Одним словом, в Пале-Рояле собирались все классы общества, привлекаемые и объединяемые игрой.

Огромная толпа женщин каждый вечер шуршала своими более или менее обтрепанными юбками в «Татарском лагере» и по аллеям. Большинство из этих «нимф» Пале-Рояля, как их называли, гуляло в бальных платьях с большим вырезом и массой ожерелий и браслетов, усеянных грубыми имитациями бриллиантов и жемчуга.

Во времена империи в Пале-Рояле насчитывалось восемнадцать игорных домов, одиннадцать ломбардов, не считая массы тайных ссудных касс, и около тридцати ресторанов. В подвалах ютилась куча всякого сброда и помещались разные неприхотливые театрики и музеи редкостей. Мансарды были битком набиты женщинами. Кофе, кондитерские, мороженщики, торговцы съестными припасами, пирожники попадались на каждом шагу. Кроме того, там был вафельщик, который особенно славился, кабинет для чтения и лавочка ассоциации чистильщиков сапог с громкой вывеской: «Собрание искусств».

От массы всяких театров и развлечений разбегались глаза. Там были «Французский театр», «Театр Монтазье», «Китайские тени», «Театр фантош», в котором «Пирам и Тизба» постоянно привлекали массу народа, «Каво», «Консер де Соваж» и т. п.

Кафе Пале-Рояля посещались особенно охотно и многие из них стали историческими, как, например, кафе «Де Фуа», место свидания аристократов; кафе «Лемблен», где во времена реставрации обыкновенно собирались отставные бонапартистские офицеры и где происходила масса дуэлей; кафе «Де Валуа», посещавшееся роялистами; кафе «Борель», куда ходили слушать чревовещателя; кафе «Тысяча колонн», где двенадцать искусно расставленных зеркал давали иллюзию бесконечного ряда хрустальных колонн; наконец, кафе «Мон Сен-Бернар», куда случай привел Анрио, подавленного нравственно и усталого физически от длинной прогулки пешком из лечебницы доктора Дюбюиссона.

Это кафе было устроено наподобие современных аристократических кабачков или загородных шантанов. Оно было декорировано гротами, ущельями скал, хижинками, горными тропинками и пропастями. Прислуживающие гостям лакеи были одеты в костюм итальянских или швейцарских горцев. Отдельные кабинеты, устроенные в виде горных ущелий, позволяли желающим скрыться от любопытных глаз, не теряя из вида ни общего зала, ни маленькой сцены, на которой под аккомпанемент оркестра, состоявшего из четырех музыкантов, гримасничало и ломалось несколько гаеров.

Разыскивая свободный столик, Анрио проходил по одному из ущелий этого альпийского кафе, когда вдруг в одном из гротов сидевшие там мужчина и женщина сделали движение и радостно воскликнули:

– Это полковник Анрио!

– Ба, да это доктор Марсель!

Мужчины поздоровались, и доктор пригласил Анрио присесть к нему за стол и познакомил его со своей женой Ренэ.

Анрио пришел в Пале-Рояль только от безделья Ему хотелось в движении и шуме пестрой толпы уйти от упреков совести и опасений. Он уже давно знал Марселя, а о приключениях Ренэ ему очень много рассказывали и Сан-Жень, и добряк ла Виолетт. Поэтому он не видел никаких оснований отказаться от сердечного приглашения и присел за их стол.

Они обменялись несколькими равнодушными фразами, рассеянно глядя на сцену, где два клоуна разыгрывали комическую сцену. Но видно было, что это зрелище очень мало интересовало их; все трое были погружены в свои думы. Во взгляде Ренэ сквозила грусть; глаза Марселя и Анрио выражали задумчивое беспокойство, и если они физически и находились в кафе «Мон Сен-Бернар», то душой уже давно улетели далеко далеко…

Вдруг Марсель достал часы и посмотрел на них.

– О, не уходи еще! – умоляюще сказала Ренэ, удерживая за рукав мужа. – Ведь еще рано; ты сказал, что уйдешь позднее!

– В моем распоряжении еще четверть часа, дорогая! А затем мне, как ты знаешь, необходимо уйти.

В глазах Ренэ мелькнуло выражение страха, и полный беспокойной мольбы жест показал, что она с трепетом считает оставшиеся минуты.

– Сегодняшний день показался мне и слишком коротким, и слишком длинным, – сказала Ренэ, – слишком длинным потому, что ты оставляешь меня так надолго одну, слишком коротким потому, что, как ты мне сказал, нам, быть может, не придется увидеться много дней.

– Да-да! – с нетерпением ответил Марсель, стараясь предотвратить какое-нибудь легкомысленное слово, которое могло бы выдать Анрио больше, чем было нужно.

– Крайне печально, что ты не можешь указать мне ни цель, ни продолжительность поездки, которую ты предпринимаешь, – настойчиво продолжала Ренэ. – Знаешь ли, я могла бы начать ревновать!

– Что ты за сумасшедшая! – ответил Марсель и взял ее за руку, чтобы приласкать и, быть может, заставить замолчать в присутствии Анрио.

Но Ренэ оживленно воскликнула:

– Да что ему нужно от тебя? К чему генералу Мале требовать тебя ночью, когда ты и без того провел с ним целый день?

– Молчи! Молчи! Умоляю тебя, молчи! – поспешно шепнул ей Марсель, энергично сжав ее руку.

Анрио услыхал последнюю фразу:

– Вы знаете генерала Мале? – спросил он Марселя.

– Да, немножко… – ответил тот, видимо недовольный вопросом.

– Я тоже знаю его, – продолжал Анрио без всякой аффектации. – Я даже был у него сегодня в лечебнице, где он содержится под арестом.

– Вы? Впрочем, – вдруг понизив голос до шепота, сказал Марсель, – генерал под большим секретом рассказал мне о некоем офицере из комендантского управления, с которым он находился в тайных сношениях. Может быть, это вы?

– Должно быть, я, – спокойно ответил Анрио.

– Значит, вы из наших?

– И да, и нет, – уклончиво ответил полковник.

Подобный ответ не мог удовлетворить Марселя. Он не знал, кто именно из видных военных участвовал в заговоре Мале, так как все члены заговора были неизвестны друг другу, кроме пяти-шести человек, собравшихся сегодня у генерала. Мале уверял их, будто он располагает громадными средствами и опирается на очень большое количество соучастников, рассеянных во всех слоях общества, но главным образом в армии. Марсель не сомневался, что офицер, имевший с Мале совещание в такой день, как сегодня, должен быть участником заговора. Осторожное поведение и сдержанная речь Анрио еще более увеличивали это подозрение. Поэтому он решился во что бы то ни стало узнать, чего ему держаться.

Вытащив из кармана обрывок письма, разорванного Каманьо и предназначенного служить заговорщикам знаком, по которому они могли бы узнать друг друга, он подал его Анрио и сказал:

– Вам знакомо это?

Анрио спокойно посмотрел на клочок бумаги и сперва отнесся к этому знаку без всякого волнения и удивления. Но вдруг он вскрикнул:

– Постойте-ка! Может быть, этот кусок, оторванный от какого-то письма, подойдет… – И, не закончив начатую фразу, он, в свою очередь, вытащил письмо Каманьо, найденное у Мале, и сказал, протягивая его удивленному Марселю: – Мне кажется, что находящийся у вас клочок подойдет к этому письму. Поглядите-ка!

– В самом деле! – пробормотал Марсель. – Но откуда у вас это?

– Я нашел бумажонку на полу коридора у генерала Мале. Я был уверен, что она не представляет собой никакой важности, но все-таки продержал ее у себя весь день, чтобы она не попалась на глаза тем, кому ничего не следует знать. Ведь на другой стороне что-то написано.

И машинально, словно желая проверить, действительно ли оба обрывка относятся к одному и тому же письму, Анрио приставил их друг к другу и рассеянно пробежал исписанную страницу.

Но не успел он прочитать несколько слов, как вздрогнул и, сделав движение, словно собираясь скомкать письмо, пробормотал, впиваясь взглядом в пораженного Марселя:

– Это очень важно! Очевидно, это черновик. Вместо подписи – буква.

– Да что там написано? Вы пугаете меня! Могу я взглянуть?

– Прочтите! – ответил Анрио. – Раз вы знакомы с генералом Мале, то вам, быть может, удастся отгадать то, на что в письме только намекается. Может быть, вы уже знаете тайну, которую открывает письмо.

Марсель взял письмо и прочитал следующее: