У него был ключ, но вместо того, чтобы воспользоваться им, он трижды постучал в дверь. Потом еще, на этот раз громче. Он уже готовился снова стучать, как вдруг дверь приоткрылась. В щель он увидел Дженни – и темную комнату за ее спиной.

– Оставь меня, Майкл. – В полумраке Дженни сама была немного похожа на призрак. – Мне надо поработать. Я не могу даже запретить тебе дожидаться меня, сил совсем нет. Пожалуйста, оставь меня.

Голос у нее был ломкий, в нем звучала безмерная усталость и еще что-то, некое беспокойство, заставлявшее делать нервные паузы между словами.

– Впусти меня, Дженни, – брякнул Майкл. Он тоже устал, да еще приходилось тратить остатки сил, чтобы казаться спокойным. – Надо поговорить.

Дженни молча глядела на него, и ему вдруг стало ясно, что ее мучает не только беспокойство, но и страх, и он устыдился беззастенчивости, с которой преследовал ее. Кожа вокруг губ и глаз Дженни была белее яичной скорлупы, но щеки рдели лихорадочным румянцем. Вся она была как натянутая струна.

– Мне надо поработать, – повторила она, неловко оступилась, и Майкл заметил, что одна нога у нее разута. – И говорить нам не о чем.

В его сторону Дженни не смотрела. Казалось, она беседует со стеной левее его головы. Майкл подавил в себе желание взять ее лицо в ладони, приблизить к своему лицу, чтобы у нее не было выбора – смотреть на него или нет, чтобы она узнала его, чтобы, черт возьми, впустила в кабинет!

Собрав волю в кулак, чтобы не сорваться, Майкл медленно и осторожно надавил на дверь рукой – не ломясь внутрь, а лишь давая Дженни понять, что стоит ему захотеть, и он войдет без ее разрешения. Она должна знать, как беспомощны ее попытки отгородиться от него. Конечно, дверь была основательная, дорогая (как и любая вещь у Керни), но в своем теперешнем состоянии Майкл мог бы высадить ее, словно хлипкую фанерную.

– Я так не думаю, – возразил он.

– Нет.

В глазах Дженни горел тот же лихорадочный огонь, который жег ее щеки; она сильнее налегла на дверь со своей стороны, будто боялась, что Майкл возьмет ее штурмом.

– Майкл, я, правда, очень устала сегодня. Извини.

– Черт побери, Дженни! – Майкл говорил тихо, но в его голосе слышалась свирепая сила, разбуженная волнениями минувшей ночи. – Поговори со мной. Я ничего плохого тебе не сделаю.

Наконец его слова дошли до нее, и кровь отхлынула от лица.

– Ладно, – безучастно согласилась она, не отступая от двери. – Но только, пожалуйста, покороче. Я устала.

Майкл знал, что она не лукавит. Она действительно выглядела безмерно, нечеловечески усталой. Ее глаза были обведены темными кругами, плечи поникли, словно у нее не оставалось и крупицы силы, чтобы держаться прямо. Жалость жгла изнутри Майкла, лишала его необходимого хладнокровия: Дженни была такая хрупкая. Но вот он вспомнил, отчего она устала, вспомнил, что всю ночь она провела в объятиях другого, и жалость превратилась в злобу.

– За тобой должок, Дженни, – стиснув зубы, проскрежетал он, побелевшими пальцами сжимая край двери. – Ты знаешь, какой.

– Неужели? – Дженни надменно подняла брови, и необходимость защищаться придала ей сил. – Ты о чем?

– О том, что я отпустил тебя к Клер одну.

– Ты отпустил меня?

– Именно, – язвительно отозвался он.

Майкл успел забыть, какими высокомерными умели быть Керни, если их рассердить. Дженни прикрыла ставшие ледяными глаза, брови поднялись еще выше в гримаске сдержанного презрения. Сейчас она была очень похожа на Клер, если бы не губы. Они слегка вздрагивали, и Дженни пыталась скрыть это, закусив уголок рта с беззащитным выражением, которого никогда не было у Клер.

– Что-то не припомню, чтобы ты назначал цену за свою добрую волю, – отчеканила она, обдав его непримиримым холодом. – Не припомню, чтобы я соглашалась купить себе свободу передвижения.

Купить? Майклу захотелось что-нибудь сломать. Он смотрел на дверь и прикидывал, станет ли ему легче, если он разнесет ее в щепки. Черт бы ее побрал, она нарочно переиначивает его слова.

– Я не о плате говорю, Дженни, и ты это прекрасно знаешь, – заговорил он, стараясь не выйти из себя. – Я о доверии. И о благодарности.

Фамильная усмешка Керни исчезла с лица Дженни, сменившись чем-то более настоящим, но тоже далеко не благосклонным. Праведный гнев, благородное негодование горели в глазах Дженни.

– Отказываюсь благодарить за дарованную свободу, – голос Дженни срывался, слезы ярости блестели на ресницах, – которую ты не имел права отнимать у меня.

– Дженни!

Майкл покрутил головой, его собственный гнев немного остыл под натиском гнева Дженни. Откуда все это взялось? Ведь она была ему благодарна, по крайней мере, тогда. Даже вроде бы поняла, в каком трудном положении оказался он сам, связанный словом, данным Артуру Керни, и все-таки согласившись помочь ей вопреки своим обязательствам. Что случилось, что превратило милую Дженни, доверчиво обнимавшую его, в разъяренную молодую женщину, которой он не знал?

– Так я твоя должница? Ладно, я отплачу тебе добрым советом. Брось это дело. Вы с отцом думаете, что Клер опять уперлась из-за пустяков, но вы не правы. Она сбежала от Алекса, потому что боится его, не верит ему и не вернется назад, пока не узнает точно, на что он жил все эти годы.

Майкл нахмурился: слова Дженни его удивили. Все эти годы? Что там Клер навыдумывала?

– О чем ты?

– А мне казалось, ты случайно в курсе, – с тонкой иронией откликнулась Дженни. – Алекс должен деньги – очень много денег – твоим друзьям Митчеллам.

Этого Майкл совершенно не ожидал услышать, и некоторое время молчал, приходя в себя от потрясения. Он готов был к чему угодно, но такое. Он много лет ничего не знал о Митчеллах, но лица их видел во сне. Чего ради Алекс связался с этими подонками? Что бы там ни было, Клер и Дженни определенно следовало держаться подальше от таких людей.

– Слушай, Дженни, – твердо сказал он, накрыв ее пальчики своей ладонью. – Если здесь замешаны Митчеллы, то дело дрянь.

Дженни отдернула руку так резко, что просторное легкое платье соскользнуло с ее плеча.

– Ну да, – ответила она язвительно, – и я о том же.

– Дженни, если дело в них, вам с Клер одним не справиться, это просто безумие. Вам понадобится помощь.

– Нам есть, кому помочь, – холодно ответила она, движением плеча поправляя платье. – Ты не единственный в мире частный детектив, Майкл.

– Отлично. Замечательно.

Майкл не стал обращать внимание на попытку задеть его. Ему было не до обид: он покрылся холодным потом при мысли о том, что Дженни попытается перейти дорогу Митчеллам.

– Позволь я тоже помогу вам.

– Ты? – неприятно рассмеялась Дженни. – Ты на другой стороне, разве забыл? Ты ведь уже обещал моему отцу заарканить Клер и вернуть ее домой. – Она прищурилась. – И, кроме того, я тебе не верю.

Не то чтобы Майкл этого не знал. Конечно, знал уже шесть лет. Но почему-то именно сегодня, после всего, что произошло между ними в последние дни, он решил, что это уж слишком. Самообладание покинуло его, он выругался, плечом распахнул дверь, вошел и обеими руками схватил Дженни.

– Почему, черт возьми?

Гнев и обида душили его, мешая говорить членораздельно.

– Почему?

Дженни только смотрела на него, и ее упрямое молчание распалило его еще больше.

– Почему?

Ему хотелось тряхнуть ее посильнее.

– Я до смерти устал от твоих уколов исподтишка, Дженни. Давай в открытую. Почему ты меня так ненавидишь? В чем я виноват?

– Виноват? – Дженни смутилась. – Я не знаю в чем, только не могу понять… – она говорила как-то странно; обычно мелодичный, ее голос сейчас был лишен всяких интонаций, и, казалось, она совсем забыла о своих синяках, хотя руки Майкла могли причинить ей боль, – я не могу понять, где ты взял деньги, чтобы открыть сыскное агентство. Клер рассказала мне, что ты там, в Сиэтле, большой человек, и она не думает, что ты мог позволить себе подобную роскошь, имея только часть страховки Кина.