О Господи, нет! Блайт не может его оставить!

Пот градом катился по лицу Уолтера. Он задыхался. О, какая боль! Он один, они обе оставили его! Уолтер с трудом добрался до стула и тяжело опустился на него. Господи, почему так больно? Почему они оставили его – сначала Элиза, потом Блайт?! Его спираль! Сейчас он вмиг избавится от боли. Нужно только обмотать себя и соединить концы. Хватая ртом воздух, Уолтер стонал во весь голос. Как трудно! Почему ему не удается соединить концы? Эта боль… Вот, наконец! Соединив концы спирали, Уолтер откинулся на спинку стула, ожидая облегчения.

Однако облегчения не наступало. Боль по-прежнему продолжала терзать его грудь. Господи, пожалуйста! Блайт умерла, исчезла… Может, и он умирает? Почему же не помогает спираль?

Открыв глаза, Уолтер посмотрел на медную проволоку. Он так старался, сам изготовил ее из медных труб: разрезал, расправлял, соединял, наматывал, разматывал. О-о-о, почему его волшебная спираль не забирает боль?! Он так жестоко страдает, а она ничуть не помогает ему!

Уолтера охватил новый приступ боли, и он, как капризный ребенок, отбросил никчемные железки, вдруг открыв для себя ужасную истину: его спираль, никому не поможет и не могла помочь!

Уолтер зарыдал, оплакивая эту невосполнимую утрату. Даже боль в груди не могла сравниться с болью в его душе.

Прошло какое-то время, прежде чем он пришел в себя и понял, что боль постепенно утихает. Уолтер осторожно поднялся, стараясь не запутаться в спирали, и словно впервые увидел стул, окруженный медными трубами и самодельной проволокой и прочие валяющиеся повсюду железки.

Он проводил здесь дни, недели, оберегая их от дочери, а Блайт все равно исчезла, никакое волшебство не удержало ее. Уолтер оказался последним глупцом. Он оберегал свои драгоценные железки, не понимая, что нужно было беречь настоящее сокровище – дочь. Боже милосердный, неужели он совсем сошел с ума?!

Уолтер огляделся вокруг себя. Балки словно давили на него, а чердак вдруг уменьшился в размерах. Боль в груди почти утихла, но смятение в душе осталось. Обливаясь холодным потом, он поплелся к двери. Его Элиза умерла, Блайт, возможно, тоже.

Второй раз в своей жизни Уолтер Вулрич превращался из мальчика в мужчину. Однако на этот раз было слишком поздно. Его Блайт, его любимая дочь пропала.

В первую же неделю пребывания Блайт в новом качестве на «Виндрейдере» были введены два новшества. Во-первых, на судне теперь находился постоянный запас воды, достаточный для принятия ванны. Во-вторых, все без исключения должны были стучаться в двери, особенно капитанской каюты.

Каждые день или два Рейдер приказывал опорожнять бочки с дождевой водой, относить на камбуз и греть ее там, чтобы Блайт могла принять ванну. Пираты озадаченно переглядывались, задаваясь вопросом: что же такое капитан вытворяет с Вул-вич, что наутро ей требуется как следует мыться? Не нравилось им все это, нет, не нравилось…

Но самое большое негодование вызывала у пиратов необходимость стучаться в дверь. Впрочем, все началось из-за ерунды. Как-то раз Блайт и Рейдер дольше обычного провалялись в постели, не в силах оторваться друг от друга и забыв обо всем на свете.

С каждой минутой Бастиан становился все мрачнее. Давно уже требовалось скорректировать курс и поднять дополнительные паруса. Не выдержав, он в конце концов решительно затопал вниз. Возле двери каюты Бастиан задержался и прислушался. За дверью было поразительно тихо. «Что бы это значило?» – недоумевал он. Потом раздался негромкий смех Рейдера. Побагровев, Бастиан уставился на дверь так, словно желал разнести ее в клочья. Однако привычка взяла свое и, не задумываясь о последствиях, он без стука распахнул ее.

Ахнув, Блайт поспешно натянула на себя одеяло, но и Бастиан, и выглядывающие из-за его широкой спины пираты успели заметить изящную ножку и соблазнительный изгиб бедра. Рейдер же стоял перед умывальником в одних штанах. Половина его лица была выбрита, половина покрыта мыльной пеной. Словно восточный властелин он сначала величаво взглянул на Блайт, затем повернулся к Бастиану и спокойно, даже слишком спокойно, произнес:

– Какого черта ты здесь делаешь?

– Нужно установить штурвал… сейчас попутный ветер. Мы ждем приказаний.

– Я установлю вам курс прямо в ад, если вы еще когда-либо войдете в мою каюту без стука, – проскрежетал Рейдер, и у присутствующих волосы на голове встали дыбом.

– Стучаться?! Разрази меня гром! – начал было Бастиан.

– Да, стучаться, черт побери! Вы должны несколько раз ударить по двери своими проклятыми костяшками пальцев и подождать разрешения войти.

С пеной на лице Рейдер подошел к Бастиану, поднял кулак и постучал: тук-тук-тук.

Пираты как завороженные наблюдали за его действиями, некоторые сжали руки в кулак и вслед за капитаном повторили этот несложный прием.

– К черту, Рейдер, мы привыкли видеть тебя тогда, когда нам нужно. Никогда прежде мы не стучали в дверь.

– Что ж, теперь кое-что изменилось, – спокойно заметил Рейдер, всем своим видом предостерегая Бастиана от дальнейших возражений.

– Это уж точно, – Бастиан еще раз недобро взглянул на койку и, расталкивая пиратов, пошел прочь.

Смерив остальных пиратов уничтожающим взглядом, Рейдер захлопнул перед ними дверь и повернулся к Блайт. Черт бы побрал этих бесцеремонных парней! Надо же все так испортить!

Отогнув край одеяла, Рейдер посмотрел на пунцовое лицо девушки.

– Они привыкли вламываться ко мне в любое время дня и ночи. Поскольку я опять обосновался здесь, мои люди вернулись к своим привычкам. Но скоро они будут стучаться, прежде чем войти сюда.

– Но смогу ли я привыкнуть к этому? – Блайт опустила глаза, опять заливаясь румянцем.

– Сможешь, Вул-вич, – улыбнулся Рейдер и нежно поцеловал ее в губы. Блайт вздрогнула от его прикосновения; заметив это, он притянул ее поближе и прошептал: – Думай только о нашей музыке и ни о чем другом.

Рейдер отправился добриваться, а Блайт так и осталась сидеть, завернувшись в одеяло. На ее щеке медленно высыхала мыльная пена.

– Ты бы лучше оделась, – ласково проговорил Рейдер, любуясь этой забавной картиной. – А то первое время эти болваны еще будут забывать пользоваться костяшками своих пальцев.

Блайт посмотрела ему вслед, все еще ощущая на губах его поцелуй, затем оделась, заправила койку и собрала посуду и остатки завтрака на поднос. «Француз наверняка недоволен тем, что мы едим так мало», – подумала Блайт и заставила себя съесть еще один ломтик ветчины и булочку. Вскоре раздался громкий стук в дверь; помедлив, Блайт пошла открывать. Мимо нее с кислым выражением лица проковылял Вилли и молча забрал поднос. Да, теперь ей часто придется видеть такие лица. Блайт уже достаточно хорошо изучила пиратов и понимала, что они недовольны тем, что Рейдер держит на борту свою любовницу. Считалось, что женщина на корабле приносит несчастье.

Поэтому Блайт решила пока не выходить на палубу, чтобы оттянуть неприятный момент встречи с командой. Взяв с полки книгу, она уселась поудобнее в кресло. Признаться, ее начинало тяготить теперешнее положение. Блайт заставила себя раз десять подряд произнести вслух слово «любовница», пытаясь привыкнуть к нему.

– … любовница, любовница, любовница!

Однако ей стало только еще хуже. Должно же быть какое-то другое слово. Содержанка? Распутница? Куртизанка? Нет, все не то. Нет ничего благозвучнее слова «жена».

«Нужно отбросить подобные мысли», – одернула себя Блайт. Рейдер Прескотт обещал заботиться о ней и наперекор всем оставил ее на борту. Кроме того, она любит его, несмотря на неопределенность своего положения.

Конечно, это совсем не то, о чем мечтала Блайт: ни вздохов при луне, ни аромата роз, ни томных взглядов, ни робких поцелуев, ни пылких признаний, одна только всепоглощающая страсть, одно только извечное стремление женщины отдаться во власть мужчины. Да, то, что происходит между нею и Рейдером, не укладывается ни в какие рамки.