Саматта шел по полуденной улице, пихая коленом сумку с вещами и с вялым интересом оглядываясь по сторонам. В последние несколько лет он редко покидал территорию Института, да и то в основном на служебном транспорте. Он уже и не помнил, когда вот так вот просто шел без особой цели по дневной улице, и теперь смутно осознавал, что когда-то хорошо знакомый город заметно изменился. Некоторые здания исчезли, уступив место новым, другие постарели и обветшали, третьи, наоборот, похорошели и изменились до неузнаваемости. Да, это все еще оставался его город, но в то же время уже и не совсем его.

Впрочем, это мало его задевало. Отупение, охватившее его после объявления вердикта комиссии, завладело всем его существом. Уволить без выплаты выходного пособия – ну что же, могло случиться и что-то похуже. Могли и под суд отдать. Он еще относительно молод и силен. Работа отыщется. Да хоть частным охранником, склад караулить!

Он бездумно остановился возле какой-то витрины с дамскими сумочками. Аляповатые изделия всех форм и расцветок, казалось, делали специально для идиоток. Неужели бабы и в самом деле такими пользуются? Потом его взгляд упал на ценники, и на мгновение глаза бывшего капитана расширились. Ни хрена себе! На такие деньги иной может неделю прожить! Да, пожалуй, такое уродство некоторые бабы станут покупать только для того, чтобы подруги от зависти сгорели. Или он просто чего-то не понимает в высоком искусстве? Впрочем, давно сказано, что умение разбираться в дорогих вещах – верный признак нищего. А ему до того еще далеко. Правда, на время поиска работы придется подыскать жилье, что нанесет дополнительный удар по бюджету. Ну ничего, на период-другой у него денег должно хватить даже в самом худшем варианте.

– Господин Саматта, могу я отнять несколько минут твоего времени?

Саматта повернулся, словно ужаленный. Точно – голос принадлежал тому самому юнцу из отеля. Ему-то что надо? Поиздеваться решил?

– Чего надо? – буркнул Саматта, демонстративно игнорируя все формулы вежливости.

– Поговорить, – склонил голову мальчишка. – Есть предложение отойти с дороги и солнцепека. Например, вон там неплохое кафе с уличной верандой.

– У меня нет денег на пустые развлечения, господин… – Саматта запнулся. – Динтон.

– Дзинтон, – поправил юнец. – Неважно. Я всего лишь хочу присесть. Что же до денег, господин, то они как раз и являются темой нашего разговора. Ну так что, отойдем? Или останемся здесь?

Он сделал пару шагов в сторону кафе и вопросительно полуобернулся.

Саматта пожал плечами. Почему бы и нет? Все равно в ближайшие пару дней он никуда торопиться не намерен.

На веранде стояла приятная прохлада.

– Два джусовых сока, – бросил Дзинтон официантке. – Иначе нас отсюда выставят, – пояснил он Саматте. – Я плачу.

Даром и вода сладка, решил про себя Саматта. В конце концов, именно этот юнец является прямой причиной его нынешнего положения, так что пусть хоть как-то компенсирует.

– Да, именно я являюсь причиной твоего нынешнего положения, – согласился тот. Саматта подозрительно уставился на него. Мысли он читает, что ли?

– Мысли я не читаю, – хмыкнул Дзинтон. – Но у тебя все на лице написано, ребенку понятно. Не выйдет из тебя дипломата, честное слово. Проявил бы гибкость и понимание ситуации – мог бы выкрутиться на слушании. Отделался бы понижением в звании, вычетами из жалования, все такое, но не уволили бы.

Саматта дернул плечом. Изливать душу юнцу он не собирался. Однако… откуда он знает о том, что говорилось на слушании?

– Есть у меня свои источники, – подмигнул тот.

Кажется, Саматту начинала здорово доставать его манера читать мысли по лицу.

– Извини, – Дзинтон посерьезнел. – Я не хотел над тобой смеяться. Понимаешь, мне действительно жаль, что тебя так подставили. Эхира, оказывается, о тебе весьма высокого мнения. Да и тогда, во дворе, ты не отдал приказа стрелять. И ты пожалел Карину. Нехарактерно, знаешь ли, для сотрудника охраны Института.

Эхира? Эхира Марга? Стерва-замдиректора7 Значит, она о нем высокого мнения? Что-то она не торопилась его демонстрировать во время редких столкновений в Институте. Могла бы и понять, между прочим, что его люди отнюдь не из врожденной вредности ее в лабораторный корпус не пропускают.

– Итак, бывший капитан Саматта, ты злишься, что тебя вышвырнули из армии. Зря. Совершенно зря. И очень скоро ты поймешь, почему. Но разговор не о том. Скажи, что ты собираешься делать дальше?

Саматта недоуменно воззрился на нахального юнца. Юнца? Теперь, вблизи, он разглядел мелкие морщинки в уголках глаз и сами глаза – спокойные темные глаза зрелого мужчины. Похоже, что официальный возраст из досье является такой же липой, как и заброшенность старого отеля. Есть такие люди, что и в сорок выглядят не более, чем на двадцать. А если природным особенностям помочь современной косметикой…

Так. Все интереснее и интереснее. Общественная безопасность? Армейская внутренняя безопасность? Частная служба охраны? Резидентура Граша?

– Так что ты собираешься делать? – настойчиво переспросил Дзинтон.

Саматта неопределенно покрутил в воздухе пальцами.

– Не знаю, – признался он. – Сниму комнату в дешевом отеле, передохну пару дней, отосплюсь, потом начну искать работу. Охранником меня всяко возьмут.

– Охранником… – Дзинтон благодарно кивнул официантке, принесшей сок, и подтолкнул один стакан Саматте. – Охранником – просто замечательно. Самая та работа для опытного офицера спецназа и ветерана боевых действий.

Саматта скрипнул зубами. Издевается, сволочь!

– Поскольку косвенной причиной твоего положения являюсь все-таки я… Слушай, капитан, у меня в отеле комнаты пусты по большей части. Можешь пока пожить там. Бесплатно, разумеется. Бесплатной кормежки не обещаю, но можешь внести в общий котел деньги – мы покупаем продукты и готовим сами. Все дешевле и вкуснее, чем ходить в закусочные. Сотни в день с тебя хватит. Как тебе?

Саматта подозрительно взглянул на Дзинтона.

– А эта… Карина – она все еще там?

– Разумеется. Куда ей еще деваться?

– Отпадает. Она сделает из меня фарш, как только увидит. Не очень-то она любит институтскую охрану, кажется.

– Раз не сделала сразу, не сделает и потом, – хмыкнул Дзинтон. – Ты помнишь, что я тебе сказал тогда? Она не агрессивна, пока явно не спровоцирована. Давай, капитан, решайся. А то я себя последней сволочью чувствую.

Внезапно Саматте страшно захотелось спать. Видимо, сыграла бессонница последней ночи. Надо найти гостиницу подешевле и завалиться дрыхнуть. А может, ну его к лешему? Парень, кажется, предлагает от чистого сердца. Заодно можно еще раз пощупать стены на предмет текучести, а стекла – упругости.

– Хорошо, – вяло кивнул он. – Бесплатная комната и дешевая кормежка – отказываться не стану. Надолго не стесню. Отыщу новую работу и сразу съеду.

– Договорились, – кивнул Дзинтон. – Госпожа, счет, пожалуйста.

Уже на улице, шагая позади Дзинтона, Саматта негромко спросил:

– А что, госпожа Эхира на самом деле обо мне высокого мнения?

– Да, – коротко откликнулся его спутник.

– Что-то я не заметил по нашим встречам, – хмыкнул бывший капитан. – Я бы сказал, что она на меня как на лягушку смотрела.

– А ты всегда говоришь то, что думаешь, Саматта? – искоса глянул на него Дзинтон. – Сомневаюсь что-то. Но если тебя интересуют ее точные слова, то она сказала следующее: "как ни странно, но у парня есть мозги и еще не до конца окаменело сердце – и он не законченная мразь, в отличие от большинства сотрудников охраны".

– И это называется "высокое мнение"?!

– Ну, если учесть, что про директора Джоя она сказала, что помочь ему может только пуля между глаз, то да. – И Дзинтон негромко рассмеялся. – Гордись, капитан. Оказывается, есть на свете люди, полагающие, что для тебя не все еще потеряно.

– Я тронут, – буркнул Саматта. И замолчал окончательно.

Солнце уже начинало клониться к закату. Карина с ногами забралась на скамеечку во дворе отеля и, обхватив себя руками за коленки, бездумно наслаждалась теплом и покоем. Казалось, что вся прежняя жизнь – детский дом, бегство, Институт – никогда не существовали, оставшись на страницах старой страшной книги, чей переплет захлопнулся раз и навсегда. Из распахнутого окна кухни доносился дробный стук ножа – Яна с Палеком, дежурившие сегодня по кухне, под руководством Цукки что-то строгали для вечернего салата, оторвавшись от игры в "сто сорок четыре". Игра лежала тут же, на скамейке. Девочка покосилась на нее сонно хмыкнула. Она, в отличие от друзей, так и не смогла проникнуться ее прелестью. Рисунки на фишках мельтешили в глазах, и отличить их друг от друга казалось решительно невозможным.