О судьбе моих товарищей мне ничего не было известно, и я выбрался к условленному месту на эстонской границе. Мои спутники не вернулись даже через сутки после назначенного часа, и я был вынужден посчитать их погибшими: разбойничьи стаи наших врагов не берут пленных. Я продолжил выполнять возложенную на меня задачу и через неделю добрался до Таллинна – мирного и процветающего города, где полно наших собратьев.

– Итак, – закончил кот, – шанс выйти из блокадной зоны есть! Но, повторяю, это под силу не всем даже из хорошо подготовленных котов. Большинству из вас идти не имеет смысла.

– Ты поведешь нас? – спросила какая-то кошка.

– Поведу сильнейших, – ответил кот.

– Ты хочешь забрать наших кормильцев! Но у нас котята! Мы все слабы! Мы с трудом передвигаем лапы! – наперебой закричали сотни кошек.

Кот Степан дождался тишины, окинул своим львиным взором собрание и сказал коротко:

– Я знаю. Решайте сами. – И он сошел.

Наступила страшная и долгая тишина. На трибуну вновь поднялся рыжий интеллигентный кот. После докладов Вильгельма и Степана кот несколько изменился и стал суровей. Он вскинул подозрительный взгляд и принюхался.

– Крысы побеждают, – сказал он, – скоро они овладеют городом, и тот, кто не сможет уйти, будет убит ими даже раньше, чем умрет от голода. Но это война. – Он замер. – Нам неизвестны причины, по которым люди здесь решили уничтожить себя. Уже два года наш город завален их трупами. Но нам нужно бороться за спасение нашего рода. И сегодня мы должны дать возможность уйти тем, кто еще может это сделать. Этот опытный товарищ согласен их повести.

Снова тишина. Кот спрыгнул, и на его место вновь взошел старый Вильгельм. Взгляд его был печален и даже задумчив.

– Мне тридцать два года, и я старше каждого из вас во много раз, – сказал он и надолго задумался. – Я помню революцию и тяжкие бедствия после нее. В этой стране котам всегда приходилось туго. Но я думал, что хуже уже не бывает. Однако я ошибался. Ныне мы – старики и котята – обречены. Лев Семенович прав, нам лучше не вдаваться в людские дрязги… Когда-то я был личным котом сына предводителя людей. Он был маленьким больным мальчиком, я играл с ним и мурлыкал ему кошачьи сказки, когда он не мог встать с постели. Я… Я любил его, а он меня. И мы были друзьями. Но однажды пришли другие люди, забрали его и убили. – Старик передохнул и взял себя в лапы: – Так я оказался среди вас, в подвалах и чердаках Петрограда. Я не знаю, зачем понадобилось людям убивать маленького больного мальчика. Но понимаете, я и не хочу этого знать. Я отказываюсь понимать такие «веские» причины, по которым можно убить маленького мальчика, которому я мурлыкал сказки. И сегодня я предпочитаю погибнуть от голода и крыс, чем вдаваться в причины, которые люди нашли достаточно вескими, чтобы уничтожать детей и котят. Только так я уберегу свое сердце от соучастия в этом преступлении. Я не могу сохранить свою жизнь. Но я могу сохранить хотя бы свою совесть. – Вильгельм замолчал, а потом сказал: – Теперь разделитесь на тех, кто может сохранить свою жизнь, и тех, кто только совесть.

– Но что делать нам? – сказала тощая облезлая кошка – У нас котята.

Вильгельм тяжело вдохнул.

– Я сказал все. Те, кто не может уйти, пусть сохранят свою совесть.

Кот сошел с трибуны и в собрании поднялся шум.

Кошка, что задала вопрос, пробилась через ряды, ведя за собой полосатого, совсем маленького и пушистого котенка. Она подошла к вернувшемуся с разведки коту.

– Товарищ Степан, – сказал она натужно-приветливым голосом. – Это мой старший котенок, все его братья и сестры слабы, и мы не сможем пойти с вами. Но вы могли бы присмотреть вот за этим. Он здоров и ловок. Возьмите его, пожалуйста.

– Он не пройдет, – сурово сказал кот облезлой кошке.

– Прошу вас! – взмолилась мать. – Возьмите его с собой. У меня есть немного бобов.

– Гражданка! – возмущенно одернул ее кот, – держите себя в руках. Я же сказал, он не пройдет!

Кот встал и пошел прочь. А убитая горем кошка осталась сидеть на месте, глядя ему вслед.

Через полчаса собравшиеся в порту кошки горячо и нежно прощались друг с другом. Они терлись боками, лизали друг друга за ушами и плакали.

Когда беспорядочная колонна котов двинулась в путь, исхудавшая кошка лизнула своего котенка в мордочку, мяукнула пару наказов, взяла его за холку и побежала к голове колонны. Догнав проводника Степана, она опустила котенка на асфальт и подтолкнула лапкой:

– Беги за ним, малыш, и не отставай! Беги же!

Котенок обернулся на мать, та зашипела, и он побежал за Степаном.

– Здравствуйте, – сказал он, путаясь под лапами проводника. – Вы не против, если я побегу рядом?

Кот недобро покосился на пушистый комочек с хвостиком-трубой, но промолчал.

Бои шли в пригороде, и с каждым шагом канонада становилась все отчетливее, превращаясь из равномерного гудения в капель из хлопушек и раскатов грома. Кошачий ручей быстро двигался по аллеям с обложенными мешками памятниками, и в темноте можно было подумать, что это кто-то перегоняет стада. Кошачьи хвосты покачивались над колонной, как штыки на плечах у бойцов. Скоро парки превратились в болотистый лес, и кошки, приспособленные природой для ночной жизни, запрыгали по заросшим жухлой травой кочкам, не сбавляя хода. Некоторые ослабевшие от голода кошки падали в ледяную воду, выскакивали все в тине, встряхивались и, тощие, как скелеты, ощетинившись сосульками, двигались дальше.

Фронт приближался, и сквозь сосновые стволы стало видно зарево, вспарываемое розовыми вспышками, за которыми следовали трескучие раскаты грома. Не так давно здесь шли бои. Из затянутой тиной воды выглядывали сапоги и цепкие бледные кисти мертвецов, обрамленные рукавами шинелей.

Много деревьев было повалено, некоторые расщеплены, сломаны или вырваны с корнем. После города мертвецов сладковатый запах болот казался зверушкам свежим, они принюхивались и часто порывались остановиться, но их вожак мчался и давал понять, что передышек делать не собирается.

Котенок старался не отставать, но когда начались кочки, он с первым же отчаянным прыжком плюхнулся в воду. Он перепугался, что утонет, дернулся вверх, и его головка показалась на поверхности. Над ним пролетали кошка за кошкой, а иногда и по две сразу. Он поплыл к той кочке, на которую все скакали, и стал карабкаться на нее. Вдруг кто-то из котов схватил его за холку, и котенок стал совершать головокружительные перелеты с кочки на кочку в чьих-то мягко сжатых зубах.

Кошки выскочили из болотистого леса и кинулись вверх по склону лесного холма. Котенка выпустили, и он шмякнулся на покатую землю с сырой прошлогодней листвой. Он так и не увидел того, кто вытащил его из болота.

– Бежим, малыш! – сказал, не останавливаясь, какой-то кот. – Ты можешь отстать и остаться один.

Котенок во весь опор помчался вперед, обгоняя взрослых, и вскоре почти нагнал предводителя. Степан достиг вершины лесистого перевала и замер над мерцающим за краем холма небосводом.

– Стоять! – закричал он кошкам, и те рухнули, облепив собою склон горы. Котенок лежал в первых рядах, и Степан казался ему громадным, как монумент. Позади него грохотала и сверкала война, а перед кошками гордо двигалась могучая темная тень вожака.

– Слушать меня внимательно! – приказал кот-предводитель. – Скоро перед вами откроется фронт. Он шумный и страшный. – От этих слов по спине у котенка пробежали мурашки. – Но знайте, его грохот не против вас! Это одни люди пугают им других людей. А до вас им нет дела. Я не буду давать много советов: вы забудете их, как только выйдете на линию огня. Ведите себя так, будто за вами гонится разъяренный пес. Двигаться нужно зигзагами, во весь опор, без оглядки и прямо навстречу огню. Вы – звери, и вы без всяких инструкций знаете, как вести себя при любой опасности. Когда окажетесь на той стороне, не прыгайте в окопы, быстрее прорывайтесь в тыл. Бегите до тех пор, пока война не останется далеко позади. Потом лесом пробирайтесь на запад, к небольшой реке, которая течет в глубоком-глубоком овраге. Идите по ее течению к заливу, пока не наткнетесь на взорванный мост. Я буду ждать вас под ним до завтрашней темноты. – Степан хищно мотнул головой, кажется, слегка зарычал и вдруг рявкнул: – А теперь вперед!