Было около половины седьмого, когда Тоби обогнула двухэтажное кирпичное здание, дом № 720 по Олбани-стрит, и въехала на автостоянку. Она миновала три одинаковых фургона, на борту каждого из них значилось: «Штат Массачусетс, Главная судебно-медицинская экспертиза», а затем поставила машину возле служебного входа. Дождь, собиравшийся целый день, все-таки начался, и теперь серебрил темноту пеленой брызг. Был конец октября, темнело рано, и Тоби уже начала скучать по долгим теплым сумеркам, какие случаются летом. Здание напоминало мавзолей из красного кирпича.

Склонив голову, Тоби выбралась из машины под дождь и пересекла стоянку. Едва она приблизилась к служебному входу, как дверь распахнулась. Она удивленно вскинула голову.

В дверном проеме стоял мужчина, его темный силуэт выделялся на фоне горевшего в коридоре света.

— Доктор Харпер?

— Да.

— Я Дэн Дворак. Обычно после шести двери уже заперты, поэтому я ждал вас. Входите.

Ступив за порог, Тоби вытерла глаза, на которые попали капли дождя. Щурясь от света, она всмотрелась в лицо доктора Дворака, соотнося мысленный образ, который возник у нее во время телефонных разговоров, с импозантным мужчиной, стоявшим перед ней. Он был примерно такого возраста, как она предполагала, — сорока с лишним лет, черные волосы пестрели сединой и были взъерошены, словно он то и дело запускал в них пальцы. Его ярко-синие глаза были так глубоко посажены, что казалось, они смотрят из темных пещер. Ему удалось изобразить улыбку, но Тоби почувствовала, что это стоило немалых усилий; на мгновение возникнув на его губах, улыбка сделала Дэна еще привлекательнее, но тут же исчезла, сменившись выражением, истолковать которое Тоби не смогла. Озабоченность? Тревога?

— Почти все уже разошлись, — сообщил он. — Так что сейчас здесь по-настоящему тихо, как в морге.

— Я старалась приехать побыстрее, но мне пришлось улаживать дела с няней.

— Значит, у вас есть дети?

— Нет, это сиделка моей матери. Я не люблю оставлять ее одну.

Они поднялись по лестнице. Дворак шел немного впереди, его белый халат шелестел, обнимая длинные ноги.

— Извините, что не предупредил вас заранее.

— Вы упорно отказывались отвечать на мои звонки, и вдруг у вас возникла необходимость срочно поговорить со мной. Почему?

— Мне нужно ваше профессиональное мнение.

— Я не патологоанатом. Ведь это вы проводили вскрытие.

— А вы осматривали пациента, когда он был еще жив.

Дворак толкнул дверь, ведущую на второй этаж, и двинулся по коридору с такой нервной поспешностью, что Тоби пришлось бежать за ним.

— Была еще консультация невролога, — напомнила она. — Вы с ним говорили?

— Он провел осмотр только после того, как пациент впал в кому. Но при этом сохраняются далеко не все симптомы и признаки. Кома она и есть кома.

— А как насчет Валленберга? Он был лечащим врачом Парментера.

— Валленберг утверждает, что это инсульт.

— И что, это инсульт?

— Нет.

Дворак открыл дверь и включил свет. В кабинете стояли практичный металлический стол, несколько стульев и картотечный шкаф. «Хозяин помещения — настоящий педант», — подумала Тоби, глядя на аккуратные стопки бумаг на столе и ровную шеренгу книг на полке. Чуть больше индивидуальности офису придавал взгромоздившийся на шкаф папоротник да еще фотография на столе. Взъерошенный подросток, щурясь от солнца, держал в руке роскошную форель. Мальчишка был копией Дворака.

Тоби подсела к столу.

— Хотите кофе? — предложил он.

— Я бы предпочла информацию. Что именно вы обнаружили при вскрытии?

— При общем осмотре — ничего.

— Никаких признаков инсульта?

— Ни тромботического, ни геморрагического.

— А что с сердцем? С коронарными артериями?

— Чистые. Честно говоря, ни разу не видел такой чистенькой левой нисходящей передней артерии у человека его возраста. Никаких признаков инфаркта, недавнего или какого другого. Так что сердце здесь ни при чем.

Он сел за стол, всматриваясь в нее так пристально, что Тоби с трудом выдержала этот взгляд.

— А токсикология?

— Прошла всего неделя. Предварительный анализ показал диазепам и дилантин. И то, и другое давали ему в больнице для снятия приступов. — Дворак придвинулся к Тоби. — Почему вы настаивали на вскрытии?

— Я вам уже говорила. Он был вторым пациентом, у кого я видела такие симптомы. Я хотела знать диагноз.

— Расскажите мне про эти симптомы еще раз. Все, что помните.

Тоби было нелегко сосредоточиться под пристальным взглядом его синих глаз. Откинувшись на спинку стула, она уставилась на стопку бумаг на столе. Затем откашлялась:

— Нарушение сознания. Оба попали в неотложку, совершенно потеряв ориентацию во времени и пространстве.

— Расскажите сначала о Парментере.

Она кивнула.

— Парментера привезли на «скорой». Его обнаружила дочь; он бродил по дому, натыкаясь на предметы, и не узнал ни ее, ни внучек. Насколько я поняла, у него были зрительные галлюцинации. Он думал, что может летать. Когда я осмотрела его, никаких следов травм не обнаружила. Что касается неврологии, то единственное, что Парментер не смог сделать нормально, — это поднести палец к носу. Сначала я решила, что это, возможно, мозжечковый инсульт. Но были и другие симптомы, которые я не могла объяснить.

— Например?

— Похоже, у него нарушилось зрительное восприятие. Он не мог оценить, насколько далеко я нахожусь. — Тоби замолчала и нахмурилась. — А! Вот почему он говорил о карликах.

— Что, простите?

— Парментер жаловался, что у него в доме карлики. Похоже, он имел в виду своих внучек. Им примерно по десять лет.

— Так, значит, нарушение восприятия и признаки поражения мозжечка.

— Еще были судороги.

— Да, я видел, вы отметили это в записях. — Дворак взял со стола папку и открыл ее. Тоби увидела фотокопию карты пациента из клиники Спрингер. — Вы пишете о фокальных судорогах верхней правой конечности.

— За время пребывания в больнице приступы то возникали, то прекращались, несмотря на противосудорожные препараты. Во всяком случае так мне сказали медсестры.

Дворак пробежал глазами записи.

— Валленберг их почти не упоминает. Но я вижу, здесь назначен дилантин. Подписано им. — Он посмотрел на Тоби. — Очевидно, вы правы насчет судорог.

«А почему я должна быть не права?» — с внезапным раздражением подумала она. На этот раз она склонилась к собеседнику:

— Почему вы просто не расскажете мне о том, что накопали?

— Я не хочу сбивать вас. Мне просто нужны ваши воспоминания.

— Если вы будете говорить прямо, мы оба сэкономим кучу времени.

— Вы торопитесь?

— Доктор Дворак, у меня сегодня выходной. Я могла бы сейчас заниматься домашними делами.

Некоторое время он молча глядел на нее. Затем откинулся на спинку и тяжело вздохнул:

— Послушайте, я прошу прощения за уклончивость, но дело в том, что я довольно-таки сильно ошарашен.

— Чем?

— Мне кажется, мы имеем дело с инфекционным возбудителем.

— Бактериальным? Вирусным?

— Ни то, ни другое.

Тоби нахмурилась:

— Каким же тогда? Речь идет о паразитах?

Дворак поднялся.

— Пойдемте-ка в лабораторию. Я покажу вам срезы.

Они спустились на лифте в цокольный этаж и вышли в пустынный коридор. Был восьмой час. Тоби знала, что в морге должен оставаться на дежурстве кто-то еще, но в тот момент, когда она шагала по безмолвному коридору, ей казалось, что, кроме них с Двораком, в здании нет ни души. Он провел ее в какое-то помещение и включил свет.

Вспыхнули флуоресцентные лампы; резкий свет бликами отразился от гладких поверхностей. Тоби увидела холодильник, раковину из нержавеющей стали и стол, на котором громоздились измерительное оборудование и компьютерный монитор. На полке выстроились банки с человеческими органами, погруженными в консервант. В воздухе висел неистребимый запах формалина.