– Кто это? – Нестан раскрыла рот, держа стул в руках.

Тариэл взмок и удивленно, нет, испуганно, смотрел то на одну, то на другую гостью.

– Э-э, не знаю, – сказал он самое первое, что пришло в голову. – Точнее она, то есть он, не мой.

– А чей?

– Школьный.

– Школьный?

– Да, школьный, школьный стенд для стрельбы в тире.

– Вас учат стрелять по женщинам?

– Да ладно тебе, они же неживые, – выпутывался юноша. – И, в конце концов, это же война, а не детский сад.

– А почему у нее завязаны глаза?

– Ну… Чтобы не страшно было…

– Ей?

– Ну да, ей, – замялся парень. – И нам.

– Ну, ладно, убирай ее. В любом случае, одна из нас здесь лишняя.

– Вообще-то я серьезно. Одно дело стрелять по картонкам, совсем другое – по выпуклым формам.

– Да, формы что надо, – подтвердила Нестан.

Делая вид, что не понял ее сарказма, юноша покивал, пожал плечами и стал запихивать манекен обратно.

– У меня тут кое-что есть, – сказала Нестан.

– Что?

– Я купила пирожные к чаю.

– Отлично! – суетясь, сказал Тариэл. – Я сейчас получу кипяток. Ой! Слушай, а я тоже купил к чаю пирожные!

– Вот здорово! – воскликнула Нестан. – Ты угостишь меня своим любимым, а я тебя – своим.

– Ага, – сказал юноша и скрылся в буфетном закутке.

Оттуда он вынес две облупленные эмалированные кружки, из которых вился пар. Следом он притащил тарелочки, ложки и банку с чаем из сухпайка.

– Трофейная, – похвастался он.

– А не отравленная? – Нестан подозрительно, как мину, подняла квадратную жестянку. – А то дэвиане – народец хитрый, да и юмор у них жестковатый.

– Не знаю, не знаю… Но я уже пил, – бросая заварку щепотками, пожал плечами юноша. – А насчет юмора, так тут мы их точно перещеголяли. Вот был у меня один случай на передовой. Пошли мы с товарищами на разведку. Ползем, значит, через нейтральную линию, ракеты сверкают, пули над нами свистят. Ну, я и думаю: а что если мы сами этих гадов в атаку поднимем? Вышли на их позиции, разделились, расползлись на расстояние между отделениями и дали из ракетниц красный свет, по которому дэвиане в атаку ходят. Эти придурки повыскакивали, наши их из пулеметов косят, а их командиры уже назад в свистки дуют. Так вот: десять метров ложной атаки, человек тридцать на земле. Это называется диверсионная провокация.

– А тебе не жалко убивать людей? – спросила Нестан.

– Каких людей? – удивился Тариэл. – Это не люди. Это враги.

– Но они тоже ходят, испытывают боль. Их матери плачут.

– Странные вы, девчонки, народ, – поморщился Тариэл. – Вот сегодня тоже одна у нас в классе, чуть со страху не померла, пока в озеро предателя отправляла.

– Как это?

– А вас что, еще не водили в лагерь к озеру?

– Каджей это не касается, – сказала Нестан с достоинством.

– Почему?

– Каджей не бросают в озеро, их изгоняют за пределы родины, – сказала она. – Ты что, не знаешь?

– Я не только знаю, но и сам за оградой встречался с твоими друзьями, – похвастал Тариэл.

– Они не мои друзья, они предатели родины и осквернители Великого дара Змея, – серьезно сказала Нестан.

Они на время замолчали. Именно в этот момент юношу впервые задела мысль о будущей судьбе возлюбленной, ведь ее готовили в каджи.

– А ты что, действительно собираешься стать каджем?

– Ну конечно, ведь это такая честь, – машинально ответила Нестан, смотря в сторону. Похоже, слова Тариэла о встрече с изгоями ее задели.

– Но… Но ты… Ты такая красивая, – робко начал он. – А каджи, они…

– Что?

– Ну, они другие, – мягко вывернулся юноша.

– Да, они другие. Они лучше. Мы этого не понимаем. Мы печемся о своей плоти. А они забывают обо всем ради пользы отечества. Мой отец днем и ночью думает только о великой победе. Бывает, я застаю его ночью за работой с бумагами. А однажды… – в изменившемся голосе Нестан зазвучало тщеславие, – Наверное, я не должна об этом никому рассказывать. Но тебе, тебе мне хочется рассказать. Однажды ночью у нас дома зазвонил телефон. Никто не подходил, папа крепко спал, и я сняла трубку. И… – Нестан сладостно улыбнулась и молитвенно сложила руки, смотря в потолок. – И со мной заговорил такой приятный-приятный голос: чистый, певучий, даже с каким-то стихотворным ритмом. Он сказал: «Я искренне извиняюс-с за столь поздний звонок, но дело государственной важности. Могу ли я попросить вас-с, пригласить досточтимого начальника Хсема?». Я, дура, говорю: «Конечно-конечно, минуточку, а кто его спрашивает?» А в ответ: «Дэв».

Тариэл, несмотря на свою природную невозмутимость, выпучил глаза и сглотнул.

– Змей? – не веря своим ушам, выдохнул он.

– Да, – сверкая глазами и ослепительно улыбаясь, подтвердила Нестан.

– И что? И что дальше?

– Ну, я побежала на второй этаж в папину спальную, набросилась на него, начала трясти и орать: «Папа, проснись! Проснись!» Папа подскочил и побежал вниз. А я побрела следом, чтобы посмотреть, как мой папа разговаривает с Великим драконом. Но папа решил, что нас снова бомбят, и скрылся в убежище под домом. Я смотрю в панике, трубка лежит, и там ЖДУТ! Я бегом за папой, хватаю его за края ночнушки и волоку наверх, говорю: «Папа, ты с ума сошел, там же наш Великий Змей ждет, в телефоне!» Отец, наконец, сообразил, перепрыгнул через меня и рысью к трубке… Да-а, потом меня в наказание за суматоху неделю гулять не пускали.

– Надо же, – заключил юноша. – Ты, наверное, единственная из всех с самой школьной скамьи начала общаться со змеем…

– Нет! Не со школьной, я тогда еще в садик ходила, мне было лет шесть.

– Ну, это уже совсем невероятно. Не всякий кадж может этим похвастаться.

– Это точно, – согласилась Нестан и они надолго замолчали, уплетая пирожные.

– Тариэл, – интимно начала она, – а ты разговаривал с каджами? Ну, там, снаружи.

– Конечно, даже давал им пинка, – снова преувеличил он свои подвиги.

Глаза ее помрачнели и наполнились смущением.

– Какие они?

– Тупые и голодные. Ходят голые, в противогазах, и жрут всякую падаль.

– Бедняжки, – сказала она, сдвинув брови. – Если б ты только знал, как мне их жаль.

– Врагов нельзя жалеть, – бойко сказал Тариэл и произнес очередную фразу командира Цевелика: – Если враг не сдается, его уничтожают.

– Каджей не уничтожают. Убивать каджа – это все равно что покушаться на самого дракона.

– Знаешь, – сказал он проникновенно, – мне кажется, лучше попасть в озеро, чем жить такой жизнью, как они снаружи.

Нестан прикрыла ладонью ротик:

– Ах, неужели там так ужасно?

– Хуже некуда, – чувствуя, что задевает девушку, смаковал Тариэл.

– А может быть, они еще могли бы исправиться? – наивно спросила Нестан.

– Сомневаюсь, – сказал он. – Эти твари даже хоронить разучились. Сдохнет один из них в пустыне и так и валяется, пока не высохнет и не превратится в рваную кожурку.

– Какой кошмар, – сказала Нестан. – Когда же это, наконец, прекратится?

– Когда мы разобьем врага, – уверенным тоном ответил Тариэл.

Они вновь примолкли.

– Может, еще чаю? – спросил хозяин.

– Да нет, я, наверно, уже пойду. Поздно.

– Не уходи! Пожалуйста, – взмолился Тариэл.

– Но мне пора.

– Я… Я хочу тебе кое-что сказать, – его голос задрожал.

– Говори.

– Я… Я тебя люблю.

– Я знаю, – улыбнулась она.

Парень смутился еще сильнее.

– Просто я хотел тебе сказать… Что в тот день когда твое, твое лицо, – он замялся, – твое лицо пойдет чешуйками. В тот день я не вернусь из боя.

Она нахмурилась.

– Значит, ты меня не любишь.

– Нет, наоборот. Это не значит, что я перестану тебя любить. Я буду любить тебя вечно, какой бы ты ни была. Но как только я не смогу видеть тебя такой, как ты сейчас, я не смогу жить. Наверное, я слишком слаб. Или… Или… Несу всякую ерунду.

– Да, не будем об этом, – предложила она деловым тоном. – И мне уже пора.

– Погоди! – одернул он. – Я хочу у тебя кое-что спросить.