Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Испуганный крик Эльвиры.

— Все равно она не отзовется, — насмехается Кантор, словно крик доброй женщины предназначается для Онорины, его Они. — У вас ничего не получается.

«Онн» — это не ваше «у-у-у», похожее на вой волка, подхватившего насморк.

(Онорина тем временем давится от смеха в своем укрытии). «Онн» — это не просто крик, это такой звук, понимаете? Тут можно обойтись и без крика, ибо сам этот звук способен проникнуть весьма далеко.

С этими словами Кантор сажает себе на тыльную сторону ладони какое-то насекомое.

— Боже! Скорпион!

— Не кричите, — в который раз повторяет Кантор, беря насекомое за брюшко. На наше счастье, насекомые не способны слышать человеческий голос. Но ваш страх может передаться этому созданию, и оно будет вынуждено меня укусить, хотя только что не питало подобных намерений. Ручаюсь, что в Ла-Рошели вас норовила куснуть каждая собачонка. Возможно, вы частенько ходили там покусанной, любезная Эльвира!

— Откуда вы все это знаете? — удивляется славная женщина. — Вообще-то ваш отец — настоящий ученый! Как видно, это у вас от него.

— Пытаюсь быть ему под стать. Но мне предстоит еще многое узнать. Кое-что я, правда, уже знаю: например, что отец посоветовал бы вам не убиваться, иначе на вас набросятся даже индейские собаки, известные мирным нравом.

— Постараюсь, — обещает Эльвира. — Только где же мне искать Онорину?

— То-то и оно: вместо того, чтобы вести все эти разговоры, единственный вывод из которых заключается в том что вас парализует страх, вам бы следовало взять себя в руки по моему примеру. Тогда бы вы поняли, что она притаилась вон там, за высохшим деревом. Она пытается извлечь из норы белку, а сие значит, что она нашла себе занятие не на один час и пока не собирается вытворять глупостей.

— Ну да! — недоверчиво бросает Эльвира, устремляя взгляд в указанном направлении и не видя ни малейшего движения среди желто-красной листвы «индейского лета». — С чего вы это взяли? Ведь вы появились с противоположной стороны леса… |— Дух мой вездесущ, независимо от того, чем я занимаюсь. Так вот и знаю, не зная.

— А вдруг ее там все-таки нет? Онн! — пробует голосовые связки молодая женщина, следуя совету Кантора.

— Не так.

Юноша прикладывает ладони ко рту и без усилия выдыхает:

— Онннн..

Онорина выкатывается из-под сухого корня, как металлический шарик, притянутый магнитом.

— Ты мешаешь мне ловить белочку, Кантор! Что случилось?

— Поди сюда! Я покажу тебе скорпиона, ты сможешь его погладить…

— Только не это! — умоляет Эльвира.

(Вспоминая эти сцены на сон грядущий, Онорина натягивала на голову простыню, чтобы всласть нахохотаться, не привлекая ничьего внимания.)

Глава 33

— Пропала!

Анжелика порывисто вскочила, едва не опрокинув чернильницу.

Сидя за письменным столом, она дописывала письмо сыну, за которое взялась в спокойную минуту.

От спокойствия не осталось и следа, когда ее пронзила нелепая, но страшная мысль: пропала!

С раннего утра поднялся сильный ветер, нагнав облака и затмив солнце.

Предстояло провести день, а то и два за закрытыми створками окон, под крышей, куда не проникает шум разбушевавшейся стихии.

Но что за странную штуку выкинуло ее материнское сердце? Она не сомневалась, что до нее и впрямь донесся снаружи, перекрыв завывания ветра, голосок Онорины:

— Мама, мама!

Позже Анжелика с волнением вспоминала свой слепой порыв, то, как она вихрем пронеслась вниз по ступенькам, не встретив по пути ни души. Сапоги, накидка… Она забыла про перчатки. Двор, калитка в изгороди — она распахнута, а этого не должно быть под вечер, тем более в такой ураган.

Значит, предчувствие не обмануло ее, значит, у нее есть причины беспокоиться за Онорину?..

Она только что была здесь. Нельзя терять ни секунды!

Вперед! Непонятно, откуда берутся силы, как ей удается бежать по снегу навстречу удушающему ветру, способному свалить наземь даже богатыря.

Но вот юбки намокают, она оступается и падает. Ее голые руки замерзли и уже ничего не чувствуют.

«Что я делаю? — спохватывается она. — Онорина никуда не пропадала. С чего ей пропадать?»

Непонятно, что за паника овладела Анжеликой, когда она спокойно сидела за письменным столом? Кто внушил ей это безумие?

Ее охватил страх — не физический, а воображаемый страх. Пока она еще не понимала, что может заблудиться и не найти дороги назад, что, превратившись в сосульку, может свалиться замертво, подобно птице, падающей в мороз с ветки…

«Подумай! — приказывает она себе. — Опомнись!»

Но тут до нее снова доносится крик, на этот раз гораздо более отчетливый:

— Мама! Мамочка!

Плачущий голос, пробивающийся сквозь завывания вьюги…. Анжелика снова устремляется вперед, хотя каждый новый шаг дается ей со все большим трудом.

— Онн, Онн!..

Ей удается произнести только первый слог родного имени. Ее замерзшие уста отказываются повиноваться. Из ее горла вырывается только этот хриплый, безнадежный крик:

— Онн! Онн!

Вот и она! Девочку уже почти по пояс замело снегом. Анжелика принялась сбивать с нее снег негнущимися пальцами, гладить по обледеневшим волосам на Онорине не оказалось головного убора, разминать задубевшую ткань одежды — девочка нарядилась под мальчика, как делала порой, нацепив что-нибудь из одежки Томаса Малапрада.

Почти ничего не видя из-за снега и ветра, Анжелика старалась, как могла, согреть ее, прижимая к своей груди, все еще не уверенная, ее ли она нашла… Однако сомнения рассеял голосок Онорины, лепетавший:

— Я нашла в ловушке всего одного кролика, всего одного…

Голосок девочки срывался, по щекам ползли слезы, замерзая на полпути. К лицу Анжелики прижалось ее обмороженное круглое личико. Так, значит, она действительно убежала, ее действительно угораздило отправиться проверять ловушки в такую страшную погоду!..

Настало время торопиться назад, пока они не превратились в глыбы льда. Вот тут-то Анжелику и обуял настоящий ужас. Застыв в темноте, заметаемая снегом, она уже не знала, в какую сторону податься. Следы успело замести.

Сугробы вокруг росли на глазах.

Куда же? Направо, налево?..

Она прижимала к себе Онорину, пытаясь спасти от ветра и от зарядов снега, как когда-то, когда она мчалась по лесу, спасаясь от солдатни. Она чувствовала, как дрожит дочь, пронзаемая, подобно ей самой, ледяным ветром до самых костей.

Оставалось только позвать на помощь ангела-хранителя Онорины:

— Вам пора вмешаться, аббат!.. Ледигьер, Ледигьер, на помощь!

Обуреваемая страхом, она устремилась куда глаза глядят, не разбирая дороги, однако, сделав всего несколько шагов, споткнулась о корень дерева. Видимо, перед ней была опушка… Узловатые корни ели, торчащие из земли, образовали вместе с переплетением низко стелющихся ветвей, запорошенных снегом, подобие пологого склона, по которому Анжелика, сжимая в объятиях Онорину, и соскользнула, вернее, упала в яму.

Только теперь у нее появилась возможность отдышаться.

Сколько еще времени продлится вьюга? Может быть, не один день? Конечно, их хватятся в форте, но даже отряд самых выносливых мужчин не рискнет высунуть нос за ворота… А рискнув, неминуемо заблудится. Жоффрей наверняка будет предводительствовать этим отрядом, и она станет виновницей его гибели!..

Сколько минуло времени — десять минут, час… Помимо воли Анжелика закрыла глаза и забылась. Очнувшись, она задрала голову, и сквозь переплетение ветвей увидела, что на серебрящемся ночном небе нет больше ни облачка.

— Ветер утих, — удивленно произнесла Онорина. Анжелика тотчас стала карабкаться к краю ямы.

На нее падали сверху тяжелые пласты снега, забиваясь ей под ворот, однако она не обращала внимания на такие мелочи.

Выбравшись, она не поверила собственным глазам: на расчистившемся участке небосклона как-то неуверенно, словно во хмелю, сияла половинка луны, а клочья облаков, недавно погружавших землю во мрак, испуганно уносились прочь, исчезая за кромкой леса Анжелика и ее дочь устремились в ночь.

87
{"b":"10324","o":1}