Арсений из «Наедине с Россией» попадает в почти что идеальный русский мир, в котором фактически осуществлена концепция священного града Китежа. В этом мире царят Любовь и Мудрость, нет подавления Человека экономикой и технологией, а лучшие черты русского характера нашли свою реализацию как в повседневной жизни, так и в творчестве. Не так «повезло» Валентину из «После конца». Человечество в этом романе и впрямь существует после многих циклов развития, сопровождавшихся взлетами и падениями, и, наконец, каким-то чудом пережившее светопреставление. И тот и другой герои познают любовь женщин тех миров, открывают для себя новые истины, испытывают духовный катарсис. Оба они возвращаются на свое место и в свое время в нашу историческую Россию.

Однако сквозь чисто сюжетную ткань в этих произведениях распознается некая глубинная подоснова. В данном случае речь идет о каком-то серьезном Посвящении, или, говоря более научным языком, инициации. Это может быть уже такой уровень духовного мастерства, где чисто литературная форма не до конца соответствует сверхзадаче. Отсюда, по сути, переход к Притче, которую нужно еще истолковать, несмотря на ее внешнюю простоту.

Конечно, встав на этот путь, автор идет в буквальном смысле слова по лезвию бритвы между концептуальным философским содержанием и литературной формой, рискуя соскользнуть либо в болото слабого сухого языка, либо в пропасть обессмысливания собственных идей. Писатель преодолевает эти опасности как раз при помощи философско-творческого метода. И все же роман «После конца» основан на собственном невероятно увлекательном сюжете. Поглощать эту книгу по-читательски интересно.

В общем, как написал выдающийся русский философ А. Дугин в своей работе «Метафизика ужаса»: «Такой концентрации метафизики, как у Мамлеева, нет вообще нигде».

Однако широта дарования Юрия Мамлеева также состоит в том, что он выступил на интеллектуальной арене не только как блестящий писатель, но и как оригинальный философ, таким образом продолжая традицию Гоголя, Достоевского и Толстого, подхваченную многими выдающимися деятелями Серебряного века и его продолжателями, среди которых с точки зрения масштаба рассматриваемых вопросов как минимум стоит упомянуть Мережковского, Андрея Белого, Николая Федорова и Даниила Андреева.

Что и говорить, для любого серьезного русского писателя интересоваться основополагающими вопросами бытия, конечно, нормально, если здесь, по мысли самого Мамлеева, уместно ссылаться на какую бы то ни было норму.

В то же время по степени философской эрудиции Юрий Мамлеев представляет собой во многом уникальное явление не только для русской, но и для мировой литературы. Помимо классической европейской философии он великолепно знаком с индийской философией Адвайта-веданты, различными восточными мистическими учениями и европейским традиционализмом, пришедшим на русскую почву только в конце XX в. Не случайно с 1994 по 1999 г. Мамлеев как индолог преподавал индийскую философию на философском факультете МГУ.

Все это позволило ему разработать собственное учение, названное утризмом и, в частности, изложенное в работе «Судьба бытия», ставшей, несмотря на всю ее сложность, одним из самых читаемых в России произведений Юрия Мамлеева.

В «Судьбе бытия» Ю. Мамлеев обосновал собственное философское учение. Как индолог, он исходил из некоторых положений Веданты (признанной сейчас во всем мире в качестве одной из вершин человеческой мысли). Но далее писатель вышел за пределы Веданты, создав учение метадуализма, особенно в главе «Последняя доктрина», которая вносит нечто принципиально новое в мировую метафизическую традицию. В нем (учении метадуализма) философ вводит понятие Запредельной Бездны, отражающейся в материальном мире, но при этом непосредственно не пересекающейся с Абсолютом.

Так, Юрий Мамлеев дает это прекрасно почувствовать в следующем своем стихотворении:

В свою очередь, труд Юрия Мамлеева «Россия вечная» можно уподобить мыслительному полотну, в котором тесно переплетаются философские и литературоведческие подходы, что также наследует традиции русской философии XX в., представленной в этой сфере такими выдающимися именами, как, например, Н. Бердяев, Д. Мережковский и друг и духовный соратник автора, недавно ушедший из жизни, – Евгений Головин.

В книге «Россия вечная» Мамлеев исследует глубины русской культуры и духа. В результате им создана совершенно новая трактовка русской идеи, фактически цельное философско-патриотическое учение, не имеющее нигде аналогов.

В «России вечной», как почти и во всем своем творчестве, Юрий Мамлеев желает избежать мертвенной завершенности, стремящейся дать категоричные ответы на все вопросы. Такой подход естественным образом вытекает из его понимания русской идеи и России, истинная суть которой, по его мнению, противится установлению окончательных форм и бесповоротного порядка.

Такая позиция подразумевает живой отклик читающих, фактически переход к живой ментальной беседе с самим автором, пусть даже вы находитесь за тысячи верст друг от друга. Не случайно общение, особенно общение на родном языке, Мамлеев считает одной из высших ценностей, дарованных русским людям Всевышним. И также не случайно многие моменты, изложенные в «России вечной», хочется доанализировать, что-то развивая в предложенном мыслителем русле, что-то модифицируя, а с чем-то не соглашаясь. Именно исходя из такой позиции, хотелось бы ввести читателя в грандиозное здание «России вечной», начав таким образом диалог и с самим Мамлеевым.

Прежде всего необходимо сказать, чем, с точки зрения Юрия Мамлеева, не является доктрина, изложенная в книге «Россия вечная».

Национализмом, ибо национализм, по его мнению, довольно часто сопровождается агрессивным отношением к другим народам.

«Простым патриотизмом», потому что доктрина книги «Россия Вечная» представляет собой гораздо более широкое философское учение, включающее в том числе и патриотизм, в котором «исключительно важное значение имеют космологическая и метафизическая составляющие».

Религией, поскольку человеческое учение не может являться таковым. Религия же исходит от Высшей Силы.

Также не случайно предисловие к данному труду открывается с проникновенных стихов иеромонаха Серафима. Пожалуй, это стихотворение весьма объемно иллюстрирует сокровенную суть творческого метода познания мира и России самого Мамлеева – познания их посредством культуры, а еще точнее – литературы и великого Слова.

Сквозь всю работу Юрия Мамлеева красной нитью проходят три четверостишия. Одно принадлежит перу Есенина, два других – Максимилиану Волошину.

Итак, гениальные есенинские строки: