– Стоять! – Участковый выстрелил на поражение, промахнулся – и бросился в погоню.

Не догнал. Единственный трофей, доставшийся ему от преследования, – отстреленная рука летающего мужика. Он долго вертел трофей перед глазами, даже понюхал и никак не мог понять: показалось ему или все было на самом деле?

Полый и заполненный изнутри какой-то вонючей липкой дрянью, это был муляж, пусть и хорошо выполненный. А снаружи и не отличишь, если не приглядеться: рука гнулась в суставах и выглядела совсем как настоящая. Твердая и шершавая, будто высушенная клешня краба, кисть была выполнена заодно с рукавом пиджака и краешком манжета рубашки.

– Что за хрень такая?.. – бормотал озадаченный Лопаницын. – И что с ней делать?

Аккуратно, чтобы не извозиться, он взял руку за предплечье и отправился домой. Утром жена в поликлинику унесет, на анализы…

В это время, никем не замеченные, Марина Васильевна с Евгением вошли в свой подъезд.

– А где остальные-то? – спросила Кулик, отпирая дверь.

Раздалось радостное лаянье. Марина вошла в квартиру да так и обмерла. Все сияло чистотой, пахло хлоркой, сдобой и цветами, а в прихожей ее ждали семеро ребят. Кира держала в руках торт со свечкой.

– С днем рождения! – хором крикнули дети.

Счастливая мать восьми детей закрыла дверь и молча прошла в ванную комнату, где села на край ванны и заплакала. Ребята столпились в дверном проеме

– Ма, что случилось?

– Тебе плохо?

– Мы же как лучше хотели!

Марина подняла заплаканное лицо.

– Спасибо. Но кто-нибудь может сказать: почему я?

Все молчали. Только Евгений пробился через толпу, подошел к маме, взял ее за руку:

– А кто, если не ты?

Сначала Лопаницыну позвонила жена.

– Петух, ты где эту штуковину нашел?

– У бандита отстрелил.

– Хватит придуриваться!

– Я серьезен, как никогда. Говори, что за хрень откопали.

– Да никто ничего не понимает. Это не кровь, но…

– Но?

– Гемолимфа.

– Попрошу неприличными словами не выражаться.

– Хватит придуриваться!

– Да я вообще не знаю таких слов. Объясняй толком.

– Это кровь насекомых.

– Еще раз.

– Кровь насекомых, глухня!

– А вы там и у насекомых анализ крови делаете?

– Хватит придуриваться!

– Откуда, говорю, про насекомых узнала?

– У нас аспирант с биофака работает, какую-то научную работу пишет.

– Симпатичный?

– Хватит придуриваться!

Потом Лопаницын позвонил Геращенко:

– Привет. Я вчера у подъезда дежурил, ничего не заметил.

– Может, закончилось все, а?

– Держи карман шире! Вот так, раз – и снова тишина? Вполне возможно, что они незаметно проскользнули, я отлучался ненадолго. Нет,

Геращенко, не станешь ты майором.

– Ты станешь, можно подумать.

– А мне через год капитана дадут.

– Если косяков не напорешь.

– Ты зачем позвонила, оскорблять меня при исполнении?

– Я позвонила?!

– Ну ладно, я. Тебе что-нибудь о летунах известно?

– Ко мне в квартиру один такой ломился… ломилась. Жуткие дегенераты, по-моему.

– Не угадала. Они животные. Точнее – насекомые. Жуки, если уж совсем точно.

– Пошел ты!

– Я одному ночью руку отстрелил. Там не кровь, а гемолимфа. Жена только что звонила.

– Петя, ты поспал бы…

– Блин, Геращенко, ну ты ведь сама говоришь, что видела их.

– Я, по-твоему, на чокнутую похожа? Ничего я не говорила.

– Ну, как знаешь… Потом к славе не примазывайся.

Петр Ильич положил трубку с твердым намерением отыскать таинственных жуков.

На часах было восемь. Марина Васильевна поняла, что проспала.

Со вчерашнего вечера она не помнила решительно ничего, кроме слез.

Не помнила, как ее утешали, как улеглась спать: только горький плач…

Марина прислушалась. Мурлыкали и мяукали кошки, храпела за окном на лоджии Чапа, на кухне слышались голоса, в большой комнате тоже кто-то негромко разговаривал. Кулик встала, заправила кровать, надела халат и вышла в коридор.

– Привет, ма, – проходя из большой комнаты на кухню, поздоровалась

Кира. – Завтракать будешь?

– Какой завтрак, собак выгуливать надо! – шепотом заругалась Марина.

– Женька с Игорьком их уже выводили. Целый час гуляли.

– Ма, мы их хорошо выгуляли, – подал голос с кухни Евгений.

Пахло сдобой. Марина вспомнила, что уже два или три года ничего не пекла. А раньше они с Наташей…

– Оым уом! – поздоровался даун Игорь.

– Здравствуй, – кивнула Марина Васильевна.

– Всем мыть руки и завтракать! – распорядился Евгений.

Из большой комнаты выбежали еще трое – два парня-подростка и девочка лет десяти.

– Привет, ма! – крикнули они хором.

– А где Олег и… – Тут Марину Васильевну как током прошило: – Даша?

– Так мы с Игорем их в садик увели, – снова подал голос Евгений. -

Когда собак выгуливали. Ну, долго я ждать буду? У нас еще торт вчерашний непробованный стоит!

Как это получилось, Марина Васильевна не поняла: тесная кухня без труда вместила семерых человек, все свободно уселись за столом, под ногами сновали кошки, и куда-то исчез тяжелый запах неустроенности и несчастья.

И даже телефон зазвонил.

– Слушаю, – поспешно сняла трубку Кулик.

– Тетка Мика, ты где вчера была? Звоню тебе, звоню… Отпрашивайся с работы, я сегодня приеду, – сразу взяла быка за рога Наташа. -

Рокировку делать будем.

– Рокировку? Наташ, подожди, когда приедешь, что случилось? С днем рожденья! Прости, я вчера не могла…

– Тетя Наташа приедет? – спросила девятилетняя Соня.

– Да, – на автомате ответила Марина.

– Соня, не приставай, – строго сказала Кира. – Иди лучше комнату проветри.

– Алло, Марина, кто у тебя там? – Голос сестры “поплыл” – похоже, она говорила по мобильному. – Через… – шуршание… -…ты слы… – и все, короткие гудки.

Кулик была в прострации. Скоро приедет сестра, наверняка пересечется с детьми. И что говорить? “Вот это Игорек, старший, я его сразу после университета родила, помнишь?” Ничего Наташа помнить не может, и Марина не помнит, просто в голове появляется краткая справка: имя, возраст, размер одежды и обуви, особенности характера и физиологии.

Вот это точно – сдвиг по фазе.

Постучали в дверь.

– Кто там? – первыми к двери подскочили Федька с Семкой, даже собак опередили.

– Откройте, милиция!

Ребята беспомощно оглянулись на Марину.

Та положила трубку и пошла открывать. За дверью стояли Распопова и

Боборыкин.

– Ага, значит, они все-таки у вас, – заглянула Елена (как ее там по отчеству) через плечо хозяйки. – У вас тут медом, что ли, намазано?

Пройти можно?

– Нельзя.

– Что?

– Нельзя пройти, – ответила Марина Васильевна. – По крайней мере вам. А вы, – она кивнула хмурому Боборыкину, – пройдите.

Распопова изменилась в лице и стремительно бросилась прочь. Молодой милиционер проводил взглядом наставницу, сделал шаг вперед и, когда ребята закрыли дверь, сказал:

– Напрасно вы так…

– Терпеть не могу хамства.

– Я заметил. Вы мне можете объяснить, в чем дело? Выдергивают утром чуть не из постели, тащат в приют, там детей будят…

Кулик развела руками.

– Сами видите.

Рядом с ней, как солдаты вокруг командира, столпились шестеро.

– Опа! – обалдел Боборыкин. – Еще двое?

– Четверо! – ляпнул Семен. И тут же огреб подзатыльник от брата.

– Вот как? И где остальные?

Дети набычились. Ответить пришлось Марине:

– В детском саду. Они маленькие еще.

Милиционер поскреб затылок.

– И что теперь делать?

– Не знаю.

– Мы опять убежим, – насупленно заявил Семка и вжал голову в плечи.

Но Федька его неожиданно поддержал:

– Фиг догоните.

– Ребята, идите в комнату, – попросила Марина.

Те неохотно послушались. В коридоре, кроме Кулик и Боборыкина, остались только кошки и собаки. Откуда-то волной ударило запахом мочи, и Марина чуть не упала от этой сногсшибательной вони.