... Сарыкейнек постепенно выздоравливала.

Профессор Алибек, каждый раз осматривая рану, говорил:

- Вот что значит молодой организм!

Пожилая сестра как-то сказала, что каждую ночь профессор звонит, справляется о'самочувствии тяжелобольных и обязательно о Сарыкейнек.

Я знал: профессор заботится так о нас не с тем, чтобы угодить товарищу Мурадзаде. Он не из таких людей. Просто он добрый и, кроме того, одинокий человек. Сестра рассказала нам, что детей у него нет, а жена Айна-ханум умерла четыре года назад.

Шофер Вели, видно чувствовавший, что мне не по себе одному в стенах дома, приходил по вечерам, и мы подолгу беседовали о том о сем. Чаще всего Вели заводил разговор о войне, вспоминал эпизоды фронтовой жизни, своих товарищей... и перебрасывал мосток в наши дни, в наш двор.

- Мы сражались за Родину, против фашистов, -. горячился он, - а тут мерзавцы, подкравшись ночью, стреляют в своих сограждан. Подонки, воры!.. Откуда им знать, что такое гуманность, что такое борьба, что такое нация...

.. .Когда Сарыкейнек наконец выписалась из больницы, я от радости места себе не находил. Будто заново родился. Будто не Сарыкейнек, а я был тяжело ране i и пролежал двадцать пять дней в постели.

- Нашли, кто стрелял? - спросил профессор Алибс.с при выписке.

- Нет.

- И что же, вы снова будете жить на той самой квартире?

- Да, профессор. А где же еще? Сделав паузу, профессор сказал:

- В воскресенье приходите ко мне. Посмотрю, как заживают рубцы на ране. И побеседуем заодно. Я к вам обоим привязался...

- Спасибо, обязательно придем, - ответила Сарыкейнек.- Да будут ваши дни долгими, профессор! Вы так много сделали для нас!

- Долгие дни уже позади, - улыбнулся он. - У старости короткий срок.

- Вы выглядите так бодро! - возразил я.

- И земля наша славится долголетием!-добавила Сарыкейнек.

- Да будет так, - рассмеялся профессор. - Сам-то я коренной бакинец, и дом моего прадеда, каменщика Таги, и поныне цел. Между прочим, очень крепкий был старик, за сто перевалил. Так что, - он повернулся к Сарыкейнек, - почему бы и профессору Алибеку не дожить до ста, а?

- До .ста и больше!- горячо подхватила Сарыкейнек.

- Договорились, - поставил профессор точку. .. .В воскресенье мы купили букет гвоздик и пошли к профессору домой.

Дверь открыла аккуратно одетая пожилая женщина.

- Профессор дома?

- Проходите! - женщина сделала приглашающий жест.

- О-о! - воскликнул профессор. - Откуда это вы узнали, что из цветов я больше всего люблю гвоздики?

Потом представил женщину, открывшую дверь: - Знакомьтесь, Мария Петровна.

Мария Петровна ушла на кухню, а он добавил, глядя ей вслед:

- Очень добрая женщина. Тридцать лет помогает нам по хозяйству. Теперь у самой хорошая квартира, взрослые дети. Но не хочет оставлять старого профессора. Каждый день приходит и делает все, что нужно... С покойной Айной-ханум они были как сестры!

В большой, просторной комнате, куда нас пригласили, висело много картин и фотографий, на одной из них мы узнали Наримана Нариманова с группой юношей в белых халатах.

В центре комнаты величественно возвышался концертный рояль с открытой крышкой и нотами на пюпитре. Видно было, что время от времени на нем играют. На рояле стояла фотография, на которой был снят профессор с молодой симпатичной черноглазой женщиной, - несомненно, Айной-ханум - как напоминание давних счастливых дней.

Вазы, статуэтки, старинные картины - все настраивало на особый, строгий лад. Хотелось тихо говорить, тихо двигаться, постигая красоту, антикварных вещей. Но этот внутренний настрой души неожиданно нарушила вошедшая с подносом в руках Мария Петровна.

- Прошу к столу, - пригласил нас широким жестом Алибек. - И вот, ребята, я терпеть не могу церемоний. Есть так есть! Помню, в студенческие годы я целого барана, случалось, одолевал. - И он открыто, доверчиво улыбнулся.

Когда мы поели, профессор спросил:

- Значит, жить по-прежнему будете в старом доме?

- Только там, - ответил я.

Подумав немного, он задал еще вопрос:

- Я слышал, ты отличный шофер?

- Отличный не отличный, но машину вожу неплохо.

- Понимаешь, в чем дело, мой старый друг и шофер стал плохо видеть. Недавно сам признался, что часто перед глазами сетка появляется... Вот я и подумал, - сказал профессор, почему-то обращаясь не ко мне, а к Сарыкейнек, почему бы мою машину не водить Валеху, а?

- Но ведь я работаю.

- Где?

- В котельной, кочегаром.

- А учебе это не мешает?

- Если и мешает, работать приходится. Жить на что-то нужно.

- Сколько ты получаешь там?

-- Семьдесят рублей.

- Работая у меня, ты будешь получать больше, - заметил он. - Сары Мардану я платил сто двадцать.

Я хотел было объяснить профессору, что зарекся работать на легковых машинах, но замялся - для этого нужно было рассказать историю о Балаами, не обо шлось бы при этом без деталей, о которых я не хотел вспоминать.

- Спасибо, профессор, но нам, знаете, много не нужно. Студенты... Обходимся тем, что у нас есть!

- Настаивать не буду, - с сожалением произнес он. - Но, надеюсь, вы примете мое предложение...

- Какое?

- Жить у меня.

Мы обменялись с Сарыкейнек удивленными взглядами.

- Поверьте, я не делаю вам никакого одолжения,- поторопился объяснить профессор. - Напротив. Мне самому нужно, чтобы кто-то был рядом со мной. Ведь возраст есть возраст. Переезжайте хоть сегодня.

Мы молчали.

- Большое спасибо за предложение, - помедлил я.- Разрешите нам подумать.

- Да, конечно. Думайте. На том мы и расстались.

... - Предложение неожиданное, не правда ли? - сказал я, когда мы вышли на улицу.

- Но, в общем-то, понятное, - ответила Сарыкейнек. - И профессор неплохой человек.

- Все так, но... вместе жить. Ты знаешь, бывает, хорошие люди - и не уживаются.

- Верно. И все же предложение очень заманчивое. Да и, по правде сказать, есть смысл тебе сесть за руль его машины. Все лучше, чем пропадать по ночам в котельной.

- Но, ты знаешь, ведь я дал слово не работать на машинах начальников.

- Профессор не из тех начальников.,,

- Балаами тоже вначале изображал ангела, - сорвался я на резкость.

- Что мне сказать? - вздохнула Сарыкейнек.- Решай сам.

- А я уже решил. Ничего, знаешь, с нами не сделается. Останемся себе жить там, где живем. Ведь мы привыкли всего добиваться своими силами, не правда ли? Пусть стрелявшие не думают, что мы испугались их и сбежали. Ну, а что касается того, что профессору одиноко, будем навещать его... Договорились?

Сарыкейнек молча кивнула.

Мурадзаде

Что-то стал неважно чувствовать себя в последнее время и по старой памяти обратился к профессору Али-беку. Он ничего серьезного у меня не нашел, посоветовал не слишком утомляться. Потом мы разговорились.

- А что поделывают наши друзья? - спросил профессор. --Давно у меня не были.

- Какие?

- Сарыкейнек и ее муж.

- Учатся, - ответил я. - Впрочем, я видел их месяц назад.

- Был у нас с ними, знаете, разговор, - улыбнулся он.

- Что за разговор?

Профессор сказал, что предложил парню водить, его машину и поселиться вместе с женой в его квартире.

- И что же Валех? - с интересом спросил я.

- Попросил время подумать, а потом пришел, поблагодарил за предложение и отказался.

- Знаете, - продолжал профессор, - я по природе немного романтик. И хотя жизнь посвятил естественным наукам, мое увлечение - это музыка, живопись, скульптура. Еще больше любила искусство Айна-ханум. Тяга к прекрасному сблизила нас, делала нашу любовь еще возвышеннее, светлей... Вот уже четыре года, как я живу на свете один. И по ночам, и не только по ночам, на меня нападает какой-то страх. Смерти? Нет, я медик, да и достаточно пожил на свете, чтобы бояться умереть. .. Недавно я понял, что мой страх - страх потерять ^все это, - профессор Алибек сделал широкий жест рукой, показывая на картины, висевшие на стенах, скульптуры, старинные предметы народного быта из меди, дерева, глины, ковровой ткани и многое другое, украшавшее комнату. - Речь не о вещах как таковых, а о том, что стоит за ними. Прекрасное, тонкое искусство. Образ Айны-ханум. Ведь почти все это она нашла в сельской глубинке, если говорить о народном искусстве, или приобрела у знакомых художников, на выставках, в антикварных магазинах многих стран мира, где мы побывали. Именно Айна-ханум... Сорок лет мы прожили с ней в этом доме, половина наших заработков ушла на то, чтобы украсить его, сделать не просто, жилищем, а храмом прекрасного, хранителем красоты...-'Профессор взял лежавшую на столе пачку сигарет. Было видно, он очень разволновался. - И теперь, знаете, продолжил он, неумело закуривая, - когда я смотрю на эти картины, скульптуры, мне кажется, что с каждой из них на меня устремлены глаза Айны-ханум. Я смотрю вот на этот рояль, и мне слышится сейгях, который так искусно исполняла моя жена... Неужели, когда умру и я, весь этот мир вещей и воспоминаний, тот культ прекрасного, которому мы с женой отдали многое в своей жизни, - неужели все это бесследно исчезнет, вещи попадут в случайные руки, а сама память о нас, наши чувства и мысли канут в Лету? Вот тогда, кажется мне, и наступит наша подлинная смерть. Ее-то я и боюсь... Знакомство с Валехом и его прекрасной молодой женой напомнило мне нашу молодость, любовь. Ведь и мы были такими же юными, такими же гордыми. У меня и возникло желание помочь ребятам выучиться, передать им свою любовь к искусству, к прекрасному. ..Ив один прекрасный день, перепоручив им все, - профессор снова показал на комнату со всем, что было в ней, - вместе с нашими с Айной-ханум сорокалетними воспоминаниями с легким сердцем уйти из мира.