Она шла, болтая без умолку, и теперь в ее речи Анжелике уже слышался иной акцент — так говорили в беднейших кварталах Парижа.

— Я была воспитана в приюте. Вместе с моей старшей сестрой меня поместили туда, когда мне было четыре года, а мать нашу определили в приют кающихся грешниц. Я получила хорошее воспитание, сударыня, иначе господин Кольбер не выбрал бы нас для отправки в Канаду. Но я была только сопровождающей.

Госпоже Модрибур была нужна только моя старшая сестра, но ей пришлось взять и меня, потому что у меня нет никого, кроме сестры, а она настояла, чтобы нас не разлучали. Теперь, когда я счастлива и уже позабыла все наши былые беды… мне так хотелось бы узнать о своей бедной сестре и о госпоже Модрибур!

Они пришли в форт. Прежде чем повести молодую женщину посмотреть на детей, Анжелика усадила ее в нижней комнате и попросила слугу принести чего-нибудь освежающего. Бедная девушка так счастливо избежала крушения! И «Единорога», и всей своей жизни! Ее приютила Акадия.

У нее было милое сообразительное личико, но она ничем не выделялась среди прочих девушек, отправившихся в Канаду на поиски счастья и окружавших госпожу де Модрибур, которая поручила надзор за ними толстой Петронилле Дамур. Таких, как она, была целая дюжина, они прислуживали герцогине, часами простаивали на коленях и молились или всей толпой сопровождали свою благодетельницу повсюду. Покорные и запуганные, они стали все на одно лицо, ни в чем не проявляя особенностей своей личности. Анжелика с трудом завоевала доверие некоторых из них. Дельфина де Розуа и нежная Мари были убиты лишь за то, что говорили с ней. Смешливой Жюльене в Голдсборо также удалось выйти из игры, договорившись с Аристидом Бомаршаном, пиратом из берегового братства, стоящим вне закона и заслуживающим веревки, который тем не менее сочетался с ней законным браком.

— Разве вы не знаете, что госпожа Модрибур умерла? — спросила Анжелика.

Маленькая беглянка прямо-таки подскочила от радости.

— Умерла! Ох, сударыня, вы, наверное, сочтете меня бессердечной, но я не могу не радоваться… скажу больше, я на это надеялась. Недавно один человек с нашего берега, ходивший продавать уголь в Пор-Рояль, говорил об этом, но я не смела поверить такому счастью. Но раз это говорите вы, я могу быть уверена, а значит, отныне спать спокойно. Хотя это спокойствие вовсе не от добрых чувств, — она осенила себя крестным знамением. — Это была очень злая женщина, злее ее не сыскать на всем свете. Она говорила, что я ни к чему не пригодна, постоянно щипала меня, а иногда даже прижигала горящими углями из своей грелки.

— Бедное дитя! — вздохнула Анжелика. Каждый раз, когда она вспоминала о несчастных женщинах, отданных во власть этого демона с благословения почтенных служителей церкви и чиновников от благотворительности, на сердце у нее становилось тяжело, хотя она понимала, что всех их ввели в заблуждение красивые глаза и показная набожность прекрасной посланницы отца д'Оржеваля.

На глаза у Анжелики навернулись слезы, и она подумала, что после родов стала слишком сентиментальной. Заметив ее слезы, крошка Жермена растрогалась.

— О! Сударыня, как вы добры! Вы всегда были нашим ангелом-хранителем. Как прекрасно было очутиться наконец в Голдсборо, пусть даже после кораблекрушения, и увидеть на берегу вас, видеть, как вы бежите к нам навстречу и бросаетесь в волны спасать меня.

И с серьезностью сироты, преждевременно повзрослевшей, она добавила:

— Ваша доброта искупила зло, причиненное герцогиней.

Анжелике казалось, что она старалась вытащить прежде всего огромную Петрониллу Дамур. Но раз уж малышка так настаивает на том, что ее вытащила именно она…

— Тот человек утверждал, что вы и господин де Пейрак увезли всех остальных девушек, моих подруг, в Квебек, куда мы первоначально направлялись. Тогда я подумала, что если моя сестра в Квебеке, то она попытается дать мне знать о себе и постарается разузнать, что со мной приключилось. Со временем я стала меньше бояться встретить нашу благодетельницу, поэтому я и приехала сюда.

Сегодня я впервые осмелилась покинуть наш дорогой Пор-Рояль.

— Как зовут вашу сестру?

— Анриетта.

— Тогда я могу вас обрадовать и сообщить о ней много хорошего.

— Она уже вышла замуж?

— Нет еще, но скоро выйдет. У нее множество поклонников, но ей хочется самой сделать выбор. Пока же она служит экономкой у госпожи де Бомон, которая очень довольна ее работой и веселым, жизнерадостным нравом.

Жермена с удивлением посмотрела на Анжелику.

— Вы говорите, что она счастлива, трудолюбива и весела?

— Ну конечно! Ее все любят, она помогает многим дамам в делах благотворительности, и весь Квебек просто не нахвалится ею.

— Ах! Как я рада! Сестра была так привязана к госпоже Модрибур, что я боялась, как бы она, узнав о смерти последней, не покончила с собой. Она сделалась настоящей рабыней госпожи Модрибур, ловила каждое ее слово, следовала за ней словно тень. Это было как болезнь, в последнее время она перестала замечать даже меня. Напрасно я умоляла ее остаться со мной в Пор-Рояле: она была готова следовать за благодетельницей куда угодно, хоть в ад.

— Вот видите! Когда зло погибает, прекращается его тлетворное влияние и жизнь возрождается, — заметила Анжелика, которая никогда не видела разумную и веселую Анриетту такой, какой представила ее сестра.

Внезапно ее бросило в дрожь: образ безумной Амбруазины, словно летучая мышь, пронесся в ее мозгу, хлопая, будто крыльями, полами огромного черного плаща, подбитого красным шелком. Анжелика побледнела.

Слова маленькой парижанки окончательно убедили ее в том, что другие давно поняли сущность Амбруазины, а ей, Анжелике, ее подозрения казались преувеличением или домыслом. Эта женщина напоминала вампира, она лишала свои жертвы сил и выматывала из них душу. Освободившись от ее влияния, они становились вполне нормальными. Молодая женщина, сидевшая сейчас перед ней, была простодушна и искренна, у нее не было оснований лгать.

Сменив тему разговора, Анжелика заметила Жермене, что, та, по-видимому, так и не вышла замуж за своего матроса из Голдсборо потому, что все это время оставалась в Пор-Рояле, он же, как видно, уже осуществил свой супружеский долг по отношению к ней. Молодая женщина рассмеялась и сказала, что ей действительно не подворачивалась возможность перебраться на другой берег бухты, однако она вышла замуж за одного шотландца и от него приобрела этот ужасный акцент: именно так говорили по-французски шотландцы из отряда сэра Александра.

Юная жительница Акадии восхищенно глядела на малышей, спавших в своих колыбельках. Их бдительно охраняли ирландская акушерка с дочерьми; женщины сидели у изголовья и вязали.

— Как они милы! — восторгалась крошка Жермена Майотен. — Девочка такая пухленькая, а мальчик такой крупный. Мне бы тоже хотелось иметь близнецов.

Дети приносят радость в дом. Работы я не боюсь, я научилась прясть шерсть и ткать холсты для пеленок и рубашек. Когда родится наш ребенок, мы и еще несколько молодых семей переедем в другой поселок, в Гранпре, где нужны работящие люди.

Упомянутое ею поселение было основано года три-четыре назад. Некоторые обитатели Пор-Рояля уже отправились туда осушать болота, как это обычно делалось при закладке новых поселков. Земли, изначально готовые к возделыванию, были редки на полуострове Акадия. Мощные приливы образовали на берегах бухточек участки плодородных земель, и акадийцы, осушив их по примеру голландцев с помощью дамб и запруд, — превращали их в сады и заливные луга для выпаса скота.

Граф де Пейрак обещал поселенцам свою помощь, прежде всего орудиями и текстилем, привозимыми из Европы. У французов всегда были в избытке мужество, умение работать, страсть к возделыванию земли и разведению скота, но постоянно не хватало инвентаря.

— Приезжайте к нам в Пор-Рояль, — настойчиво приглашала госпожа де Ла Рош-Позе, собиравшаяся отплывать послезавтра.

Она приехала со своими многочисленными детьми и их гувернанткой, мадемуазель Радегонд де Фержак. Господин де Ла Рош-Позе остался дома, так как опасался набегов англичан и считал необходимым поддерживать гарнизон в состоянии боевой готовности.