Уже в сотый раз Джейд подумала, что не следовало уступать уговорам Колта и Кит и покупать ранчо вблизи Валенсии, хотя она и признавала, что это был один из прелестнейших уголков Испании. У нее захватывало дух при виде изобилия апельсиновых, лимонных, миндальных и оливковых, а также гранатовых деревьев и пальм.

Их дом был построен во времена Сида, самого знаменитого героя-рыцаря в истории Испании. Роскошное дворцовое сооружение имело внутренний сад с террасами, выложенными мозаикой и окаймленными кипарисами и миртовыми деревьями. Вокруг витал аромат жасмина и роз.

Прямо из дома открывался прекрасный вид на аквамариновые воды Средиземного моря, а находящийся позади дома земельный участок идеально подходил для выращивания лошадей и крупного рогатого скота. Колт, правда, для подобного рода занятий временем не располагал, хотя и старался планировать свою работу в Мадриде так, чтобы насладиться миром и покоем в собственном доме.

Это был воистину рай, хотя Джейд все еще сомневалась в целесообразности воспитания Кит именно здесь, в простой обстановке, с которой бы та никогда не встретилась в космополитической атмосфере жизни в американском посольстве. Здесь Кит, несмотря на запрет, иногда ездила верхом с работниками с соседнего ранчо Фрезира. Джейд не нравилось, что Кит повсюду следует за ветеринаром Фрезиром, хотя против него лично она ничего не имела. Он был довольно приятным американцем, который решил обосноваться в Испании, получив здесь землю в наследство от дальнего родственника.

Джейд считала, что подобное времяпрепровождение непристойно для юной девушки царских кровей – кровей рода Романовых. Она просила Колта отдать Кит в пансион благородных девиц, но он с ней не согласился, поскольку против этого была Кит. Их дочь умела обводить своего папочку вокруг пальца! Впрочем, не без помощи матери Колта.

Джейд восхищалась Китти Колтрейн и уважала ее. Но взгляды их порой не совпадали. Особенно когда Китти излишне откровенно высказывала мнение, что Кит следует разрешить жить собственной жизнью по своему выбору. Джейд неоднократно давала свекрови понять, чтобы Китти не учила ее, как воспитывать дочь. Однако Китти высказывала, когда считала нужным, свои идеи… и неизменно принимала сторону внучки.

Когда Джейд делилась своими тревогами с Колтом, тот лишь смеялся и говорил, что по рассказам отца его мать, Китти, всегда поступала так же. Кит – копия Китти Райт Колтрейн, и это не так уж плохо.

Джейд нехотя соглашалась с ним, полагая, однако, что, когда его мать была молода и жила на небольшой ферме в Северной Каролине, все обстояло совсем иначе. Джейд очень хотелось, чтобы ее собственная дочь была более утонченной.

Лет десять назад Джейд не хотела уезжать из Нью-Йорка в Испанию. Ей нравилась нью-йоркская жизнь. Она успешно вела собственную студию балетных и салонных танцев, наслаждалась своей семьей, ходила в церковь и с удовольствием занималась благотворительностью. Она считалась одной из самых уважаемых светских дам, и ей это льстило. Приглашение на званый вечер в особняк Колтрейнов было таким же предметом зависти, что и предложение провести уик-энд в их элегантном доме в горах Катскилл. В свою очередь, Джейд и Колт стояли неизменно в числе первых в списках гостей на светских раутах от Нью-Йорка до Белого дома.

Однако, получив лестное предложение занять пост эмиссара в Испании, Колт решил принять его, несмотря на обострившуюся международную обстановку: после нескольких месяцев напряженности между Соединенными Штатами и Испанией вспыхнула война. Когда в октябре 1898 года президент Уильям Мак-Кинли убедил отца Колта, Тревиса, вернуться из отставки к активной деятельности и занять пост специального советника на мирных переговорах в Париже, всю семью охватило беспокойство: не обернется ли такая работа для него стрессом? Тревис Колтрейн, однако, все протесты пропустил мимо ушей. Он был человеком совести и долга, и коль скоро посчитал, что страна нуждается в нем, намеревался наилучшим образом послужить ей. Правда, он попросил, чтобы в этой миссии его сопровождал его единственный сын, также опытный дипломат.

Увы, опасения семьи оправдались: десятого декабря 1898 года, в тот самый день, когда был подписан положивший конец войне Парижский мирный договор, Тревис Колтрейн умер от сердечного приступа.

Колт тяжело переживал смерть отца, и Джейд посчитала, что назначение в Испанию поможет ему наладить собственную жизнь. Она отбросила прочь сожаления и сомнения, связанные с отъездом, – она любила мужа.

Все сложилось хорошо. Колт стал одним из наиболее уважаемых иностранных правительственных эмиссаров, аккредитованных в Испании. Их жизнь здесь оказалась достаточно приятной, но когда Кит повзрослела, Джейд поняла, что, если она не сможет убедить дочь поступить в пансион благородных девиц, они должны подумать о возвращении в Нью-Йорк, где Кит сможет получить образование и вести светскую жизнь, соответствующую положению семьи.

Кит яростно воспротивилась этому, утверждая, что, если ее брат, Тревис, живет во Франции вместе с бабушкой Китти, тогда и она вправе наслаждаться Европой. Кит предпочитала тому, что она пренебрежительно называла «нудными девичьими занятиями», езду верхом и игры на свежем воздухе.

Поскольку Джону Тревису нравилось жить с бабушкой, Джейд неохотно уступила сыну при условии, что лето он станет проводить дома. Джон согласился, и они все зажили тесной компанией. К тому же Китти воспитывала еще одну свою внучку, точнее, падчерицу Мэрили. Очень давно, в мрачную пору жизни Китти и Тревиса, Тревис, полагая, что Китти уже нет в живых, женился на даме из штата Кентукки по имени Мэрили Барбоу, которая умерла в родах, оставив девочку Дани, ставшую впоследствии матерью Мэрили.

Всякий раз, когда Джейд вспоминала о Дани, к ее горлу подступал комок. Дани росла милой, нежной, ласковой девочкой. Она вышла замуж за близкого друга Джейд – Драгомира Михайловского. Между ними царила редкая, особая любовь, омраченная лишь неспособностью Дани выносить ребенка до положенного срока. Но позже – точнее, на другой день после смерти своего отца – Дани родила красивую и здоровую девочку и… последовала за ним в могилу.

Джейд обещала Дани, что она воспитает ее дочь как своего собственного ребенка, но Китти настояла на том, чтобы девочку отдали ей. Как можно было отказать ей в просьбе, все еще горько переживавшей смерть Тревиса? Несмотря на разногласия из-за Кит, Джейд испытывала глубокую привязанность и уважение к свекрови.

Что же касается Драгомира, то он так и не оправился после смерти жены. Он вернулся в Россию, чтобы в смутные времена помочь царю Николаю, всю жизнь остававшемуся его другом. Хотя Джейд редко получала о нем вести, она часто и с любовью вспоминала Драгомира.

Стук в дверь прервал ее воспоминания. Она, однако, с разочарованием увидела, что то была не Кит, а горничная Карасиа.

– Вы нашли ее? Кто-нибудь из слуг видел ее?

Карасиа уставилась в пол и нервно теребила длинную крестьянскую юбку.

– Да. Я, сеньора, нашла ее. Но она просила передать вам, что прийти сейчас никак не может. Сказала, что ей жаль, что вы опоздаете на поезд, но поделать ничего нельзя. Сеньорита умоляет вас простить ее.

Глаза Джейд расширились от удивления.

– Ты имеешь в виду, она отказывается прийти?

– Да, – прошептала Карасиа и кивнула.

– Но где она? – взорвалась Джейд.

– В конюшне. Кобыла, которую дал сеньорите ветеринар, жеребится… У нее большие трудности. Сеньора Фрезира найти не удалось. И сеньорита Кит принимает роды сама, а то кобыла подохнет.

– О Боже! Я же говорила ей, что она должна вернуть лошадь, что ее не надо держать здесь.

Карасиа подняла подбородок, словно показывая свою лояльность хозяйке и подруге, Кит:

– Сеньорита Кит любит лошадей. Она очень хотела бы иметь лошадь.

Джейд холодно взглянула на девушку, не собираясь обсуждать со служанкой свои личные дела. Пройдя мимо нее, она поспешила по дорожке, ведущей через рощу лимонных деревьев к конюшне. У открытых дверей она увидела Джулио, младшего сына одного из слуг, который со страхом пропустил ее внутрь.