Его мысли все время обращались на Восток, и он был один из тех мыслителей, писателей России, которые чувствовали присутствие непомерных духовных сокровищ Востока, Индии прежде всего.

Г. Федотов и И. Ильин позднее продолжали развивать русскую идею. (В частности, Г. Федотов подчеркивал различие свободы и воли для русского духа.) Их работы достаточно известны, но принципиальный вклад внесли ранние славянофилы (особенно Хомяков): Данилевский, Леонтьев и Бердяев. Многое было сделано и другими русскими философами, но в иных направлениях, не вполне относящихся к русской идее, и это уже не наша тема.

Конечно, тайное присутствие русской идеи, хотя бы в ее неожиданно-скрытой форме, чувствовалось практически в любых течениях русской философии, в том числе и в пресловутом «западничестве» (которое на самом деле мало напоминало «Запад»). Знаменательны известные признания такого ярого «западника», как Герцен, который после того, как всерьез (а не сторонкой) пожил на Западе, стал фактически «антизападником». Ему нельзя отказать в реалистическом видении. «В нашей жизни, в самом деле, есть что-то безумное, но нет ничего пошлого, ничего косного, ничего мещанского», – заключал Герцен. «Мещанство – окончательная форма Западной цивилизации» – таков его вывод. И этот же философ-«западник» писал о тайной внутренней силе, которая сберегла русский народ «вне всяких форм и против всяких форм» (Эхо. 1986. № 14. Париж).

Итак, русская философия и метафизика должна, конечно, продолжить прерванный свой путь, продолжить, вероятно, на новой и необычной основе. Но поиск России, «русскоискательство», я думаю, останется одной из главных ее сфер, ибо это «русскоискательство», несмотря на все свои прорывы и успехи, только начато...

Его значение для России понятно само собой. (Россия, русская идея глубоко связаны с Богом.) Но необходимо отметить следующее. К величайшему сожалению, благодаря вторжению в Россию с Запада материализма и атеизма много российских людей были и остаются сейчас неверующими: 1) по причине не только атеистической пропаганды, но и потому, что коммунизм, идея царства правды и равенства на земле, подменил истинную веру в бессмертие человека и его связь с Богом; 2) по инерции, причем большинство таких неверующих искренне любят Россию.

Задача Церкви и всех верующих убедить их: 1) в катастрофичности неверия и материализма для собственной судьбы неверующих, их последствий для послесмертной судьбы неверующих; 2) в том, что любовь к России, привязанность, познание ее невозможно без веры в Бога, ибо исторически Россия неотделима от этой веры, определившей жизнь наших предков и их послесмертную судьбу. Необходимо, чтобы любой неверующий, хотя бы во имя памяти о тех, кто ему самому дал жизнь по тысячелетней цепочке, попытался это понять и прийти к вере в Бога для собственного блага и по молитвам тех, кто молится за него по ту сторону земной жизни, принял бы и осознал смысл крещения, этой «печати бессмертия».

Нельзя не обратиться к неверующим со следующими вопросами: неужели можно быть настолько равнодушным к собственной судьбе и к собственной душе, чтобы игнорировать то, что Бог дал людям «даром» во имя их же спасения и бессмертия? Неужели можно оттолкнуть дар спасения просто из-за лени, тупости или из-за каких-то собственных представлений о мире, всегда субъективных, относительных и ограниченных или же пронизанных дьявольским ядом современной контртрадиции и материализма?

Наконец, обращаясь к неверующим, необходимо подчеркнуть духовное превосходство и истинность православия по сравнению с наступающими на него, например, христианскими, точнее, псевдохристианскими сектами и течениями, которые мощно поддерживаются из-за рубежа...

Относительно католичества проблема заключается в общей деградации современного христианства на Западе, который фактически переживает постхристианскую эру (что уже достаточно широко признано на самом Западе). Примечательно, что Рене Генон – по целому ряду признаков – считал, что современное католичество потеряло способность дать верующим «спасение» в подлинном смысле этого слова, сохранив возможность только «karma mukti», то есть смягчения участи после смерти. Но дело не только в этом: в принципе, изначально, после разделения Церквей, православие было единственной ветвью христианства, которая обладала христианским наследием во всей его полноте, в частности, благодаря наличию в ней великой исихастской традиции с ее созерцанием, высшим Безмолвием и умным деланием (в России – Нил Сорский и его последователи).

Таким образом, изначально православная Церковь имела явное превосходство над католичеством, не говоря уже о протестантстве (включая баптизм и т.д.), которое деградировало значительно глубже, чем католичество, и большинство протестантских сект и «церквей», особенно американских, представляют собой фактически пародию на религию.

Религия может называться религией только тогда, когда она вводит человека в сферу Духа, если же она остается только в сфере психики, эмоций, влечений или опускается на «буквалистский» или политический уровень – то она, собственно, теряет право называться религией (смысл которой связывать человека с высшим, Божественным миром, с миром Духа). Гротескный примитивизм, «простота» и политизация американских и других протестантских «идеологий» мало чем отличаются от обычных «мирских идеологий», но в этом религиозном примитивизме и «простоте» заключается ловушка и соблазн для масс[18].

Не стоит сбрасывать со счетов и тот факт, что разделение страны и народа по конфессиональному признаку, особенно если речь идет о «конкурирующих» конфессиях, может в некоторых случаях дорого обойтись этой стране и этому народу (вспомним Югославию, Ирландию, раздел Индии, Ближний Восток и т.д.). Далеко не всегда удается сохранить религиозное «равновесие» – это бывает тогда, когда национальная идея и национальное единство достаточно сильны и препятствуют возникновению религиозной вражды (Германия, Китай, например) или когда торжествует религиозная терпимость, или, наконец, в том случае, когда одна религия как бы дополняет другую (например, синтоизм в качестве национальной религии и буддизм в качестве мировой – в Японии).

Следует отметить еще одну важную и в высшей степени позитивную особенность православной Церкви: национальное (славянское) и вселенское в ней слились воедино, причем без всякого ущерба для «вселенского» (и в то же время эта особенность ставит русский народ в особое положение и облекает особой ответственностью). Эта уникальная историческая черта православия определяет и определяла всегда ее глубоко патриотическую позицию (по отношению к Родине), что подтверждено всей ее историей, даже в тот период, когда православная Церковь находилась в гонении и мученичестве при советском режиме. Ее великие страдания, гибель священнослужителей не привели ее к оппозиции по отношению к собственной стране (как было в случае политического диссидентства в СССР), она не смешивала политический режим с народом и страной – наоборот, она молилась за страну и народ. Сама мысль о национальном предательстве невозможна в православии. Крайне желательно, чтобы эта преданность России стала бы качеством любой другой религиозной общины в нашей стране, тем более претендующей на некоторую «массовость».

А теперь перейдем к качественно иным проблемам. Иногда возникает вопрос: а вдруг любовь к России может заменить в некоторых случаях в душах людей любовь к Богу? Несомненно, такое может быть, как в случае неверующих, так и даже среди верующих, в том плане, что, например, Россию ставят на первое место, а потом уже саму веру, нарушая принцип: «сначала вера, а потом уже отечество».

Безусловно, такая позиция является глубоко ошибочной, и это ясно хотя бы с той точки зрения, что Бога, как абсолютное и вечное начало, невозможно ничем заменить. Любовь ни к кому и ни к чему на свете не должна вытеснять первостепенность и первозначимость Любви к Богу – это элементарная истина любой религии; нарушение этого принципа ведет к тяжелым последствиям.