– Я никогда об этом не думал... А вот когда ты задал свой вопрос, я вдруг понял, что волхв порой на самом деле вел себя достаточно странно! Лет пять назад он ездил в Лютец для беседы с Вершителем. Не знаю, о чем они говорили, но вскорости после возвращения он вдруг спросил меня, что я буду делать, если после смерти отца меня не выберут вожаком? Этот вопрос был для меня неожиданным – я ведь не помышлял о том, чтобы наследовать отцовское место в стае...
– А разве твой дед не был вожаком? – неожиданно для самого себя поинтересовался Ратмир.
Дерц внимательно посмотрел в глаза волхва и пожал плечами:
– Нет... Моего отца выбрали после смерти предыдущего князя... Тот погиб в стычке с горными медведями.
– И что же ты ответил на вопрос вашего волхва?.. – вернулся к теме разговора Ратмир.
– Вот то же самое и ответил... Что не думаю о наследовании отцовского места в стае. Да и отец никогда со мной о таком наследовании не говорил... И тогда Извар предложил мне... жениться на девушке, которую он укажет, а если у нас родится сын, он позаботится, чтобы я стал вожаком стаи... Он даже обещал, что я буду ждать этого момента не слишком долго! Тогда я только посмеялся, ни о женитьбе, ни, тем более, о месте вожака я не думал, да и отец мой был в полной силе. Больше со мной Извар об этом не заговаривал, так что я об этом разговоре позабыл... А вскорости отыскался и мой сводный брат.
– А твой брат женат? – тут же переспросил волхв.
Дерц снова взглянул на Ратмира, и на этот раз в его глазах промелькнуло удивление:
– Да... он женился месяцев через шесть после того, как поселился в столице. Мы еще удивлялись такой быстрой свадьбе – его мать только-только умерла, так что свадебную церемонию пришлось сильно урезать, но братец был согласен на все, лишь бы поскорее жениться!
– И дети у него уже есть? – немедленно задал Ратмир новый вопрос.
– Две девчонки, – коротко ответил Дерц.
– Двое детей за два с половиной года? – удивленно протянул волхв и покачал головой. – Как же его жена переносит беременность?
Последний вопрос был, в общем-то, обращен волхвом к самому себе, однако княжич-рысь неожиданно ответил на него:
– Да нормально переносит. Мне кажется, сейчас она снова тяжела.
– А она точно... многогранная?!
И снова в глазах Дерца мелькнуло удивление:
– Братец хвалился, что его жена может повернуться к Миру четырьмя гранями.
– Хвалился? – переспросил волхв. – А кто-нибудь видел эти ее повороты?
Княжич-рысь молча пожал плечами.
В этот момент Сытня позвал обоих княжичей к ужину, и разговор прервался.
А после ужина Дерц сразу же завернулся в плащ и улегся под деревом в траву, словно давая понять, что его утомили бесконечные расспросы Ратмира. Волхв уселся на небольшой бугорок под другим деревом и принялся рассматривать ночное небо, усеянное звездами, и размышлять об услышанном от Дерца. Впрочем, до конца понять цель волхва стаи восточных рысей он все еще не мог или... не хотел!
Спустя пару часов вернулись Корзя с Угаром, и Ратмир тут же уловил четкую мысль старшего дозорного:
«На нашем следе никого нет, впереди тоже все чисто...»
Волхв удовлетворенно кивнул и прикрыл глаза. Спустя пару минут его дыхание стало едва заметным...
Обычно сон Ратмира был короток, глубок и покоен. Его сознание полностью отключалось от Мира, и никакие тревоги, радости или заботы не способны были проникнуть за завесу сна, пробудить подсознательные видения, нарушить отдых его разума. Однако на этот раз что-то постороннее настойчиво внедрялось в отдыхающий разум, тревожило его, рождало смутные, неразборчивые, быстро сменяющиеся образы... А затем из этого невнятного, неопределимого мелькания выплыло лицо... Оно напоминало волхву что-то знакомое и при этом было мрачно и неподвижно, только в светло-рыжих глазах, внимательно вглядывавшихся в глаза самого волхва, искрой прорывалась... ненависть! Несколько секунд Ратмир всматривался в эти неподвижные, рассматривающие его глаза, а затем в его голове прорезался тихий, словно бы настороженный шепот. Сначала он был невнятен, обрывист, но постепенно набрал уверенность, даже напористость:
«Чужак... чужак, хоть и дважды посвященный волхв... Ты все равно останешься чужим на этой земле, в этой стае... И чужаку негоже вмешиваться в дела приютившей его стаи – как дважды посвященный ты должен отлично это знать... понимать. Чужак своим вмешательством только усугубит распрю, какими бы благими намерениями он ни руководствовался, и ты знаешь это... понимаешь это... Уходи быстро и не оглядываясь, забудь все, что узнал, все, что увидел, все, что легло на твой слух. Любое твое вмешательство, даже простое упоминание об увиденном здесь, услышанном здесь станет неизбывным злом, если ты расскажешь это где-нибудь! Молчи, не вмешивайся, и все придет к порядку... к гармонии, и ты не понесешь утрат, назначенных тебе Роком за разглашение увиденного, услышанного... Уходи сам и уводи своих спутников... а рысь оставь, оставь мне!.. Она – моя... только моя... и ей предначертано уйти в... сон... в последний сон!»
И тут, перебивая настойчивый шепот, у Ратмира в голове возникла его собственная мысль:
«Я не оставлю рысь... Это – мой друг, я не позволю ей погрузиться в ее последний сон!»
Шепот на мгновение стих, а затем зашелестел еще настойчивее:
«Рысь, ведущая тебя, не твоей стаи! Рысь, ведущая тебя, не прошла посвящения, а значит, никак не связана с тобой! Она моя по земле, по крови, по родовой грани! Оставь ее мне, она получит то, что искала, то, что заслужила. Если ты не послушаешь меня, лапа ночи ляжет на твое горло, и ты не откроешь глаз с восходом солнца!»
И снова ответом на этот настороженно-настойчивый шепот стала собственная, чуть насмешливая, мысль:
«Ты разве спрашивал Рок, что пророчишь мне лапу ночи?! Ты разве смог заглянуть в будущее, что нашептываешь мне его?! Мне – дважды посвященному?»
Несколько секунд сон Ратмира был нем и слеп абсолютной темнотой, а затем в его голове прозвучало с оттенком жалости:
«Ты сам выбрал это, дважды посвященный...»
И в следующее мгновение чернота его сна взорвалась беззвучными, разноцветно мерцающими искрами. Они рассыпались переливающимся всполохом и закружились в замысловатом танце. Шепот смолк, но даже если бы он продолжал звучать, волхв вряд ли услышал его – этот мерцающий, переливающийся хоровод, кружащийся перед глазами, полностью завладел его вниманием. Движение мерцающих искр постепенно, очень медленно убыстрялось, усложнялось, взвихривалось, настойчиво притягивало к себе внимание, лишало возможности сосредоточиться на чем-то другом. Ратмир не мог определить, как долго всматривался он в это лихорадочное, мерцающее кружение, но вдруг он почувствовал, что... задыхается! Задыхается на выдохе!!! И почти сразу же понял, что не дышит уже давно, но, как только он судорожно потянул в себя воздух, мышцы шеи скрутило жесточайшей судорогой, жестким жгутом перехватывающей горло!
Обычного человека в этот момент обязательно должна была накрыть паника, и тогда его конец был бы неизбежен, но Ратмир был дважды посвященным волхвом! Его тренированный организм действовал сам по себе, не дожидаясь рассудочного решения – он вынырнул из своего сна, но не в явь, а вглубь, в темноту подсознания. Разум угас, отдавая власть над мышцами и сухожилиями подсознательным рефлексам, и в следующий момент внутреннее напряжение ушло, все тело расслабилось, судорога, скрутившая его горло, растаяла, и легкие немедленно втянули в себя первую порцию свежего воздуха. Первые два-три вдоха были судорожными, но почти сразу же дыхание нормализовалось. И тут же его сознание проснулось, вернулось в явь из почти завладевшего им кошмара-сна, но память об этом кошмаре осталась очень яркой!
Ратмир открыл глаза. Небо над ним было по-прежнему расцвечено мириадами звезд, и по их расположению он сразу понял, что проспал не более часа. Несколько секунд он прислушивался к окружающему миру, пытаясь определить, нет ли поблизости чужих, однако вокруг царила тишина, нарушаемая лишь обычными звуками ночи. Волхв медленно, осторожно приподнялся и сел, затем огляделся «волчьим» глазом и снова не заметил ничего подозрительного. Значит, у него было время обдумать свой сон.