше ничего. Упаси бог трогать или бить.

Он заметил вдалеке на холме скопление людей с собаками, но никак не отнес их появление там на свой счет. Стоят и стоят. Им бы прогуливать, а они стоят… Аслан наблюдал за ними потому, что больше ничего интересного вокруг не происходило. Такую природу терпеть не мог. Другое дело — горы. Простор. Полет. Жизнь.

Потом люди наклонились над собаками. Молятся, что ли, подумал Аслан и ошибся. Собаки вдруг сорвались с места и понеслись вниз с холма. Им предстояло пересечь полоску кустов. За кустами начинался котлован. Его нужно было огибать справа или слева, не будут же собаки прыгать вниз, а потом карабкаться наверх. Интересно, куда они бегут?

Качок не выдержал первым. Он бросился вслед за собаками точно по следу. Дрын из рук не выпускал. Затем вдруг взыграло ретивое у спокойного бассета. Поводок выскольнул из рук Ольги Максимовны. Но куда угнаться за свирепыми псами, которые получили приказы от хозяев. Это не тренинг. Это настоящее. Теперь они могли доказать человеку-богу, человеку-другу, человеку-кормильцу, что едят-грызут свои кости, чавкают фарш и «геркулес», хрустят «Чаппи» не просто так, не для удовольствия или поддержания веса и формы. Они — бойцы, они — сторожа, они — телохранители.

Стая поделилась надвое. Одни, во главе с мастифом, обходили котлован слева, а две доберманши и сенбернар — справа. На противоположной стороне снова слились воедино. Возникла небольшая заминка. Сенбернар тяпнул за ляжку московскую сторожевую. Назревал скандал. Но тут вмешался мастиф, разъединив своим мощным телом оба полюса злобы. Собаки словно очнулись и понеслись к цели…

Только тут, мысленно вычертив в голове маршрут движения собак, Аслан понял, что конечной точкой является он, и никто другой. Никого другого на пустыре не видно. Собак спустили на него. Аслан дернул ближайшую к себе дверь и, уже когда дергал, с тоской вспомнил, что поставил её на внутренний блокиратор. Оставалось акробатическим прыжком перекинуть тело через капот автомобиля, сделав упор на руку. Перекатиться в крайнем случае…

Он успел. Аллах помог. Вместе со щелчком замка в дверцу пришелся удар мастифа. Девяносто килограммов живого веса на скорости сорок километров в час сделали вмятину на дверце «Лады». А потом началась вакханалия. Даже находясь внутри машины, то есть в недосягаемом для собак пространстве, он вжал голову в плечи и стал совершенно не похож на гордого горца.

Кавказец вскочил на капот и от бессильной ярости бросался на стекло. Дворники были уничтожены в один миг. Просто переплелись между собой, как два тонких медных прутика.

Доберманы впились зубами в задние покрышки.

Аслан пытался включить зажигание, но руки ходили ходуном, а противный липкий пот, которым он начал обливаться в тот момент, когда вычислил себя в качестве объекта травли, застилал глаза. Даже включив мотор, он вряд ли бы смог уехать. Скорее всего, свалился в котлован.

Остальные бросались и облаивали железное препятствие, не позволявшее впиться зубами в ненавистное и опасное для хозяев тело, заходились в безумстве бессилия. Отвратительный запах бензина, резины, железа и человеческого страха, исходящий от «Лады», сводил с ума. Собачьи сердца выбивали хаотичный, одной природе понятный ритм охоты на человека.

Евсей услышал собачий рык и, подобно среднеазиатскому тарбагану, всякий раз из любопытства высовывающемуся из норки, чтобы стать мишенью для охотника, поспешил к грубо сколоченной лестнице — единственному пути наверх из его бокса.