2) Определить с севера подход и вход в лиман Амура, состояние Амурского лимана и нет ли в окрестностях мыса Головачёва или Ромберга места, где можно было бы защитить лиман с севера.

3) Обследовать устье Амура и далее самую реку, где она течет в определённых своих берегах, и тем определить состояние входа в реку из лимана и самой реки; кроме того узнать, нет ли при её устье в лиман или близ него, в самой реке, места, где бы можно было защитить вход в неё.

4) Описать берега реки Амура и её лимана близ устья в географическом и статистическом отношении.

5) Определить состояние южной части лимана: справедливо ли убеждение, что Сахалин полуостров; если это убеждение ошибочно, то исследовать пролив, отделяющий Сахалин от материка, а также исследовать, нет ли тут места, удобного для защиты входа в лиман с юга.

6) Обследовать юго-западный берег Охотского моря и Константиновского залива и привести эти места в ясность и определенность (то-есть просто положить их на карту), необходимую для безопасного плавания судов в Охотском море.

7) Упомянутые исследования в Амурском лимане производить на гребных судах, транспорт же должен оставаться на якоре близ мыса Головачёва; как на транспорте, так и на гребных судах не должно быть поднимаемо ни военного, ни коммерческого русского флага.

8) О результатах этих исследований при первом случае сколько возможно поспешить донести секретно начальнику Главного морского штаба князю Меньшикову (для передачи императору) и генерал-губернатору Восточной Сибири Н. Н. Муравьёву, ибо это данное вам поручение и следствия оного должны оставаться без огласки,

9) Стараться быть в Охотске около 15 сентября и оттуда, по сдаче транспорта, через Сибирь возвратиться со всеми офицерами в Петербург.

Не получив таким образом в Петропавловске прямого повеления итти для описи берегов, считавшихся китайскими, а получив только лишь копию с инструкции на эту опись, которая могла быть и не утверждена ⁶⁴, я, дабы не терять времени и сознавая вcю важность исследований, решился итти из Петропавловска прямо к Сахалину и в Амурский лиман; поэтому, имея в виду необходимость в скорейшем приготовлении для предстоящего трудного плавания транспорта, я счел своим долгом предварить офицеров, доказавших уже на деле свою благородную ревность и усердие к службе. Призвав их к себе в каюту, я объяснил им сущность амурского вопроса, важность для России справедливого его разрешения и объявил, что из Петропавловска мы должны как можно скорее следовать к Сахалину и в Амурский лиман, чтобы достигнуть упомянутой цели, и что я вполне уверен, что каждый из них готов переносить все опасности и трудности, которые неминуемо должны встретиться при достижении этой цели. "Господа, — сказал я им, — на нашу долю выпала столь важная миссия, и я надеюсь, что каждый из нас честно и благородно исполнит при этом долг свой перед отечеством. Ныне же я прошу вас энергично содействовать мне к скорейшему выходу отсюда транспорта. Все, что я вам объявляю, должно оставаться между нами и не должно быть оглашаемо". При участии почтенного начальника Камчатки и командира Петропавловского порта Ростислава Григорьевича Машина и при неутомимой деятельности офицеров приготовление транспорта к походу шло быстро. Через две недели мы были уже готовы и ожидали только лишь байдарку с Алеутских островов, за которой Р. Г. Машиным был послан бот «Камчадал». Между тем транспорт «Иртыш», зимовавший в Петропавловске, взял груз с «Байкала», назначенный в Охотск, и 28 мая отправился по назначению. С ним я в тот же день послал письмо Н. Н. Муравьёву, в котором извещал его о своём решении итти из Петропавловска к Сахалину и в Амурский лиман, а также о том, что около исхода июня я надеюсь быть в северной части лимана. 29 мая на боте «Камчадал» нам была доставлена байдарка, и утром, 30 мая, при тихом ветре с берега, транспорт вышел из Авачинской губы и направился к восточному берегу Сахалина.

С тихими противными ветрами, перемежавшимися штилями и непроницаемыми холодными туманами медленно мы подвигались вперед, так что только 7 июня могли выйти в Охотское море, через 4-й Курильский пролив ⁶⁵. Погода была ясная; мы определили по пеленгам наше место, взяли отсюда курс к восточному (берегу Сахалина, в широту 51°40, где Крузенштерн встретил сулой, принятый им за бар рукава Амура. Иван Федорович, опасаясь сулоя, с этого места стал удаляться от берега. 11 июня при совершенно ясном небе и чистом горизонте мы определили широту и долготу по хронометрам. Пункт этот показал нам удовлетворительность нашего счисления. До сахалинского берега в 6 часов вечера этого числа оставалось 35 миль. Скорость нашего хода была такова, что с рассветом 12 июня мы предполагали уже подойти к берегу. Ночь наступила мрачная и пасмурная. Через каждые четверть часа бросали лот и при ветре имели ходу от двух до трёх узлов (3,7–5,5 км). В 11 часов вечера ветер зашел к WtN, и мы услышали бурун; глубина была 19 сажен (34,7 м), грунт — твердый белый песок; я спустился на восток и, пройдя 4 мили (7,4 км), лег бейдевинд на правый галс ⁶⁶ и приказал бросать лот и иметь оба якоря готовыми. Глубины были от 20 до 22 сажен (36,6-40,2 м). С восходом солнца 12-го числа увидели покрытые туманом возвышенности Сахалина, от которого по карте Крузенштерна мы должны были находиться в 25 милях (46 км). Вскоре горизонт очистился, и в расстоянии около 5 миль (9 км) перед нами открылся низменный берег, за которым, на значительном расстоянии, тянулись то меридиану горы с большими разлогами. Глубина была 16 сажен (29,2 м), ветер прямо с берега западный умеренный. Я начал лавировать к этому видимому низменному берегу, определяя по лоту глубины. Не доходя до него 2 1/2 миль (4,6 км), мы заштилили и бросили верп ⁶⁷ на глубине 7 1/2 сажен (14 м), грунт белый песок. За низменным берегом, образующим здесь песчаные кошки ⁶⁸, тянущиеся к северу, увидели огромное пространство воды, которая подходила непосредственно к подножию возвышенностей, направлявшихся по меридиану. Эти возвышенности лежали от транспорта в примерном расстоянии около 15 миль. Я послал на берег шлюпку с инструментами, чтобы на берегу определить широту и осмотреть видимую за кошками воду. Широта оказалась 51°37, то-есть около 9 южнее той, которой мы хотели достигнуть. По карте Крузенштерна берег на этой параллели показан сплошным скалистым, и мы по этой карте должны были находиться от него в расстоянии 19 миль (35 км). Глубина под самым берегом оказалась 5 сажен (9,2 м), входа же в озеро за этими кошками не было видно. Около часа пополудни задул тихий ветер от запада, течение шло от юга к северу со скоростью около мили в час. Снявшись с верпа, я пошел вдоль берега к северу, приказав шлюпке следовать у самого берега, с той целью чтобы посмотреть, не откроется ли пролива между кошками. Таким образом мы начали производить опись.

В три с половиной часа мы увидели перед носом транспорта огромную полосу прибоя, тянувшегося от берега на северо-восток, на расстоянии около 10 миль. Шлюпка, следовавшая под самым берегом, немного впереди транспорта, вступила уже в этот прибой и показала глубину 6 сажен (11 м); в то же время она уведомила, что между кошками есть пролив. Глубина по пути следования транспорта, в расстоянии от берега около полутора миль (2,4 км), была от 7 до 8 сажен (13–15 м). Сблизившись со шлюпкой, которой я приказал итти с промером к транспорту, мы увидели пролив и тянувшиеся к северу от него низменности; между тем в 4 часа мы заштилили и, на глубине 8 сажен (15 м), в расстоянии полутора миль от берега, бросили верп. Я послал шлюпку с байдаркой для обследования видимого пролива и озера. К 8 часам эти гребные суда возвратились на транспорт; бывшие на них офицеры мичман Гротс и подпоручик Попов донесли, что против пролива есть бар с глубиной до 9 футов (2,7 м), в озере же глубина от 20 до 25 футов (6–7,5 м), озеро наполнено грязными лайдами ⁶⁹ и банками, а восточный возвышенный его берег до такой степени отмел, что байдарки едва могли подойти к нему. В озере грунт вообще черный, вязкий и грязный ил; в море же, под берегом, чистый белый песок. Хотя по одной из топких долин, лежащих между разлогами гор, и течет речка, но она ничтожна и должна быть горная. Наконец, они донесли, что вода из озера стремится с большой силой через пролив в море ⁷⁰. До возвращения этих офицеров на транспорт около 6 час. 30 мин. вечера мы заметили, что течение следовавшее до сего времени от юга к северу, приняло обратное направление от севера к югу, а вместе с этим и сулой, тянувшийся прежде на северо-восток, принял направление на юго-восток.